Андрей Астахов - Ядерный Ангел

• Название: Ядерный Ангел
• Автор: Андрей Астахов
• Жанр: Фэнтези

Попытка освободить Марику из Кубикулум Магисториум провалилась. Мастер предлагает станствующему рыцарю Лехе Осташову и ставшему магом-техником Тоге трудный выбор - войти в один из порталов, открытых в произволюную реальность. Портал выбран, но за ним - жестокий и мрачный постъядерный мир Четвертого Рейха 2038 года, мир, в котором России больше нет, где загнанное в резервации население живет в постоянном ужасе перед военной машиной Рейха и таинственными нахттотерами, которые приходят по ночам и уносят жизни. Почему вторая мировая война окончилась победой нацистов? Как можно изменить историю и спасти десятки миллионов людей? Пока Лехе ясно только одно - в такой опасной переделке ему еще не приходилось бывать.

---

– Можно и так сказать, – Тога наклонился ко мне, зашептал: – Я с такой винтовкой самые сложные уровни в «Солджерс оф Глори-2» проходил. Если по игре, то это вещь. Только там она была с оптикой.

– Лучше бы тогда в своей «Солджерс оф Глори» все «Фау-2» взорвал, – буркнул я. – Не бегали бы мы сейчас от нахттотеров…

Карагод закончил возиться с винтовкой и теперь снаряжал обоймы для пистолета – у него оказался еще и новенький «Люггер», который он носил в кобуре под бушлатом. Судя по всему, мои патроны оказались в тему, и выглядел наш каптенармус очень довольным.

– Ну, вот и ладушки, – вздохнул он, покончив с оружием. – Теперь слушаем меня внимательно, други. Из города мы пойдем по техническим тоннелям. Они выведут нас на станцию Солнечный-Товарная, это уже за чертой безопасности. Туда шуцманы и нацистские ягдгруппы не суются без нужды, бо делать им там нечего. Но есть опасность – одичалые собаки, их там полно. Для собак у меня кое-что припасено, так что приказываю без моего приказа не стрелять. Кто понесет мешок с припасами?

– Я понесу, – вызвалась Кис.

– Дело, – кивнул Карагод. – Береги его, там вода, шамовка и лекарства кое-какие. Без него до базы добраться будет трудновато. О, совсем забыл!

Карагод извлек из кармана баночку с пилюлями и роздал всем по одной.

– Вервольф-пилюли, – пояснил он. – Помогают видеть в темноте. Без них в коммуникациях не пройдем, темень там, как у черного черта под хвостом.

– А сколько нам всего идти? – спросил я, проглотив свою таблетку.

– Ежели без приключений, то дня три-четыре. А с приключениями может дольше.

– О каких приключениях говоришь?

– Ну, мало ли что… Можем на шуцманов нарваться, они время от времени по окрестностям шастают, поселенцев шарпают. Правда, дальше Логиново они не суются, там лисовцев не очень жалуют.

– Партизаны там, что ли?

– Всякий люд встречается, – вздохнул Карагод. – За Логиново и Козыркой начинаются леса. Так там по чаще много укромных местечек есть. Хутора, целые поселки. Много лет назад народ в эти леса от бомбежек и дойчей бежал, там теперь и живут. Рейху не до беглецов было, вот и оставили их в покое. Власть там у полевых командиров, но с ними еще можно договориться. Хотя и среди полевиков разные люди бывают. Есть такие, что тебе на дорожку боеприпасов или ествы подкинут, и есть те, кто сервом тебя сделает или просто прикончит за горсть соли или пяток патронов. А еще можно с апокалитами или коптильщиками пересечься, не приведи Бог.

– Это еще кто такие?

– Апокалиты – это что-то навроде секты. У них даже столица есть в старом военном городке 43-530, это прямо на север от Солнечного, где-то в лесах. По слухам, у ихнего живого бога Ахозии с канцлером Луговым какие-то давние терки, потому-то они с лисовцами постоянно воюют. Автономы много раз пробовали разобраться с сектантами, но те тоже не лыком шиты, у них и оружия полно, и командиры лихие. Где что берут, сволочи, никто не знает, может склады какие военные с прежних времен там остались. К тому же, как говорят, этот самый Ахозия вроде как ясновидящий, заранее знает, где и когда незваных гостей ждать. Так что получали лисовцы от его боевиков не раз и не два. Дойчам все эти войнушки в радость – славяне сами себя истребляют, освобождают арийцам жизненное пространство. А коптильщиками мы людоедов называем – говорят, они пленных живьем коптят, чтобы мясо мягче было. И с теми, и с другими нам никак не стоит встречаться.

– Да уж, весело, – мне стало по себе не столько от слов Карагода, сколько от того, каким спокойным будничным тоном он все это вещал. – Красивую картину маслом ты нарисовал.

– Бог милостив, глядишь, и проскочим, – меланхолично сказал Карагод, попивая кофе. – А ты что, испугался?

– Нет, – соврал я. – Ты еще про какие-то ягдгруппы говорил.

– Ягеры-то? Это дойчи, юберменши траханные, себе нервишки щекочут. Соберутся где-нибудь в Рейхе в группку, вроде как охотники – и в наши леса, на людей охотиться. Уши им режут, а потом у себя в Фатерлянде похваляются, что, мол, с партизанами воевали. И уши показывают. Только чаще случается, что потом их немецкими ушами коптильщики хрумкают. Хотя с ягерами нам встречаться тоже не стоит – оружие и снаряжение у них ой-ой, да и народ это бывалый, чаще всего ветераны Ваффен-СС или элитных частей, которым дома не сидится, все руки чешутся по старой привычке кому-нибудь кровь пустить. А то бывает, они и рисковать не хотят. Возьмут, какую-нибудь мирную ферму сожгут: поди разберись, чьи уши они потом своим фройляйн да фрау показывать будут – партизанские или фермерские? Ну, что, – Карагод поднял на меня глаза, – еще вопросы будут?

Я посмотрел на Алину – она была спокойна. Видимо, ужасы, о которых рассказывал нам Карагод, были для нее вполне обыденным делом.

– Последний вопрос: куда мы идем?

– Этого вам, братишки, знать не полагается. Идем и идем, а куда – не ваша забота. Веду я, вот и все. Если меня грохнут, Алина знает, к кому идти за помощью. Доволен?

– Вполне. Когда выступаем?

– Покурим на дорожку, да и пойдем, – Карагод вытащил из кармана бушлата тяжелый серебряный портсигар, явно трофейный. – Сигаретами не угощаю, у самого мало.

– Я свои курю, – я вытащил пачку, предложил Алине, но она отказалась.

– Ты что-то загрустила, – шепнул я девушке.

– Об отце думаю. – Алина помолчала. – Моего бегства ему не простят.

– Он мог уйти с нами.

– Ты не знаешь моего отца. Он всегда говорил, что его место – рядом с детьми.

Мне нечего было сказать. Тут и без слов все ясно. Думать о том, что ожидает учителя Лукошина, мне не хотелось. Уж наверняка ничего хорошего. Тяжелее всего было другое: мне показалось, что Алина очень спокойно об этом говорит. Вряд ли она так равнодушна к судьбе отца – похоже, единственного близкого ей человека. Все проще и страшнее: люди в этом мире так свыклись с мыслями о смерти, что она уже никого не пугает, а кому-то, возможно, кажется избавлением. И я снова вспомнил Ивана Шумилина.

– Алина, почему вы мне поверили? – задал я ей вопрос, который меня мучил с самого утра. – Нет, я, конечно, вам всем благодарен, но такая доверчивость опасна.

– Просто почувствовала, что надо поверить. В вас много всего, и хорошего, и плохого, но хорошего больше. И отец вам поверил, а он… чистый человек. Таких больше нет.

– Ну что, божьи люди, пора в дорожку, – сказал Карагод, очень кстати отвлекая меня от печальных мыслей.

Я заметил, что темнота вокруг меня значительно просветлела – начала действовать вервольф-таблетка. Я уже мог хорошо рассмотреть лицо Карагода: молодое, широкое, курносое, с пышными светлыми усами. Холодная апрельская ночь за окном вагона понемногу превращалась в густые сумерки, и я сразу с тоской вспомнил питерские белые ночи. Алина накинула на голову капюшон куртки, взвалила на плечо тяжелый мешок с припасами. Я предложил ей отдать мешок мне, но она покачала головой.

– Вам придется стрелять с двух рук, – сказала она.

Карагод взял еще один мешок, перекинул через плечо сумку с припасами, и мы покинули вагон. Прошли по путям, обходя застывший на рельсах прицепной состав, и углубились в железнодорожный тоннель, забитый локомотивами, путевыми машинами и металлоломом. Вскоре мы оказались у пролома в бетонной стене тоннеля, и Карагод нырнул туда первым. За проломом оказалось какое-то эксплуатационное помещение.

– Мы с Алекто идем первыми, – сказал наш проводник. – Кис и Тога в десяти метрах за нами. Что увидите, сразу стреляйте, разбираться потом будем. Только в нас не попадите.

Это всего лишь игра. Эти слова я повторил сам себе бессчетное количество раз, пока мы пробирались по заброшенным тоннелям к выходу из города. Мне и в самом деле начало казаться, что все происходящее со мной – нереально. Что это какой-то запутанный, бессвязный сон, похожий на кошмары, которые снятся больному при высокой температуре, когда видишь бесконечное множество каких-то мелких предметов и без конца совершаешь с ними одно и то же действие. Мы переходили из одного тоннеля в другой, и при этом каждый новый тоннель был в точности похож на пройденный. Мы лазали, пригнувшись, по каким-то трубам, гудящими под нашими шагами, перебирались через нагромождения прогнивших досок, металлолома, ржавые бочки, кучи щебня и битого камня, шлепали по дурно пахнущим лужам скопившейся на полу воды и жидкой грязи, опять оказывались в тоннелях, спускались и поднимались по металлическим лесенками – представления не имею, сколько времени продолжался наш переход по этому лабиринту. Если не считать нескольких крыс, ничего живого в подземных переходах станции я не увидел. Воздух был сырой, пропитанный едкой вонью.

– Тога, – позвал я, – ты за фоном следишь?

– Естественно. Сейчас на этом участке сорок миллирентген в час.

– А на предыдущем?