Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур

• Название: Профессор Вильчур
• Автор: Тадеуш Доленга-Мостович
• Издательство: МЕТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994

Талантливый хирург, человек редкой души, Рафал Вильчур становится объектом разнузданной травли, организованной его бывшим учеником, ближайшим коллегой профессором Добранецким. Вынужденный покинуть Варшаву, Вильчур возвращается в глухую приграничную деревушку, где волей судьбы уже провел несколько лет и где его знали как знахаря. Здесь развиваются дальнейшие события романа, в центре которого жизнь профессора Вильчура – жизнь, полная любви к людям и самопожертвования.

---

За этот второй вариант, по мнению профессора Вильчура, выступало многое. Главным его козырем была, безусловно, молодость обоих, общность интересов и пристрастий, а также любовь Кольского. Вильчуру казалось совершенно невероятным, чтобы этот козырь не проявился в создавшейся ситуации, в условиях, когда молодые люди по воле обстоятельств проводят целые дни рядом.

Однако было бы ошибочным думать, что Вильчур возвращался домой в хорошем расположении духа. Он действительно предвидел, что должен будет расстаться с Люцией, что вынужден будет отказаться от всех надежд, и это не радовало его. Он считал, что выполняет свой долг, поступает порядочно, но знал, что этим поступком захлопывает последнюю главу своей личной жизни, что осознанно и окончательно отказывается от своего собственного счастья.

На станции в Людвикове у одного из хозяев в Радолишках он нашел свободных лошадей. Тощая лошаденка волочилась нога за ногу. Когда он подъезжал к мельнице, уже спускались сумерки. На перекрестке дорог он расплатился с хозяином и, взяв чемодан, направился пешком в больницу. Двери были открыты, и он вошел. В сенях никого не было. Во всем доме царила тишина, и звук его шагов раздавался особенно четко. Вдруг из палаты послышался голос Донки:

– Эй, кто там?

– Как дела, Донка? Это я.

– ЕзусМарья!- ответил ему радостный возглас.- Пан профессор вернулся!

Радостная и взволнованная Донка выбежала в сени. Поздоровавшись, она помогла ему снять пальто и тут же взялась за приготовление чая, безумолку разговаривая.

– А где же панна Люция?- спросил Вильчур.

– На прогулке. Каждый день они с доктором Кольским гуляют и возвращаются только к ужину. Очень далеко ходят, иногда даже до Вицкун.

– Ну, а как тут доктор Кольский, не скучает?

Донка рассмеялась.

– Где уж ему тут скучать! Я думаю, что он бы тут и год просидел охотно.

– Он очень милый человек,- заметил Вильчур внешне безразличным тоном.- А как он тебе нравится, Донка?

Девушка пожала плечами.

– А почему он мне должен нравиться или не нравиться? Разве он для меня? У меня мой Василь, и другие мне не нужны, а если кому-то мерещится, что в доктора глазами стреляю, так это неправда.

– А кому это мерещится?- с интересом спросил Вильчур.- Василю?

– Не Василю, а панне Люции.

– Откуда же ты знаешь, что ей так мерещится?

– Потому что она меня однажды так ругала, даже грозилась пану профессору пожаловаться, будто я флиртую с паном доктором. Очень он мне нужен, пусть он ей остается. Я не для него, а он не для меня, но я первый раз слышу, чтобы нельзя было посмеяться. Вы тоже со мной иногда шутите.

Вильчур кашлянул и задумчиво сказал:

– Разумеется, можно.

– Вот именно. Я и раньше знала, что вы не будете на меня сердиться.

– Дорогая девочка, я никогда ни на кого не сержусь,- вздохнул Вильчур, усаживаясь за приготовленный чай.- Ну, а что здесь еще нового? У Прокопа все здоровы?

– А что им сделается? Дядя каждый день спрашивает меня, нет ли сообщения о вашем приезде.

– Приходит сюда каждый день?

– Сначала приходил, а последнее время чего-то на панну Люцию смотрит косо и сюда не заглядывает.

Вильчур удивился.

– А почему смотрит косо?

– Потому что он доктора Кольского не любит. Говорит, что неизвестно зачем пан профессор разрешил ему остаться здесь. Что-то он не пришелся по вкусу дядюшке. Я и сама не знаю почему, он же очень симпатичный человек. Когда на прошлой неделе пан доктор хотел нанять у него лошадей, он не дал ему.

– А зачем же ему нужны были лошади?

– Для езды верхом. Они с панной Люцией часто ездят верхом. Лошадей берут у одного старовера из Нескупы, а седла у шорника Войдылы из городка. Вот они лежат,- она показала на угол сеней.

Вильчур посмотрел и кивнул головой.

– Действительно лежат.

– А сейчас, я думаю, доктору надо будет возвращаться в Варшаву, потому что и места здесь нет для него. Разве что если бы спал в сенях или в операционной. Видно, и из именин у них ничего не получится,- не без удовольствия закончила Донка.

– Из каких именин?

– Из именин пани Павлицкой. Они собираются ехать в ее имение послезавтра. Пани Павлицкая была здесь сама и пригласила их еще в понедельник. Там будет большой бал. Панна Люция даже шьет себе новое платье, такое голубое, украшенное кружевами. Эх, если бы я могла себе такое сделать!

Профессор выпил чай и сидел молча. Донка кружилась по комнате и, взглянув в окно, воскликнула:

– Вот, уже возвращаются! Что-то удивительно рано сегодня. Посмотрите, пан профессор, перелезают через забор.

Вильчур подошел к окну. И действительно, через забор, разделяющий тракт и поле, перелезал Кольский. Он спрыгнул и протянул руки, помогая Люции. Их разговор не был слышен, но было видно, что им хорошо и весело. Улыбающееся лицо Люции свидетельствовало о хорошем настроении. Глядя в глаза друг другу, рука об руку они шли к дому. Они приблизились, и сейчас уже отчетливо был слышен их смех.

Вильчур отпрянул от окна. У него уже не было никаких сомнений в результатах приготовленного им испытания. Охотнее всего он закрылся бы сейчас у себя, чтобы не видеть их, однако это было уже невозможно.

Дверь открылась, и первой вошла Люция, а за ней Кольский. На мгновение они замерли при виде Вильчура. Люция воскликнула:

– Профессор, вы вернулись!

Вильчур заставил себя улыбнуться.

– Как поживаете, мои дорогие?

Несмотря на сердечность, при встрече ощущалась какая-то общая неловкость. Когда сели ужинать, Вильчур очень подробно рассказывал, чем занимался в Вильно, об отношениях в медицинском мире, а когда эта тема исчерпалась, он приступил к пространному описанию операции Добранецкого.

Сразу же после ужина Вильчур обратился к Кольскому:

– Я буду вам признателен, дорогой коллега, если вы останетесь еще на несколько дней. Я не потревожу вас, а сам устроюсь в операционной.

– О, я никогда на это не соглашусь, пан профессор,- неловко ответил Кольский. Я и так не знаю, не доставляю ли хлопот своим пребыванием, но уж ни в коем случае не смогу больше занимать вашу комнату. Мне в операционной будет очень удобно.

После того как постель для Кольского была готова и вещи его перенесены, профессор, ссылаясь на усталость после дороги, попрощался и пошел отдыхать.

По полосе света, до поздней ночи падавшей из окна амбулатории, он мог догадываться, что Люция и Кольский не пошли спать, а разговаривали.

Разговаривают о чем?.. Уже договорились? Приняла ли Люция его предложение?.. Если так, то сейчас обсуждают, как ей освободиться от обязательств по отношению к старому добродушному профессору, каким образом сообщить ему о перемене своих чувств…

Все это показалось Вильчуру неправдоподобным. Хотя то, что он застал здесь, явно свидетельствовало о сближении Люции и Кольского, он не мог представить себе, что эта девушка с сильным и решительным характером отступила, отказалась от своих обязательств. Следовало скорее ожидать чего-то прямо противоположного. Вероятно, Люция, даже любя Кольского, не захочет признаться в этом, не захочет даже сама осознать это. Она будет считать своей святой обязанностью не изменить своего решения, выполнить обещание, ничем не выдать перемены, которая в ней произошла. Вильчур был почти уверен в этом.

Закрыв глаза, лежа в темноте, он анализировал поведение Люции. Несомненно, она была смущена его приездом, но встретила его с той же сердечностью, как и прежде. Позже на протяжении всего вечера держалась несколько скованно, однако не избегала его взгляда и спрашивала обо всем с такой же заинтересованностью, как всегда. И не было ничего, что бы насторожило Вильчура, разве что только то, что за все время Люция ни разу не обратилась к Кольскому. Кольский тоже обращался только к профессору. Казалось, они не замечали друг друга, что так контрастировало с их недавней веселостью, пока они еще не знали о его возвращении.

Он вспомнил о седлах, лежащих в углу сеней. Конечно, они ездят верхом. Зимой будут ездить на лыжах или кататься на коньках, летом отправятся в хоры. Они молоды, у них общие привязанности и достаточно физических сил для их реализации.

Уже пропели петухи в саду Прокопа Мельника, когда Вильчур уснул. Завтракали, как обычно, все вместе в комнате Люции. Напряжение не спало, и только Емел говорил без умолку, к удовольствию всех остальных, которые благодаря этому могли молчать. Возвращаясь к операции Добранецкого, он рассуждал:

– Ты удалил мозговую опухоль, далинг. А подумал ли ты над тем, что, собственно говоря, весь наш мозг, кора головного мозга, содержащая высшие органы системы или просто духа, является самым опасным новообразованием, каким природа наполнила наши черепа? И если я не ошибаюсь, то именно там находится очаг мысли – самой ненужной и самой опасной вещи на свете. Представь себе, какой прекрасной была бы жизнь, хозяин, если бы мы не думали, а покорно исполняли функции возрождения и размножения. Как бы мы были счастливы, если бы не повторяли за Картезием: "Думай ради существования". Гармония природы извращена нашим мышлением, ведь в природе все целесообразно. С момента появления в ней человеческого разума мы убедились, что не знаем, зачем этот разум нам нужен. Если бы мы остались пещерным зверьем, было бы очевидно, что мы являемся только одной из форм обмена веществ, что наша задача за определенное количество лет нашего жалкого существования – вдохнуть определенное количество кислорода из воздуха, воды из ручейка, растительной и животной пищи, чтобы оставить определенное количество угольной кислоты, живописно разбросанных по земле экскрементов и наконец собственный труп. Все в порядке. В цепи обмена мы выполняем свою роль, но что с разумом? А что с "Илиадой"? Что с "Гамлетом"? Что с биномом Ньютона, с теорией относительности и с квантами Планка? На кой черт все это? К чему это ведет? Если вы скажете мне, дамы и господа, что благодаря этому растет цивилизация, а пропорционально ей увеличивается естественный прирост гомо сапиенс, то спрошу я вас, запланировано ли было природой-матерью чрезмерное удобрение земли теми же экскрементами и падалью? Это может расстроить всю систему и привести к непредвиденным катастрофам.