Стивен Барнс - Плоть и серебро

• Название: Плоть и серебро
• Автор: Стивен Барнс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-005184-0

Они — лучшие из лучших. Хирурги, умеющие исцелять без хирургических инструментов. Целители, спасающие лишь силой своего разума. Отшельники будущего. Но настал день — и один из них отдал свои руки за руки серебряные. За способность проникать в тела страждущих странным фантомным прикосновением. За дар великий — и страшный. За дар, что сделал его изгоем, отдал во власть ангела-убийцы и привел на ужаснейший из миров Вселенной. На мир кровавых ран, бесправных рабов и жестокой тирании. На мир, который весь — существо, что погибнет без серебряных рук Исцелителя…

---

Нечленораздельный крик отрицания рванулся наружу. Марши старался подавить панику, зная, что должен запустить в нее руки, взять то, что там еще трепещет, и не дать этому уйти. Для этого надо было успокоиться и сосредоточиться, стряхнуть эти проклятые жестянки рук и поддержать изо всех сил угасающее пламя.

Но почему-то он не мог выпустить ее руки. Его серебряные пальцы сжимали ее ладони как звенья цепи. Как будто безжизненный металл вступил в заговор против плоти.

Так же внезапно, как обрушилась паника, снизошло на него спокойствие. Как восход солнца, как бесстрастная мудрость, шепнувшая, что надо действовать. Не как бергманский хирург, даже не как врач, не как вообще кто бы то ни было, кого он успел бы назвать.

Он придвинулся ближе к ней, прильнул к ней щекой, припал губами к серебряному уху и позвал по имени:

— Ангел!

И снова, снова, сообщая ей, что он пришел. Вызывая ее.

— Ангел, я здесь.

Зовя ее вернуться.

Он припал к кровати, стиснув ее руки, будто удерживая жизнь, все его искусство отлетело в сторону, он только шептал и шептал ее имя, как мантру для совершения чуда, умоляя ее вернуться. Пытаясь до нее дотянуться. Дотронуться. Говоря, что он вернулся. Говоря, что просит вернуться ее.

Говоря, что она нужна ему. Умоляя ее жить. Для него.

И не увидел, как медленно открылся зеленый глаз.

Но почувствовал, как сильнее стиснулись ее руки.

Ангел сидела на матрасе, глядя в широкую спину Марши, пока он снова надевал серебряные руки.

Она не могла сдержать улыбки, и ей было наплевать, видны там зубы или нет — ее переполняла радость, радость снова быть живой. Какая-то боль еще оставалась, но с прежней не сравнить. И та бледнела рядом с радостью снова видеть его.

Уже трудно было вспомнить удушающую красную тьму, захлестнувшую ее с головой, толкавшую туда, где ждало ее ничто. Над дымящейся бесчувственной тьмой горел электрический свет боли замерзшей пустоты, по сравнению с которой самый холодный, грязный и заброшенный туннель Ананке казался раем. Возвращаться туда не было смысла. Но Ангел боролась с призывом пустоты и обещаемого ею покоя, свернулась в клубок и ждала того, что должно прийти, если ей суждено выжить, и держалась изо всех сил как можно дольше. Потом стало труднее, и хватка ее ослабела. Ждущий внизу покой придвинулся ближе, давящая сверху тяжесть неумолимо толкала вниз.

Может быть, эта память о медленном спуске в ничто исчезнет и забудется. На это она надеялась. Но она никогда не забудет, как спустилась к ней нематериальная рука, погладила, вернула на миг в сознание, туда, где ждала боль.

Когда рука исчезла, боль погнала обратно, глубже, туда, откуда уже нет выхода. Задержанное падение началось всерьез, и остановить его было не в ее силах.

Но рука появилась снова, подхватила ее в падении, и Ангел изо всех сил вцепилась в эту руку, как в спасательный круг на конце веревки, вытягивающей ее сквозь тьму обратно в боль. Но теперь на боль было наплевать. На все было наплевать, кроме того, что мечта ее теперь могла стать явью. Она пойдет за ней куда угодно, через что угодно.

Рука, которую он протянул, рука, которая ее спасла, не была ни металлом, ни плотью. Это была сущность, сила, которую он впервые применил, когда вытащил ее изнутри Сциллы, того чудовища, которым она была; часть его самого, которую он забрал у нее вскоре после этого и отобрал навсегда, улетев с Ананке.

И Ангел смотрела на него, зная, что теперь поняла нечто, и он с ее помощью тоже сможет это понять. Тайна его целительства не в том, что он может делать как бергманский хирург, а в нем самом. Это исходит из его сердца и души, из его личности. Именно они дают мощь его искусству, которое всего лишь проводник вещей в тысячу раз более чудесных; тех чудес, что недоступны никому другому, а он дал себя убедить, будто может творить такие чудеса одним только ограниченным способом. Это искусство — часть его, которую он отдает другим. Его умение ее вылечило, но только потом, когда его любовь уже ее спасла.

Она поняла это все потому, что наконец поняла полностью то же самое о себе самой. Секрет того, чтобы быть Ангелом, не имел ничего общего с тем, чтобы доказать, что она уже не Сцилла. Надо было просто относиться к людям, как Ангел, отдавать, как Ангел. В этом и ключ к тому, чтобы оставить Сциллу в оковах навеки.

Когда Марши повернулся, лицо его было серьезно.

— Тебе сильно досталось, юная леди. У меня два часа ушло на заделку самых серьезных внутренних травм, и еще столько же уйдет, чтобы кончить работу. Но первым делом я тебя вытащу, к чертовой матери, из этого экзота, пока еще могу.

Он говорил тихо, глядя прямо на нее. Не поверх, не мимо нее.

И голос, и лицо его стали мягче:

— Надеюсь, на этот раз ты спорить не будешь?

— Подождите минутку, черт побери!

Громкий неожиданный голос от двери застал врасплох обоих.

Они обернулись к спешно хромающему внутрь Джону Халену.

— Сначала надо кое-что обсудить, — сурово сказал он, подходя к кровати. Ангел в недоумении смотрела на его крепко сжатые губы.

За ним стояли двое незнакомцев. Один — мужчина с грустными глазами, с темно-медной кожей и седеющими волосами. Он был одет в белую водолазку и черные брюки. На груди у него была эмблема со скрещенными серебряными руками. Рядом с ним стояла женщина с серебряными руками, как у Марши. Одета она была в бледно-голубое восточное платье до пола, и серебристо-седые волосы спадали ей на плечи. Лицо доброе, осанка величественная. И у нее та же серебряная эмблема.

За ними в двери показались знакомые лица людей Братства. Застенчивые улыбки, приветственные взмахи рук, но эти люди не стали заходить. Марши неуверенно кивнул двоим вновь пришедшим, но смотрел только на Джона.

Хален встал у кровати рядом с ней все с тем же суровым лицом. Чем она его так рассердила?

— Значит, — неприветливо сказал он, — ты решила, что заработала право снять экзот?

— Да, — робко сказала она, подавленная его напором.

— Ты уверена? — спросил он, будто сам точно знал, что нет.

Она не успела ответить, как за нее вступился Марши.

— Что с вами стряслось, Джон? — рявкнул он. — Она чуть не погибла ради всех вас!

Джон уставился на него, будто удивляясь, что он способен говорить.

— А что вам до этого, док?

Марши смотрел на него так долго, что Ангелу показалось, будто час прошел. Губы его шевелились, но ответа не было.

— Ответь ему, Гори, — сказал странный человек. Женщина рядом с ним кивнула и повторила его слова. Выражения их лиц Ангел понять не могла и посмотрела снова на Марши.

«Гори». Ей нравилось, как это звучит.

— Не знаю, — произнес он наконец. Он пытался встретиться с ней взглядом, непроизнесенные слова читались в его глазах. Она чувствовала его неуверенность — такую же, как у нее самой. Одно дело — знать, что между тобой и другим что-то есть, другое дело — произнести это вслух. Трудно сказать, в каких ты отношениях с кем-то другим, если не знаешь, где и кто ты сам.

Но опять-таки, быть может, признание твоего отношения к другому может быть началом, и отсюда вырастет все остальное. Она потянулась и взяла его за руку, и эта рука сомкнулась вокруг ее руки.

— Она мне дорога, — сказал он наконец, и резкие черты его лица сгладились. Он не глядел на Джона, он все еще смотрел на нее, в ее глаза. — Ты мне дорога.

И эти три слова остановили время. Она вздрогнула. Вдруг под ногами ощутилась твердая почва, которую она так отчаянно искала, чтобы построить новую жизнь. Место, где можно встать, где можно воистину начать все снова. И глубоко зарытые в этой почве — останки Сциллы, бессильной и неспособной больше восстать.

Время пошло снова, когда Джон неожиданно накрыл своей рукой их соединенные руки. Ангел уставилась на три руки, две сверкающие серебром и одну черную с розовым, потом подняла глаза на лицо Джона. И холодок пробежал по ее телу, когда она поняла, что он делает.

К ее удивлению, Джон ничего об этом не сказал. Он только сжал их руки на миг, тайком улыбнулся ей, потом отпустил и поманил к себе двух незнакомцев.

Она так и осталась сидеть с открытым ртом. Неужели он не скажет Марши, что он сейчас сделал?

Марши стоял, держа руку Ангела в своей и чувствуя себя решительно странно. Сказать то, что он сказал, — это был как пройти сквозь долго бывшую непроницаемой дверь в новый и неопределенный мир, и пройти совсем другим человеком.

Он знал, что жест Джона имеет какое-то особое значение, но Джон не дал ему шанса спросить. Вместо этого он подозвал к себе Сала и Милу.

— Ангел, — сказал он своим нормальным доброжелательным голосом. — Этот джентльмен — начальник нашего дока, доктор Сал Бофанза. Эта прекрасная леди — его коллега, доктор Мила Продареск. Они приземлились час назад и очень хотят с тобой познакомиться, пока не улетели обратно.