Роберт Джирарди - Неправильный Дойл

• Название: Неправильный Дойл
• Автор: Роберт Джирарди
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008

Вниманию читателя предлагается роман американского писателя итальянского происхождения Роберта Джирарди, автора книг «Призрак Мадлен» (1995) и «Дочь пирата» (1997). Центральный герой повествования – далекий потомок ирландского пирата Финстера Дойла рядовой американец Тим Дойл, в необычных перипетиях судьбы которого то и дело напоминает о себе его авантюрно-романтическое происхождение. Тим, бродяга, бабник и выпивоха, застуканный женой в момент супружеской измены, оставляет ее и сына в Испании и уезжает с любовницей в Париж, откуда спустя четыре месяца, застукав любовницу с ее любовником-арабом, уезжает домой в Америку. По возвращении в Новый Свет он обретает неожиданное наследство в виде Пиратского острова с якобы зарытыми там несметными сокровищами и полуразрушенной площадкой для мини-гольфа. Попытка обустроиться на новом месте встречает отчаянное сопротивление неведомых Тиму недоброжелателей: вслед за угрозами, поджогом и перестрелкой ему подкидывают труп опоссума, в убийстве которого он затем оказывается обвинен чиновниками из Службы рыбного и охотничьего хозяйства. Стремление раскрыть тайну наследства вовлекает героя в череду трагикомических ситуаций и знакомит с вереницей экстравагантных персонажей, среди которых – классически образованный деревенский механик Тоби, ирландский гангстер-гомосексуалист О'Мара и гламурная трэш-дива Мегги Пич… Гротескные характеры и экстравагантные обстоятельства книги представляют читателю своеобразный иронический каталог стереотипов американской культуры, раскрывая их глубинные исторические истоки.

---

– Да?

– Помнишь то старое ружье Мегги? Это был констебль Смут.

– Чего? – в полусне переспросил Дойл.

– На твоем месте я бы зарядил его, положил возле кровати и приготовился, потому что твоя смерть первая в их списке, приятель. Я тебе скажу почему. Нашего пациента, стрелка, больше нет.

– То есть он умер? – Дойл почувствовал, как в желудке разверзлась бездна.

– Насколько нам известно, нет, – сказал констебль. – Скажем так, он исчез. Пропал. Нет его.

Потом он рассказал Дойлу, что произошло два часа назад в больнице Дрейтона. Возле отделения «скорой помощи» остановилась неотложка, к дежурному посту подошли четверо мужчин, переодетых санитарами. Они предъявили бумаги для перевозки стрелка, сообщив, что из соображений безопасности его переводят в частную клинику в Делавэре. Бумаги вроде бы были в порядке, у медсестры не было причин проверять их подлинность. В конце смены она зашла убрать палату, увидела покачивающуюся капельницу с глюкозой, залившей весь пол, и что-то заподозрила. Полиции она потом сказала, что у одного из мужчин был смешной акцент. Может быть, ирландский.

– Они просто вытащили иглу из руки ублюдка и увезли его, – сказал констебль. – И теперь я хочу, чтобы ты был совершенно честен со мной, Дойл. Тебя что-нибудь связывает с ИРА? Что бы здесь ни происходило, очевидно, что во всем замешаны ирландцы.

– Да я даже не бывал в Ирландии, – раздраженно сказал Дойл.

– Это ни хрена не значит, – сказал констебль. – Куча итальянских мафиози никогда не были в Италии. Ты же ирландец, разве нет? Дойл, это же ирландская фамилия, так?

Дойл вздохнул.

– Я с острова Вассатиг, – сказал он. – Я американец.

Казалось, констебль ничего не слышит.

– Определенно, в распоряжении этих людей огромные средства. Наемные убийцы, машины «скорой помощи», фальшивые документы, поддельная спецодежда. Господи Исусе, это целый заговор. И теперь я считаю, что это точно ИРА.

– Пару дней назад вы думали, что это «Королевская кола», помните? – уныло спросил Дойл.

– Очень может быть, – сказал констебль и повесил трубку.

Дойл положил трубку на аппарат и, пытаясь унять дрожь, тяжело оперся о барную стойку. Вот теперь он действительно почувствовал себя слабым и совершенно беззащитным. Это чувство, это ощущение полной беспомощности захлестнуло его, застряло внутри, заметалось в животе, как опоссум во время течки. По спине побежал холодок, во рту пересохло. Он оказался тем дураком, который карабкается по дереву все выше и выше, пока кто-то внизу пилит ствол. Вот дубина!

8

Происхождение смокинга было туманно; двубортный, с подплечниками и шелковыми отворотами, он позеленел и лоснился от времени. На плечах и рукавах красовалась симметричная россыпь дырок от моли. Бак надел его по серьезному поводу только однажды – на официальную вечеринку, организованную Фоем Уиткомбом в Виккомаке по случаю победы Гарри Трумэна на выборах в Белый дом в 1948-м. С тех пор, если не считать одного раза, когда Бак в шутку напялил его в канун Нового года, смокинг так и висел в шкафу.

Самые заметные пятна Дойл отчистил тряпочкой, смоченной в промышленном растворителе. Потом Мегги погладила и накрахмалила его, и смокинг стал жестким, как доска, источая характерный аромат, который Дойл вряд ли мог назвать приятным. Он надел ветхую сорочку со складками, поникший галстук-бабочку и осторожно прошелся, чтобы старая ткань не треснула по швам.

– Ты похож на того парня в театре, ну, знаешь, у которого половина лица, – сказала Мегги.

– Это кто?

– Ну, знаешь, про него еще сделали музыкальную пьесу в Нью-Йорке. Этот парень живет в подвале театра, а потом похищает эту певицу, которая…

– «Призрак оперы», – сказал Дойл, чтобы она заткнулась.

– Ara, – усмехнулась Мегги, – точно.

Она проводила Дойла до парковки. Он сел в «кадиллак» и опустил верх. Мегги с самодовольной улыбкой навалилась на стекло.

– Что? – раздраженно спросил Дойл.

– Ничего, – ответила она. Потом отвела взгляд, и на ее щеках появился легкий румянец. – Будь с ней осторожен, – сказала она, обращаясь к лесу. – Когда дело касается женщин, ты, сам того не замечая, становишься тупицей. Она же сумасшедшая. Я видала таких. Иногда это неплохо – быть слегка не в себе, но у нее это чересчур. Черт, она прикончила три мартини, а ведь не было и десяти утра, и хотела еще. И разговаривает все намеками да насмешками.

– Тебе не обязательно предупреждать меня по поводу Брекен, – сказал, улыбаясь про себя, Дойл. – Я знаю, насколько она ненормальная. Я встречался с ней в колледже. Вообще-то я целый год жил с ней в Нью-Йорке. Вся семейка Диеринг безумная, уже двести лет как безумна. И все в округе Вассатиг знают об этом, разве нет?

– Да, но только ты настолько глуп, что тебя это не волнует, – сказала Мегги. И с этими словами она отошла от машины и скрестила руки на груди.

Дойл вырулил с парковки на Бич-роуд и двинулся через дамбу на материк. Последние желтые лучи еще освещали заросшие тростником островки в канале. Когда он повернул на юг и поехал по автостраде к Виккомаку, вокруг деревьев уже сгущалась темнота.

9

Странные огни мелькали в траве, словно отсветы древних индейских костров. Дойл выехал на частную дорогу Диерингов, с обеих сторон окаймленную вьюнками и огромными реликтовыми папоротниками, зловеще выступающими в неверном свете фар.

Когда-то семья Диеринг считалась одной из самых выдающихся в Виргинии, стояла почти во главе списка, который включал такие прославленные фамилии, как Вашингтон, Ли и Джефферсон. Полковник Броуди Диеринг, родоначальник Диерингов, был неизвестного происхождения, но прибыл в виргинскую колонию с Барбадоса как раз вовремя, чтобы приложить руку к поимке и повешению пирата-многоженца Финстера Дойла. За его роль в этом деле, а также за безжалостное подавление индейских восстаний в районе Аллегейни полковнику Диерингу королевским указом было подарено десять тысяч акров – полоса плодородной необработанной земли в южной части полуострова, между океаном и заливом. Это владение получило название «Сотня[81] Диеринга» – что-то вроде ироничного намека на реальные размеры площади. Оно было основой плантаций и торговой империи, которая в период расцвета экспортировала хлопок, табак, индиго, лес, шкуры и мед в разные уголки мира. Построенная на горбу Людей Диеринга – так называли многочисленных рабов-гулла[82] – и обслуживаемая его личным торговым флотом, эта громадная империя внезапно прекратила свое существование в апреле 1863 года, когда неистовствующие войска северян сожгли все поля, конюшню и другие хозяйственные постройки. Пожалели лишь поместье, устроив там конюшню для кавалерийских лошадей. Послевоенное поколение Диерингов переехало в Ричмонд, оставив опустевшую «Сотню» зарастать кустарником и вьюнком, застывшую, словно вдова, в вечном трауре. Каждое поколение обещало следующему, что забытые поля расчистят и снова засадят, что эта земля вновь даст ростки полезных культур. Обещанное возрождение так и не осуществилось. А эти нынешние Диеринги – слабые мужчины и женщины, ставшие жертвами выпивки, безумия или апатии… Казалось, что их преследует проклятие, причину которого они уяснить не в силах. Брекен была последним хрупким зеленым побегом на иссохшем дереве. Ее отец, брат и мать умерли (самоубийство, самоубийство и рак соответственно), а сестра стала индусской монахиней в одном из ашрамов Уттар-Прадеша.

Дойл прокрутил в памяти долгий, мучительный год их с Брекен совместной жизни в Нью-Йорке после колледжа. В ту осень было много дождей, водохранилища переполнились, Гудзон залил окраины города и каким-то образом вызвал на Манхэттене проблему с нечистотами. Там несколько недель воняло гниющей рыбой.

В районе Мотт-стрит Брекен нашла сырую мансарду с низкими потолками. Раньше на этом чердаке был склад работавшего круглосуточно китайского ресторана, название которого в переводе означало «Созревший в полдень». Это место было выбрано исключительно за его живописный вид. Брекен нравилось, что за окном всю ночь мигает красными, синими и зелеными огнями неоновый дракон удачи, ей импонировала окружающая их атмосфера бедной, неприглядной жизни. Китайцы в нижних рубашках курили сигареты в мундштуках из слоновой кости и играли в маджонг на карточных столиках, расставленных на тротуаре. Из кухни прямо под окнами спальни доносилась кантонская ругань и звуки жестоких драк.

Они почти не спали из-за таблеток, кофеина, выпивки, молодости.

Каждую ночь, если Дойл не стоял за стойкой бара в заведении «Спасите роботов» или в «Конфетной стране» и не обслуживал посетителей Дубовой комнаты в «Вашингтон Ирвинг клаб» на 59-й Восточной улице, где восьмидесятилетние старики дремали в клубных креслах под пыльными канделябрами от Тиффани, они с Брекен проводили как охотники за весельем, переходя из одного модного ночного клуба в другой, шляясь по барам и вечеринкам до пяти утра, напиваясь, ссорясь, флиртуя с незнакомыми людьми. Они просыпались поздно, с головной болью, проводили утро в постели, занимаясь сексом. Дойл вспомнил с внезапной острой болью долгие часы на грязных простынях, необычные позы, игрушки для секса. Он так изгибался и проявлял такую выносливость, на которую с тех пор уже не был способен. Но вся эта насыщенная сексуальная жизнь не была достаточной для Брекен. Она была единственной женщиной в жизни Дойла, чьи аппетиты превосходили его собственные. Брекен ходила на сторону, и он мстил ей тем же. Работа за стойкой бара предлагала много соблазнов. На деле это самая сексуально привлекательная профессия – у барменов больше связей, чем у кинозвезд. Издательский бизнес – тогда Брекен прилагала усилия в этой области – тоже открывал немало возможностей, и Брекен была одной из самых шикарных женщин в городе.