Душан Митана - Конец игры

• Название: Конец игры
• Автор: Душан Митана
• Издательство: Радуга
• Жанр: Детектив
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002224-X

Душан Митана (род. в 1946) принадлежит к молодому поколению словацких писателей, пришедшему в литературу в начале 70-х гг. Его первая книга «Невезучие дни» вышла в свет в 1970 г., за ней последовали «Патагония» (1972) и «Ночные известия» (1976). Ему принадлежит также ряд сценариев для телевидения и кино. Произведения Митаны были отмечены литературными премиями, однако широкую известность принес писателю роман «Конец игры», в котором пристальное внимание к морально-этической проблематике, характерное и для прежних вещей этого автора, сочетается с острой иронией и элементами детектива.

---

Она что-то бубнила, но было не разобрать.

Не понимаю вас, просительно протянул он.

Наверное, она пожалела его, так как снисходительно кивнула, вынула изо рта жвачку и отчетливо повторила: Только не думайте до самой пенсии, говорю. До завтра! До завтра, так и быть, подожду.

Старуха погладила ладонью седоватую козлиную бородку и ласково улыбнулась: А иначе харакири!

13

— Горный Лесковец лежит в долине реки Кланечница, образующейся от слияния многочисленных маленьких речушек, что берут начало под большой Явориной. С севера село защищено отрогами Белых Карпат, стоящих на пути холодных северных ветров. С юга село открыто.

По правому берегу Кланечницы, в отрогах Белых Карпат, в основном, тянется песчаниковый массив, местами перекрытый конгломератом третичного периода, в котором были обнаружены окаменелости раковин, улиток и других морских животных. На левом берегу реки, помимо песчаника, используемого как строительный материал, проступает в более глубоких слоях аспидный сланец, местами — известняк. Село и его окрестности — благодатный объект для ботаников и для любителей природы: стоит вспомнить хотя бы многие виды ятрышника, адонис весенний, ветреницу-прострел, ясменник душистый и другие растения. Из лекарственных трав в изобилии здесь копытень европейский, валериана лекарственная, двудомная и полевая, манжетка обыкновенная, луговая и так далее. Здесь много певчих птиц, таких, как соловей, синица, трясогузка, щегол обыкновенный, чиж лесной, зяблик, и прочие. Водятся здесь и хищные птицы: совы, ястреб лесной, канюк, пустельга обыкновенная. Из рыб — плотва и форель.

По данным археологии известно, что пространство лесковецкой долины населял народ, который уже за 2000–3000 лет до нашей эры занимался обработкой руд.

О прошлом села, о его основании и первом заселении, как и о развитии в период раннего феодализма данных у нас не сохранилось…

Петер Славик сидел в своем кабинете и пытался сосредоточиться над текстом Краткой истории села Горный Лесковец, составленной его отцом, Владимиром Славиком. Это был результат отцовских любительских историко-археологических исследований. Он знал, что отец что-то изыскивает и пишет, из-за чего мать частенько с ним вздорила.

Вместо того чтобы наконец посвятить себя семье, он копается в какой-то хронике, шныряет по домам, надоедает людям, заставляет их отыскивать на чердаках старые бумаги, точит лясы со стариками и старухами, которым уже столько лет, что винтиков у них явно не хватает.

Результаты своих поисков, перепечатанные на машинке, отец (при отъезде в Братиславу) оставил в Горном Лесковце в НК, и теперь, десять лет спустя, они увидели свет. Это, правда, была не книга, а всего лишь тоненькая, в двадцать страниц брошюрка, которую, как Славик понял из сопроводительного письма, издал Районный дом культуры и образования для Горнолесковецкой «беседы»[61] по случаю тридцать пятой годовщины освобождения села.[62] Брошюра пришла сегодня по почте: два экземпляра — для него и для матери. Свой мать уже взяла — была у Славика рано утром, и, конечно, не обошлось без слез. Доживи отец до этого, вот бы уж порадовался, бедняжка… растроганно твердила она. Какие молодцы, что вспомнили о нас, представь себе, пакет пришел как раз сегодня, в день моего рождения. Так, невзначай она напомнила ему, что сегодня ей исполняется пятьдесят семь. То, что отцовский труд — по случайному стечению обстоятельств — пришел именно в день ее рождения, она возвела в символический акт исторической справедливости и тут же следом не без робости спросила его, не будет ли он особенно возражать, если сегодня она познакомит его со своим обожателем — паном Виктором Ружичкой. Хорошо было б встретиться, раз уж у меня день рождения, я буду очень рада, если вы познакомитесь, вот увидишь, он тебе понравится, серьезный человек, ты даже не поверишь, как он робеет перед тобой, стесняется, будто дитя малое, ей-богу, просто боится с тобой встретиться, но на сей раз уж я его затащу, не беспокойся, само собой, сейчас не совсем подходящий момент для торжества, но такова жизнь, человек должен стиснуть зубы и выдержать, ты небось думаешь, что я бесчувственная, эгоистичная баба, но уверяю тебя, ты ошибаешься, знал бы ты, какую ночь сегодня я провела, пусть мой вид тебя не обманывает, я уж привыкла получать удары, их немало было в жизни, но что у меня здесь, на сердце, об этом никто не ведает…

Что это? Бесчувственность, жеманство, истеричность? Или неподдельная искренность?

Приняв его молчание за согласие, мать предложила встретиться им всем сегодня в пять пополудни. У него, у Петера, уточнила она. Почему именно у него? Почему не у нее? У нее, дескать, было бы неудобно и бестактно. А у него будет более удобно и более тактично? Да дело не в этом, при таких обстоятельствах просто смешно цепляться за слова. Дело в том, что ты бы ко мне не пришел, а если мы придем к тебе, ты, по крайней мере, на час-другой перестанешь терзаться, хоть как-то забудешься, и это прекрасно, а то ведь тебе и сбрендить недолго. По сути, она предложила ему рассеяться, и он в конце концов согласился; это было разумное предложение, и, поразмыслив, он не нашел никакой веской причины не принять его. В самом деле, одна мысль, что он останется здесь наедине с собой, приводила его в ужас. И теперь, когда впереди не светила никакая работа, когда не надо было никуда торопиться, его обуял страх, что у него не хватит сил выйти не только из дому, но и из самого себя, что он останется здесь, запертый на ключ, до конца жизни.

Привычный рабочий ритм был нарушен, натурные съемки начнутся только через неделю, а что делать в эти дни ему, осужденному на бездействие (неужто этот несвоевременный сейчас перерыв уже часть неизбежного наказания?), лишенному спасительного забвения в работе? Он боялся свободного времени, боялся до ужаса.

То, что произошло вчера, не должно повториться! Пусть он и пережил свое опьянение без серьезных последствий — разве что в голове немного гудело, мучила жажда и неприятно жгло в желудке — все равно он чувствовал, что допустил непростительную ошибку, когда так легкомысленно поддался минутной слабости и ради обманчивого короткого облегчения подставил под удар пять лет трезвой жизни. Разве он не знал, как губительна для бывшего алкоголика даже одна-единственная рюмка, разве мало он мучился, разве пример Гелены не был достаточно убедительным (нет, теперь он уже не сомневался в непритворности ее решения бросить пить), или он не наблюдал воочию тщетность даже самых искренних намерений выпивох? Может, она и говорила правду: …в Праге я даже не пригубила… еще вчера целый день он не верил этому, но после того, что узнал от Бутора, он увидел все в другом свете, да, теперь все казалось ему возможным, ведь она оставила ребенка, она просто все выдумала, пожалуй, и вправду выпила всего одну рюмку джина уже только на аэродроме с Каролом и уж потом сошла с рельс, в ее замутненном сознании всплыло… что? Почему она это придумала? Ну вот, пожалуйста, карусель опять завертелась.

Займемся-ка лучше Краткой историей села Горный Лесковец. Ее сухой, монотонный, учительский стиль, пожалуй, опустит нас на землю, обуздает расшалившиеся мысли, кто знает, как идет следствие и когда появится капитан Штевурка, чтобы ознакомить нас с результатами вскрытия…

…в это время и сюда стали проникать реформаторские течения… (В какое время? Ага, вот здесь!) Согласно данным контрольной описи Изака Абрахамидеса от 1611 года должна была быть возведена якобы в 1580 году протестантская церковь, притом деревянная. Эта церковь около 1660 года была разрушена. Период XVII века отмечен религиозными распрями. На жителях села неблагоприятно сказывались последствия сопротивления венгерских дворян, равно как и опасность турецкого вторжения (турки[63] опустошали окрестности в течение 150 лет). В 1663 году они опустошили и Горный Лесковец.

Можно предположить, что первая школа была основана около 1580 года. В 1709 году после разгрома восстания Ференца Ракоци[64] по приказу генерала Гейстера школа перешла в руки римско-католической церкви.

Согласно переписи 1756 года в селе проживало 2909 человек. Религиозные отношения сформировались в период правления Йосифа II (1780–1790)[65] после издания закона о свободе вероисповедания. Из свидетельства от 1803 года мы узнаем, что «молодежь кутит по ночам до бела дня, на крестинах и во время дожинок[66] устраиваются пышные пиры».

В первой половине XIX века на селе участились пожары. Население не успевало залечить раны после одного пожара, как вспыхивал другой. Одна беда накликала другую. В 1807 году по причине сильного ветра село охватил страшный пожар, уничтоживший за несколько минут 300 домов и амбаров. Среди них и школу. Подобный пожар случился и в 1821 году, когда в селе сгорело здание комитатского управления, а в 1822 году в 13.00 пожар поглотил новый урожай. Последний большой пожар произошел в 1842 году: дотла сгорела школа.