Геза Гардони - Звезды Эгера

• Название: Звезды Эгера
• Автор: Геза Гардони
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989

Геза Гардони (1863—1922) — венгерский писатель, автор исторических романов.

Действие романа «Звезды Эгера» происходит в XVI веке, когда большая часть Венгерского королевства находилась под игом Османской империи, а на северо-западных территориях укрепились Габсбурги.

Автор рисует образы народных героев, наравне с которыми в борьбе против иноземных захватчиков участвуют и молодые влюбленные Гергей и Эва.

---

Балаж не знал, кто такая Эва. Думал, что она знатная эгерская дама, которую мать взяла к себе во дворец для помощи. Поэтому мальчик рассказывал обо всех новостях. Рассказ всякий раз начинался с перечисления погибших и кончался похвалами дяде Гергею. И что только этот дядя Гергей не выдумает! Душа Балажа была полна восторга. Он рассказывал, как сражался дядя Гергей, со сколькими турками бился, с какой отвагой одолевал каждого в отдельности.

Эва слушала мальчика, широко раскрыв глаза, бледная и гордая. Но улыбка показывалась у нее на устах лишь тогда, когда Балаж, заключая свое повествование, возглашал, что турку так и не удалось справиться с этим чудесным дядей Гергеем.

Когда турки шли на приступ, обе женщины стояли у окна, трепеща и плача. Через маленькую щелку им виден был только снующий народ, дым, багровое пламя и цирюльники, которые выплескивали грязную воду из тазов и наливали чистую. Женщины видели, что сперва раненых приносили поодиночке, затем их приносили все чаще и чаще и все больше крови виднелось на них.

Замерев от страха, обе женщины смотрели на раненых. «Ой, снова несут кого-то!.. Не Балаж… Не Гергей… Слава богу!.. Опять несут… А может, их не принесли только потому, что потащили прямо к могильной яме? Быть может, их затоптали сражающиеся?»

Ведь и отец Эвы, искалеченный старик, тоже был в крепости. Она не раз видела, как он ковылял мимо дворца, неся на плече лук величиной с него самого. Колчан бывал то пуст, то набит стрелами. Эве так хотелось крикнуть: «Отец! Родимый! Побереги себя!»

Когда в тот день грянули пушки, обе женщины в слезах кинулись друг другу в объятия.

— Помолимся, доченька!

— Помолимся, тетушка!

Они встали на колени и молились, припав лицом к земле.

Вместе с ними во всех концах Верхней Венгрии ежедневно и еженощно молились тысячи жен и матерей. В далеких селениях молитвенно складывались ручонки малышей: невинные крошки возносили мольбы за своих отцов, которые сражались в Эгере:

«Господи, спаси и сохрани моего папу! Верни нам отца родного!»

Раздавались раскаты адского грохота и грома, неумолчная пушечная пальба, завыванье труб и крики: «Иисус!», «Аллах!» Крепость обволокли тяжелые облака дыма.

Снова понесли раненых. Первого несли на носилках, почерневших от крови. Это был молодой солдат с восковым лицом. Ему оторвало ногу по колено. Цирюльники перевязали его кое-как, наспех. Да и к чему с ним возиться! Чтобы поддержать в нем часа на два надежду? Все равно изойдет кровью.

Пронесли второго, третьего, четвертого. Лицо одного солдата превратилось в кровавый кусок мяса. Глаз нет, видны только зубы. У другого стрела торчит в шее. Ее надо вытащить. Третий прижимает руку к правому боку. Рука вся в крови, точно на ней красные перчатки. Между пальцами густыми струями льется кровь. Солдат садится на землю и молча ждет, когда смерть затуманит ему очи.

Мимо дворца проносится на коне Добо. Вдогонку за ним, но далеко отстав, бежит Криштоф.

«А где второй? — вопрошает страдальческий взгляд матери. — Вот он бежит к Шандоровской башне. Видно, с каким-нибудь поручением. Слава богу! Ой!..»

Раненых уже столько, что все тринадцать цирюльников мечутся как угорелые. Вместе с окровавленными ранеными приносят три турецких знамени. Вопли турок становятся пронзительнее. Пороховой дым все застилает вокруг восточной и северной башен, окутывает пеленой и дворец. Как это бывает зимою в густой туман, за три шага ни зги не видно.

— Боже милостивый! — произносит с мольбой госпожа Балог. — Что же будет с нами, если турки ворвутся?

— Я умру! — отвечает Эва. Она уже бледна как полотно.

Эва идет в оружейный зал, выносит оттуда будничную саблю Добо, в раздумье кладет ее на стол.

В раскрытое окно доносятся стоны и хрипы раненых.

— Ох, глаза, глаза мои! — плачется один. — Больше не видеть мне света божьего!

— Теперь мне по миру идти! — со стоном говорит другой. — Обе руки у меня отрезаны.

Вокруг цирюльников столько раненых, что их не успевают перевязывать. А ведь помогают и женщины. Бледные, они хлопочут вместе с цирюльниками, промывают, прикладывают квасцы и перевязывают раны.

— Господи, помоги нам! — молитвенно говорит молодой паренек. Он сидит в окровавленной рубахе, прижав обе руки к животу. Ему вспороли копьем живот. Госпожа Балог вся трепещет.

— Мы должны выйти, — говорит она. Лицо ее искажено страданием. — Надо помочь цирюльникам.

— Мне тоже выйти? Я пойду! Ни честное слово, ни приказ не могут остановить меня. Я обязана ухаживать за ранеными.

Ветер уносит дым. Госпожа Балог приотворяет дверь и смотрит вдаль, в сторону Казематной башни. Между клубами дыма она видит, как Добо наносит страшный удар по голове турку, который взобрался на стену, и сталкивает мертвеца вниз.

За спиной Добо стоит оруженосец Балаж в стальном шлеме с опущенным забралом. Он держит под мышкой копье, булаву и вторую саблю своего господина.

Солнце то и дело выглядывает из-за туч и дыма. И хотя настала холодная осенняя пора и стужа пробирает насквозь, но сражающимся жарко, как летом. Добо срывает с себя шлем и кидает его Балажу. Потом выхватывает из-за пояса платок и утирает мокрое от пота лицо.

Теперь он бьется с непокрытой головой.

Оруженосец, не зная, куда деть золоченый шлем, надевает его себе на голову.

Все застилает дымом.

Улетай, дым, улетай!

И, словно услышав крик материнского сердца, клубы дыма редеют. Видно, что Балаж стоит на стене и напряженно следит, как сражается Добо.

— Отойди подальше! Опустись пониже! — кричит мать, будто сын может услышать ее в этом адском грохоте.

И когда она поднимает руку, чтобы подать знак сыну, мальчик вдруг роняет оружие Добо. Слабым движением дотрагивается до шеи. Покачнувшись, поворачивается. Золоченый шлем падает у него с головы и катится по камням. Мальчик валится как сноп.

С криком, потрясшим небеса, мать распахивает дверь. Мчится на стену, поднимает сына. Стонет. Крепко прижимает его к груди.

— Балаж!.. Балаж!..

Добо смотрит на них, подбирает укатившийся шлем. Указывает ближайшему солдату на Балажа.

Солдат поднимает оруженосца и уносит во дворец, в комнату матери.

Юноша лежит с окровавленной шеей, бездыханный, точно голубь, пронзенный стрелой.

— О, нет у меня больше сына! — кричит и стонет седовласая вдова.

— А может, он только без памяти! — утешает солдат. — Уж простите, я должен идти.

— Бедный Балаж! — плачет Эва.

Она снимает с оруженосца шлем с забралом, нагрудник и все его доспехи. На шее мальчика зияет большая рана. Пуля насквозь пробила шею.

Лицо матери искажено от боли, глаза налились кровью. Она хватает со стола саблю, которую принесла давеча Эва, и мчится с нею в дым, в людской ураган, наверх, на Казематную башню.

Там уже мечется множество женщин.

Внизу в котлах кипятят воду, смолу, расплавленный свинец. Закипевший вар несут солдатам.

— Тащите и холодной воды, пить хочется! — кричат ратники в перерывах между схватками. — Воды! Воды!

— Женщины, к погребам! — приказывает Добо. — Откройте все бочки! Несите в жбанах вино солдатам!

Услышав его слова, женщины стремглав бегут к погребам. Юбки их развеваются.

У двери погреба ходит взад и вперед вооруженный дьяк Имре. Увидев прибежавших женщин, он сует ключ в замок погреба.

— Офицерам? — спрашивает он тетушку Кочиш.

— Всем, господин дьяк, всем. Капитан велел.

Дьяк Имре распахивает дверь погреба.

— Самое лучшее вино сзади! — кричит он и, опустив забрало, бежит с обнаженной саблей к разрушенным стенам Казематной башни.

Все больше и больше турок наступает на башню. Они уже взобрались на нее, вступают с витязями в смертельный рукопашный бой. Добо хватает за глотку великана, тяжелого, будто отлитого из чугуна. Добо пытается столкнуть его со стены, но турок упирается. Мгновение оба, запыхавшись, смотрят в лицо друг другу. И вдруг Добо, собравшись с силами, рывком втягивает турка в крепость, сбрасывает его с помоста во двор.

Шлем падает с головы турка, сам он валится на камни, затем с трудом поднимается и, озираясь, смотрит, не идут ли его товарищи.

В ту минуту и примчалась туда госпожа Балог. С воплем взмахивает она саблей и наносит турку страшный удар. Голова его скатывается с плеч.

Остальные женщины снуют и хлопочут на башне. Солдаты в пылу схватки не успевают брать у женщин котлы с кипящей смолой, камни и расплавленный свинец. Женщины сами втаскивают их на стены и в дыму, в огне, в облаках пыли обрушивают смерть на карабкающихся вверх турок.

Мертвые падают, но живых все прибавляется. Сброшенный камень, пролитый кипящий свинец и смола расчищают дорожку на облепленной турками стене. Но горы трупов только облегчают дело отдохнувшим отрядам. Живые хватают из рук падающих мертвецов бунчуки. Конские хвосты снова пляшут на лестницах.