Алексей Турчин - Война и еще 25 сценариев конца света

• Название: Война и еще 25 сценариев конца света
• Автор: Алексей Турчин
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9739-163-9

Книга Алексея Турчина – это актуальный обзор последних научных наработок, описывающих, как и когда закончится существование человеческой цивилизации. В ней рассказано обо всех известных на сегодня видах глобальных рисков, которые могут уничтожить человечество, – от астероидов до запуска Большого адронного коллайдера и ядерной войны.

Важность книги в эти дни необычайно велика по двум причинам. Во-первых, катастрофа человечества – вопрос, безусловно достойный нашего с вами внимания. Во-вторых, разработка многих новых технологий, способных вызвать глобальные риски, уже идет. Понимание того, сколь велики, реальны и близки риски конца света, должно заставить вас задуматься – как будете спасаться лично вы? Эта книга потребует недюжинной подготовки и силы характера, без которых лавина технологических угроз может сбить вас с ног. Если такое случится с вами, не пугайтесь и доверьтесь автору.

---

Наилучший результат в отношении времени события можно получить, вообще не вникая в фактическую суть событий, а анализируя события статистически. Например, если знать, что рецессия в США бывает в среднем один раз в 8 лет с разбросом плюс-минус два года, это позволяет довольно неплохо угадывать время следующей рецессии, не вникая в ее фактические причины. C другой стороны, анализируя фундаментальные причины событий, можно совершить значительную ошибку во времени их наступления, которое во многих случаях зависит от случайных и невычислимых факторов. Например, мы наверняка можем утверждать, что рано или поздно в районе Калифорнии произойдет мощное землетрясение силой до 9 баллов, связанное с подвижкой океанической коры под материковую, но точное время этого события нам не известно.

Исследуя глобальные катастрофы в XXI веке, мы пытаемся ответить на оба вопроса, поскольку мы описываем не только их механизмы, но и утверждаем, что эти механизмы могут реализоваться в течение ближайших нескольких десятков лет. Возможно, некоторым читателям будет проще допустить возможность реализации этих механизмов не через 30, а через 300 лет. Кому-то трудно поверить, что нанороботы будут созданы через 30 лет, но они вполне готовы допустить их возможность в XXIV веке. Таким читателям можно сказать, что, исходя из принципа предосторожности, мы рассматриваем наиболее опасный сценарий наиболее быстрого развития ситуации и что действительно возможно, что эти же самые события произойдут значительно позже. Р. Курцвейль, рассматривая вопрос ускорения темпов исторического времени и скорости технологического прогресса, предлагает считать XXI век равным по объему инноваций предыдущим 20 000 годам человеческого развития. И тогда нанороботы вполне могут появиться через 30 лет.

Вообще принцип предосторожности по-разному влияет на разные прогнозы. Если мы чего-то опасаемся, то мы должны взять наименьшую реалистическую оценку времени, оставшегося до этого события. Однако если мы надеемся на что-то, то в этом случае мы должны брать наибольшую оценку времени. В силу этого моя оценка времени возникновения опасных для людей нанороботов-репликаторов значительно отличается от моей оценки того времени, когда полезные нанороботы будут очищать сосуды человеческого тела. Первого следует начинать бояться через десять лет, тогда как на второе можно наверняка рассчитывать только к концу XXI века.

Теперь разберем важное когнитивное искажение, связанное со степенью доступности информации о неком прогнозе. С одной стороны, общепризнанным является утверждение о том, что «никто не смог предсказать Интернет», а с другой – широко распространенное возражение на это, состоящее в том, что Ефремов и ряд других писателей-фантастов и исследователей предсказали нечто подобное. На эту тему вспоминается закон Мерфи: «Что бы ни случилось, всегда найдется кто-то, кто скажет, что он знал это заранее». И это вполне статистически объяснимо: в природе всегда существует огромное количество мнений, и всегда найдется то, которое совпадет с получившимся результатом с заданной точностью.

Например, если несколько десятков человек загадают возможный результат выпадения числа в рулетке, то среди них наверняка найдутся один или два, которые будут заранее «знать» исход игры. Но если взять всю группу в целом, то она ничего не знает о возможном исходе игры. Этот прием применяется в бизнесе. Допустим, я создаю десять небольших инвестиционных фондов, которые применяют разные стратегии игры на рынке акций. Из них один получает значительную прибыль, а девять других терпят ущерб (превышающий в сумме прибыль первого фонда). Затем я вывешиваю повсюду рекламу первого фонда: «Фонд Х заработал 300 процентов годовых! Вкладывайте деньги в фонд Х!», а остальные девять фондов закрываю. В результате у потенциальных инвесторов создается ложное впечатление, что фонд Х является особенно гениальным в зарабатывании денег. Хотя именно этот пример с фондом я придумал, исследования показывают, что за счет данного эффекта селекции (эффект выживших) рекламируемые доходы инвестиционных фондов в среднем завышены на 0,9 процента.

Из сказанного следует, что прогноз становится прогнозом не тогда, когда он был высказан, а тогда, когда он становится общеизвестным и общепризнанным. Поэтому претензии отдельных людей на то, что они «предсказали Интернет», являются безосновательными. Кроме того, если сравнить эти предсказания с тем, что мы имеем, мы увидим, что считать их предсказаниями можно с огромной натяжкой. Интернет вовсе не является всемирной библиотекой, наоборот, поступление в него книг ограничено правилами копирайта. Однако он является средой для общения, блогов, ботнетов и всего того, что нельзя было даже предположить до его появления. Чем точнее предсказания будущего, тем менее они вероятны. Легко предсказать «всемирный информаторий», однако гораздо меньше шансов угадать его точное имя – Интернет.

Особая трудность предсказания глобальной катастрофы состоит в том, что она является не тенденцией и закономерным процессом, как, скажем, рост народонаселения и закон Мура, а однократным событием, которое может произойти или не произойти. Она может произойти, даже если вероятность крайне мала, и не произойти вопреки очень большой своей вероятности. Когда она произойдет, некому будет судить о вероятности. Если это событие будет длительным (например, подлет огромного астероида или распространение заразы), то люди до самого конца не будут знать, происходит ли окончательная катастрофа, или кто-то выживет. Таким образом, глобальная катастрофа непостижима – ни при каких обстоятельствах не будет никого, кто будет знать, что она произошла. (Как в стихах Егора Летова: «Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг».)

Другим способом осознать ограниченность наших знаний о будущем и познакомиться с его непостижимостью является исследование предсказаний, сделанных в прошлом, что именуется «палеофутурологией». Основное впечатление от старинных картин будущего, рассказов и даже научных прогнозов – насколько не похоже это на настоящее. Например, открытки XIX века, изображающие будущие летательные аппараты. При этом есть ощущение однородности всех этих прошлых образов будущего – и однородности причин того, что они не стали реальными предвидениями. Иначе говоря, изучение прошлых попыток предсказать будущее дает нам знание о некоторых систематических ошибках, которые люди совершают, пытаясь осуществить предвидение. В картинах будущего бросаются в глаза:

1) избыток летательных средств; небоскребы, роботы, огромные транспортные средства;

2) «древнеримские» одежды;

3) подчеркнуто светлый образ (но иногда – подчеркнуто мрачный);

4) изменение главных деталей при сохранении мелкой атрибутики – например, в каждом доме компьютер, но это все еще ламповый компьютер;

5) невозможность выйти за пределы своего художественного стиля, то есть в 50-е годы вещи будущего изображаются в дизайне 1950-х годов, хотя намеренно пытаются этого избежать;

6) безличность – изображены толпы или усредненные персонажи, а не личности.

Причины этого, видимо, заключаются в следующем:

1) будущее перестает восприниматься как реальность, и к нему применяются приемы построения художественного образа сказочного мира. То есть в нем позволяется нарочитая нереалистичность. Сравните: «В 2050 году люди будут ходить в прозрачных электрических тогах» и «В 2050 году я буду ходить в прозрачной электрической тоге». Вторую фразу я не напишу в здравом уме, потому что я не собираюсь ходить в прозрачной тоге;

2) будущее заменяется атрибутами будущности – самолетами, небоскребами, роботами;

3) образ нацелен на то, чтобы воздействовать на современного автору зрителя. В нем подчеркивается то, что будет наиболее интересно и в то же время понятно современнику: необычная техника. В результате мы имеем не образ будущего, а образ техники будущего. Но не учитывается взаимовлияние общества, техники, экономики и истории;

4) вещи будущего мира придумываются по отдельности, а не соединяются в систему. Поэтому изображают город с большим количеством самолетов и небоскребов, не думая, как одно с другим будет взаимодействовать;

5) наконец, невозможность придумать простые, очевидные нам решения – как пульт дистанционного управления, мышь, графический интерфейс;

6) злоупотребление экстраполяциями явных тенденций;

7) предсказание будущего – это всегда предсказание поведения более сложной, более интеллектуальной системы силами менее сложной и менее интеллектуальной. В этом смысле оно подобно попыткам предсказания поведения ИИ – и может служить иллюстрацией меры ошибочности в этом.

Невозможный «черный лебедь»

Принципиальной непредсказуемости будущих событий и склонности людей недооценивать маловероятное на их взгляд посвящена вышедшая в 2007 году книга Нассима Талеба «Черный лебедь». (Taleb Nassim Nicholas. The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable. – New York: Random House, 2007.) Талеб пишет, что до открытия Австралии люди в старом мире считали, что все лебеди – белые, и в этой вере нет ничего удивительного, так как она полностью подтверждалась эмпирическими данными. Открытие первого черного лебедя было большим сюрпризом для орнитологов, но главное в истории, по словам Талеба, не это. Эта история иллюстрирует жесткую ограниченность нашей способности учиться на основании опыта и хрупкость нашего знания.