Лев Линьков - Источник жизни

• Название: Источник жизни
• Автор: Лев Линьков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1949

Повести и рассказы о пограничниках.

---

Рассказ Охапкина о захвате басмачами кишлака Сары-Бай не оставлял сомнений — басмачи окружили заставу Воробьева, который отбивается от них и не может прийти на выручку товарищам, оказавшимся в зимовке. Однако Сидоров не сомневался, что через десять-одиннадцать дней прибудет помощь из Оша. Смог же Ватник проскочить к Ишик-Арту и обратно! Повидимому, и гонец заставы добрался до комендатуры.

Каждое утро Сидоров выдавал товарищам по половине сухаря. Сам он, как и все остальные, исключая Ивана Ватника, немедля сгрызал кусочек окаменевшего хлеба. А Ватник умудрялся дробить свою порцию на три и во время ужина делился крошками с раненым Охапкиным или с Бердниковым. А оттуда, где расположились басмачи, ветер доносил запах жареной баранины.

Утомленные бессонницей, изголодавшиеся, пограничники молчали. Ослабевший от ран Владимир Охапкин и больной Яков Бердников лежали на скамьях, Валерий Свищевский, Иосиф Шаган, Николай Жуков и Джурабаев — вповалку на земляном полу. Андрей Сидоров с Иваном Ватником дежурили у амбразур. Басмачи атаковали зимовку лишь по ночам, но наблюдать за ними нужно было круглые сутки.

За девять дней обо всем уже было переговорено. Каждый из друзей подробно, не таясь, поведал историю своей жизни, поделился мечтами, вспомнил о родных и любимых. Гораздый на выдумки Яша Бердников рассказывал всякие диковинные истории. Валерий Свищевский, прослывший на заставе математиком, задавал хитроумные задачи, обучал товарищей, как, не сходя с места, без всяких приборов, определять расстояние до нужных предметов, как сделать из спичек солнечные часы.

Если бы в зимовку заглянул посторонний человек, он не поверил бы, что гарнизон Сидорова находится в осаде, что уже третий день пограничники голодают и по ночам их донимает мороз, что почти предрешена их гибель.

Чем жили они? Что поддерживало в них бодрость духа и решимость?

Могли ли они надеяться на помощь заставы? Они сами помогали ей, сдерживая банду.

Могли ли они хоть на один миг задуматься: не принять ли ультиматум Барбаши Мангитбаева о сдаче в плен? Пограничники сами казнили бы первого, кто для спасения жизни предложил бы изменить присяге.

Они не верили в чудо, им незачем было играть с собой в прятки, каждый из них понимал это, но разве легко смириться с неизбежностью?

И вот на девятый день, когда голодные, усталые, продрогшие, почти безоружные пограничники молча бодрствовали, Андрей Сидоров, не повышая голоса, сказал:

— Ночью патроны кончатся. Я знаю, о чем вы думаете: почему не попытать счастья и не пробиться в горы?

И тотчас все повернулись к старшине.

Даже невозмутимый Иван Ватник на мгновение отпрянул от амбразуры:

— Все мы, конечно, не пробьемся, — продолжал Сидоров, — но, может быть, кто-нибудь и уцелеет… Но, если мы уйдем отсюда хотя бы на час раньше, — повысил голос старшина, — басмачи на час раньше попадут к нашей заставе.

— Мы не уйдем! — ответил за всех Иван Ватник.

Опять стало тихо в зимовке.

И опять в тишине прозвучал голос Андрея Сидорова:

— Товарищи! Родина не забудет нас. От лица командования я благодарю вас за верную службу.

Старшина подошел к каждому, каждого обнял и троекратно, по-русски, поцеловал: в правую щеку, в левую щеку и в губы.

7

После многодневных скитаний по горам Куприн и его товарищи, убежавшие из плена, начали спускаться по леднику к заставе Ой-Тал. И здесь, на леднике, они встретили Джурабаева. Едва живой, изможденный от голода, он медленно полз, цепляясь обмороженными руками за камни.

— Это сын Сулеймана! — сказал Рехим-бай Куприну.

— Я был вместе с Андреем… Сидоровым… Он послал меня… — с трудом вымолвил Джурабаев.

— А где Сидоров? Где все они? — с тревогой спросил Куприн.

Джурабаев ничего не мог больше сказать, и слезы текли по его обмороженным щекам.

Это было 24 апреля. А еще через сутки в Ой-Тал прибыл отряд пограничников из Оша. Отряд разгромил банды Барбаши Мангитбаева и Джаныбека-Казы, снял осаду с пограничных застав и освободил алайские кишлаки от грабежа и насилий.

Воробьев с Куприным, Джурабаевым и группой бойцов поскакали в горы. На месте старой зимовки пограничники обнаружили обуглившиеся развалины. Из-под головешек извлекли семь трупов, семь винтовок с обгорелыми прикладами и закопченный пулемет.

Ни у одной винтовки не оказалось затвора, пулемет был без замка. Их нашли позже, под обломками очага. Перед смертью Сидоров и его товарищи испортили оружие, чтобы им не могли воспользоваться басмачи.

На стальном замке пулемета чем-то острым было выцарапано:

«23. IV 1927 года. Да здравствует коммунизм! — Андрей Сидоров, Яков Бердников, Владимир Охапкин, Иван Ватник, Валерий Свищевский, Николай Жуков, Иосиф Шаган».

СВИДЕТЕЛЬ С ЗАСТАВЫ № 3

1

Прямо со станции Федора направили в санчасть: он простудился в дороге и схватил воспаление легких. Недели две пришлось пролежать в постели, в результате опоздал к началу занятий в школе служебного собаководства, куда его назначили, и все овчарки были уже закреплены за курсантами. Может, это и к лучшему. Откомандируют обратно в отряд и назначат в кавалерийский учебный эскадрон. Лучше ухаживать за лошадьми, чем заниматься воспитанием собак.

— Вы где работали до призыва в армию, товарищ Стойбеда? — спросил начальник школы, разглядывая невысокого веснущатого, голубоглазого паренька.

— На Горьковском автозаводе бетонщиком.

— Стахановец… — перелистывая личное дело Федора, удовлетворенно сказал начальник. — Это очень хорошо, нам нужны трудолюбивые люди.

«Не отпустит он меня из школы», — с огорчением подумал Федор.

— Хорошая у вас профессия, упорства требует, — похвалил начальник. — А до завода вы работали на конеферме?.. Не боялись лошадей?

— Не боялся, товарищ майор. Я с детства в колхозе при лошадях был.

Федор обрадовался: может быть, все-таки ему удастся перейти в кавэскадрон. Но радость оказалась преждевременной: начальник закрыл личное дело и сказал:

— Я вам дам щенка, но предупреждаю: щенок хилый, надо его выходить…

Щенок Джек выглядел много хуже, чем предполагал Стойбеда. Он неподвижно лежал в будке и, увидев Федора, не залаял, не заворчал, не завилял хвостом. Глаза его слезились и часто мигали.

— Ничего не получится! — посочувствовали курсанты.

Но что же делать? Придется выхаживать этого заморыша.

Так Джек стал предметом постоянных забот и волнений Стойбеды.

— Ты вроде няньки! — смеялись курсанты, глядя, как Федор бережно промывает Джеку глаза, протирает ваткой раковины ушей.

По чести говоря, редкий курсант любил мыть и чистить свою собаку, а Стойбеда с таким рвением расчесывал роговым гребешком шерсть щенка, так старательно чистил ее щеткой, а потом приглаживал суконкой, словно это было самым увлекательным занятием.

Хуже всего было то, что Джек казался совершенно неспособным к выполнению самых простых заданий. Другой на месте Федора давно бы вышел из себя, а может, не утерпев, дал бы щенку затрещину, но Федор во всем следовал советам и указаниям инструктора и неукоснительно соблюдал правила дрессировки. Ни разу не ударив, не обругав Джека, он мог в продолжение нескольких часов терпеливо проделывать с ним одно и то же наскучившее упражнение.

Наблюдая, как Стойбеда приучает Джека подниматься на лестницу, показывая ему зажатый в руке кусок сахару и повторяя условную команду, начальник школы говорил инструктору:

— Пожалуй, из этого паренька выйдет неплохой проводник служебных собак.

«Ко мне!», «Гуляй!», «Стоять!», «Рядом!», «Ползи!». Наконец и Джек стал исполнять все эти команды не хуже других молодых собак.

Весной Джеку исполнилось одиннадцать месяцев. У него выросли все зубы, и он стал похож на волка. На клинообразной голове торчали острые длинные. уши. Прямой нос, темные быстрые глаза придавали морде Джека породистый вид, хотя и было известно, что он — метис. Мускулистая шея переходила в широкую грудь. Крепкие лапы со сжатыми в комок пальцами свидетельствовали о том, что Джек — отличный бегун, а густая шерсть его лоснилась, словно бархат. В школе было много породистых чистокровных собак, но ни длинношерстные шотландки-колли, ни рыжеватые здоровяки эрдель-террьеры, ни выносливые, неприхотливые лайки, ни большие и свирепые кавказские и среднеазиатские овчарки не прельщали Федора. Он выходил и вырастил своего Джека, обучил его всему, что может постичь собака, и полюбил.

После окончания школы Стойбеду назначили на пограничную заставу № 3. Он никогда раньше не видел дуба в два с половиной обхвата, а здесь привелось увидеть. О виноградных лозах он знал лишь понаслышке, а тут длинные виноградные плети обвивались вокруг стволов кленов и лип.