Аркадий Львов - Двор. Книга 2

• Название: Двор. Книга 2
• Автор: Аркадий Львов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0271-3

Довоенная Одесса…

Редко можно встретить такое точное описание столкновений простого советского человека — не интеллектуала, не аристократа, не буржуа и не инакомыслящего — со скрытым террором и повседневным страхом. Бывшие партизаны и бывшие мелкие торговцы, евреи и православные, оппортунисты и «крикуны», герои и приспособленцы, стукачи и партаппаратчики перемешаны друг с другом в этом закрытом мирке и являют собой в миниатюре символ всей страны. Они вредят другим и себе, они обнимаются, целуются и много плачут; они подтверждают расхожее мнение, что советское общество состояло из людей, которые его вполне достойны, и что существует своеобразное соглашение между человеком, сформированным коммунистической системой, и самой системой.

---

Катерина засмеялась: у них в Улан-Удэ такая же история с самогонкой, горсовет и милиция говорят, нельзя варить, отдадим под суд, а люди закрывают двери и делают по-своему.

Иона Овсеич удивился: из какого же сырья в городе Улан-Удэ могут варить самогон?

— У-у, — заукала Катерина, — из катрофеля тебе раз, из сахара — два, из разной ягоды — три. А то привозили из теплых краев мешками сахарную свеклу. Туда — ягоду из лесу, грибы, а обратно — свеклу, так что дорога задаром получалась. И самогон, считай, задаром.

— Ну, а ты сама, — спросил товарищ Дегтярь, — технологию знаешь?

А чего не знать, пожала плечами Катерина, для себя на праздники сами варили. Отец с охоты дичь приносил, закуска была. И она с ним ходила, отдельно свое ружье имела, а так, когда от училища была свободна, дома за коровой ухаживала, чушку кормила, если матери недосуг был. Но вообще мать не давала: учиться, говорит, тебе надо, руки беречь, чтоб не сильно загрубели.

— А ну, покажи свои руки, — приказал Иона Овсеич. Катя положила на стол ладонями кверху, потом наоборот, ладонями книзу. Иона Овсеич погладил своей рукой, немножко помял пальцами и сделал вывод, что эти руки, если имели дело с коровой, так только с ее молоком, когда в доме не хватало воды помыться.

— Ой, какие вы! — зажмурила глаза Катерина. Иона Овсеич заерзал на своем стуле, опять вспомнил про самогон, говорят, у него совсем нехитрая технология в домашних условиях, но Зиновий неожиданно встал, потянул жену за руку и спросил, уже возле дверей, как будет дальше: Дегтярь сам поставит в известность насчет комиссии или надо напомнить о себе?

— Напоминать не надо, — сказал Иона Овсеич, — мы сами хорошо помним.

Дома, только переступили порог, Зиновий набросился на жену: зачем она разговаривала с Дегтярем, как будто хотела задобрить! Катя возразила, что она не задабривала, просто вежливо разговаривала, а скандалить можно у себя в семье и не надо ходить в гости.

Нет, стоял на своем Зиновий, все поведение его жены от начала до конца пахло за три версты подхалимством, и то, что она рассказывала про себя и свою семью, — тоже подхалимство: когда люди хотят задобрить начальство, они всегда откровенничают.

От упреков мужа и обиды Катя расплакалась, и свекровь со свекром целиком взяли ее сторону: пусть Зиновий не будет такой умный и независимый, на словах каждый умеет, а на деле останешься со своим гонором и всю жизнь будешь светить голым задом.

— Олухи, — закричал Зиновий, схватил костыль и с силой ударил о пол, — олухи царя небесного!

Оля замахала руками: Боже мой, пусть будет тихо, пусть будет немножко тишины в доме. Иона взял со стола графин, отпил до середины, кадык перекатывался, как у лошади, бросился прямо в одежде на постель и накрыл голову газетой. Минут через десять, у других уже остыло, Иона вскочил, нахлобучил свой картуз и хлопнул дверью.

Около двенадцати, радио кончало последние известия, в квартире Чеперухи поднялся очередной тарарам и держался до часа ночи, пока Клава Ивановна не постучала и лично не вмешалась.

Утром Марина Бирюк вышла пораньше, чтобы достать на Привозе пару кило картошки, встретила в подъезде Иону и спросила: это ей показалось или на самом деле во дворе целую ночь стоял гармидер, как будто резали и грабили?

— Марыночка, — вежливо ответил Иона Чеперуха, — не имейте плохую привычку из чужого несчастья делать себе театр.

— Иона, люба моя, — засмеялась Марина, — если каждый будет делать себе театр из чужого несчастья, так куда поденется то несчастье!

— Марыночка! — Иона по-кавалерийски взял женщину за руку, прикоснулся губами и четверть минуты стоял неподвижный, как на карауле.

С понедельника Марина Бирюк устроилась на работу по специальности — бухгалтером в столовой ОРСа госуниверситета, на улице Пастера, угол Советской Армии. Клава Ивановна поздравила первая и сказала: такую работу надо поискать!

Товарищ Дегтярь просил Клаву Ивановну проконтролировать лично, чтобы председатель женсовета Анна Котляр не пустила на самотек помощь семье офицера Бирюк, поскольку Марина с понедельника вышла на постоянную работу, а дома двое детей и престарелая мать-инвалид.

Аня Котляр сделала хороший почин: до середины дня она сама просидела в квартире Бирюк, старуха, как все старухи, немножко капризничала — принеси, забери, не топай, не стучи, а Зиночка — просто золотой ребенок.

После обеда пару часов присматривала Дина Варгафтик, на следующий день с утра пришлось Клаве Ивановне, поскольку все женщины были на смене. До конца недели по очереди заходили опять Аня Котляр, Дина Варгафтик, Тося Хомицкая и Оля Чеперуха, а Гизелла Ланда два раза забирала Зиночку к себе домой и давала уроки по музыке.

Чтобы не допустить путаницы, на будущую неделю составили строгий график, но уже в понедельник утром, когда была очередь Оли Чеперухи, дежурство сорвалось по непредвиденным обстоятельствам: как раз в это время у Кати начались схватки, и надо было срочно отвезти в роддом.

Во второй половине дня Тося смогла уделить минут двадцать, не больше, Зиночка осталась без присмотра, убежала на улицу, и старуха чуть не умерла от страха, пока Марина не вернулась со службы и сама не пошла искать.

В пятницу картина опять повторилась, свекровь потребовала, чтобы Марина пожаловалась Дегтярю, который у них главный, а если не примет меры, пусть на самого Дегтяря жалобу напишет.

— Мама, — сказала Марина, — ну чего бы я молола чепуху: не знаете — помолчите. Люди за голое спасибо делают.

На третью неделю от графика осталась одна бумажка, Марина поставила в известность Клаву Ивановну, а та, вместо того, чтобы отнестись с сочувствием и принять меры, вспомнила, как росли дети в первые годы Советской власти, когда родители целый день проводили на фабрике. Марина разозлилась: у матери дитя гоняет, как беспризорное, по улице, а Малая разводит ей болтологию!

— Закрой свой грязный рот! — приказала Клава Ивановна.

— А вот и не закрою! — ответила Марина и опять повторила: хватит разводить болтологию и махать перед носом красными флажками.

Иона Овсеич, когда узнал, что график сорван, а все мероприятие поставлено под угрозу, осудил в первую очередь мадам Малую, которая не нашла ничего умнее, чем сравнивать Советскую власть сегодня, когда мы имеем конкретную программу строительства коммунизма, и тридцать лет назад.

По предложению товарища Дегтяря, актив решил заслушать отчет женсовета о проделанной работе, особо о помощи семье офицера Советской Армии майора Бирюка.

Как и можно было предвидеть заранее, председатель женсовета товарищ Котляр не проанализировала причины срыва, не наметила и даже не продумала мер по его ликвидации. Жалкие потуги объяснений, которые она пыталась выставить — мол, женщины чересчур заняты на производстве и по домашнему хозяйству, — могли бы иметь маломальский резон, если бы речь шла об одной отдельно взятой женщине, а не о коллективе в целом, работоспособном и здоровом. Заслушав отчет женсовета, актив постановил: строго предупредить товарища Котляр и потребовать коренной перестройки всей работы, а товарища Малую обязать оказывать необходимое содействие и, одновременно, усилить контроль и проверку исполнения.

Марина Бирюк просила уточнить, в чем должно состоять необходимое содействие от Малой, поскольку та лишь крутит одним местом, как невеста на смотринах, а дела нет ни на грош.

Клава Ивановна возмутилась: что здесь происходит, почему никто не заткнет рот этой женщине, которая вообще без году неделя живет в нашем доме!

— А вы не кричите, не испугались, — грубо ответила Марина. — Можете помочь — помогайте, а не можете — так сидите у себя в хате и молчите в тряпочку.

Дворничка Феня Лебедева качала головой и цыкала на Бирючку, чтобы придержала свой язык, Иона Овсеич наблюдал молча, как будто изучает, и чем больше люди выскажутся, тем лучше.

— Товарищи, — Ляля Орлова подняла руку и получила разрешение, — мне тяжело и больно слушать, какой тон гражданка Бирюк позволяет себе с нашей Клавой Ивановной. В конце концов, ей никто не обязан и сколько бы ни сделали, пусть скажет спасибо.

— Нет, уважаемая Орлова! — наконец сказал свое слово товарищ Дегтярь, — Нет! Коль скоро мы приняли решение, надо выполнять со всей ответственностью по законам нашей морали, и здесь жена майора Бирюк, которая желает приносить пользу непосредственно на производстве, а не сидеть дома, права по всем статьям, и товарищу Малой нет никакого резона играть с ней в прятки. А сколько лет семья Бирюк живет в нашем доме, это не имеет значения, ибо никто не давал нам права ни прямо, ни косвенно, под разным соусом, вводить ценз оседлости.

После актива у товарища Дегтяря был особый разговор с Малой, которая уже вторично за последние несколько дней держит себя так, как будто вокруг безвоздушное пространство и фактор времени не играет роли.