Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

• Название: Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
• Автор: Виктор Корчной
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книге «Антишахматы» и автобиографических «Записках злодея» выдающийся шахматист современности Виктор Корчной рассказывает о своей драматической судьбе. В центре повествования — многолетнее единоборство с Анатолием Карповым, преследования со стороны советских властей, вынужденное бегство за рубеж, борьба за справедливость в шахматном мире. Книга дополнена уникальными документами и свидетельствами.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Я очень ловко ввернул замечания Сталина; профессор была в восторге и поставила мне высший балл. А я, вроде бы достигнув своей цели, чувствовал себя странно: как будто сам себя оплевал...

Большей частью я все-таки был верен себе и за показухой не гонялся. Пришло время государственного экзамена по марксизму — предмет особенно трудный для меня ввиду отсутствия логики в доводах. Было несколько экзаменаторов, студент мог выбрать одного из них. Я приметил, что в числе экзаменаторов была одна моя родственница. Но не пошел к ней. «Хочу жить по совести!» — первым написал Владимир Войнович. А подумали многие, и я в том числе,— и получил тройку.

Память снова и снова возвращает меня к университетским годам. Кроме извращенных норм обучения, давила общая обстановка на факультете. Товарищеские отношения, симпатии юношей и девушек друг к другу — все находилось под контролем, было извращено в духе партийной идеологии. Пьянки в факультетских группах по праздникам — 7 ноября, 1 мая, 9 мая, 31 декабря. Звериное похмелье людей, желающих хоть на мгновение забыть, что с ними в жизни происходит. Участие в пьянке вроде бы добровольное, а фактически обязательное. Иначе скажут: «Брезгует коллективом», а оттуда уже и до «персонального дела» недалеко, а персональное дело может обернуться серьезными последствиями...

Студенческая бедность вошла в поговорку. Вспоминаю себя: в кармане деньги на трамвай, иногда еще на пачку самых дешевых папирос. Совсем редко — на студенческий нищенский обед. Если получаешь стипендию — немалое подспорье. Но это мне не всегда удается. Получишь тройку на экзамене, не сдашь зачет — плакала стипендия на полгода. Тройку можно пересдать, если разрешит комсомольское бюро курса. Видите, коммуна! Все решают сами студенты! Даром что деканат поставляет им нормы — сколько людей нужно лишить стипендии... Помню заседание бюро на первом курсе. «А тебе зачем пересдавать? — сказали мне мои якобы товарищи по курсу.— Ты же шахматист, а не историк!»

Вспоминаю общее комсомольское собрание на втором курсе. Обсуждается персональное дело Клары Ж. Ей инкриминируется «моральное разложение». За ходом обсуждения внимательно следит парторг курса Лев Ф. Опекает, значит, молодежь. Всем присутствующим известно, что Клара любовница Льва, на никому не придет в голову сказать против него слово. Все ясно и без этого заседания: Клара получит «выговор с занесением в личное дело», и на этом основании деканат исключат ее из университета, а Лев благополучно закончит университет и отправится в одну из областей России на важный партийный пост — поднимать экономику и поучать нравственности местных жителей.

Как видим, студенческая общественность зорко следит — кто с кем, что и как. Обстановка вынуждает — студенческие пары, как положено, женятся. Браки часто бывают неудачными. Оказывается, недостаточно строить семейное счастье на базе совместной зубрежки работ «Марксизм и национальный вопрос» и «Головокружение от успехов».

В памяти всплывает еще одна картина: утро после закончившейся пьянки. Все спят в неудобных позах. Не спят двое — я и девушка, которая влюблена в меня. Она сидит возле меня, и я глажу ее колени. Она влюблена в меня давно, но я никогда не позволял себе — и не позволю! — поцеловать ее. Поцеловал — все пропало: женись или уходи из университета! А она мне хоть и симпатична, но жениться я вообще не спешу. А вот про колени в неписаном партийно-комсомольском катехизисе ничего не сказано...

Бок о бок со мной учились талантливые люди, прирожденные служители науки. Некоторые, не выдержав мрачной атмосферы, ушли в другие учебные заведения. Те же, кто ухитрялся искать и находить крупицы правды даже в том, что преподавалось, остались. В печати мне попалось имя Виктора Шейниса, который стал теперь политическим деятелем (народным депутатом России). Достойный человек!

Вот и я отсидел там пять лет, и даже больше. Эти годы пригодилась мне для самостоятельного общественно-политического развития...

ПЕРВЫЕ УРОКИ

Мой первый крупный шахматный успех был в 1952 году. XX чемпионат СССР проходил на сцене московского Дома культуры железнодорожников, под громадным, все подминающим

под себя портретом Сталина. Я занял шестое место. Спустя несколько месяцев Сталин умер. В то утро мне нужно было идти на перевязку в поликлинику. В процедурной надрывался репродуктор, без устали повторяя весть о смерти великого человека. Медсестра, немолодая эстонка, была в состоянии, близком к истерике. Прошло немало лет, прежде чем я понял:

она прыгала от радости...

С начала 1954 года я начал регулярно получать деньги как шахматист. Так называемая стипендия, или спецзарплата, выплачивалась спортсмену его спортивным обществом или Спорткомитетом СССР с единственным условием: чтобы он нигде больше не работал, а только добивался успехов в своем виде спорта. Кончатся успехи — стипендию снимут, за давностью лет пропадает у бывшего спортсмена и имевшаяся в прошлом специальность. Но Спорткомитет никаких финансовых гарантий не дает, компенсаций не выплачивает. Обо всем этом в советской прессе с наступлением гласности уже писали. Меня же всегда возмущало: с каким лицемерием, прикрываясь словом «стипендия», советские спортивные руководители уверяли весь мир, что у них профессионалов нет, а все — любители. Так и ходило по миру, так и ходит: «журналист Таль», «инженер Полугаевский», «психолог Крогиус», «философ Петросян», «экономист Карпов»... Последний действительно «глубокий эконом», как выразился бы Пушкин. Впрочем, не стоит отбивать хлеб у штатных биографов. Пусть они живописуют черты характера руководителя двух крупных финансовых организаций — Советского фонда мира и международного фонда «Чернобыль — помощь».

Мой первый международный турнир — в Бухаресте, в марте 1954 года. Выяснилась интересная деталь. Каждому выезжающему за границу давали специальное пособие — «экипировочные». Самим фактом установления пособия советское руководство признавало, что уровень жизни в СССР намного ниже западного. Признавало оно косвенно и тот факт, что кроме дипломатов и шпионов за рубеж выезжают единицы. Выяснилось, впрочем, что участникам международных соревнований, проводимых в СССР, тоже дают экипировочные. Сумма пособия была 1200 старых рублей, то есть 120 рублей по-новому. Вполне приличные по тем временам деньги — цена самого хорошего мужского костюма в ГУМе, где я незамедлительно и отоварился...

В апреле 1954 года— второй выезд, в Норвегию. Тут выяснилось, что экипировочные дают не чаще, чем раз в год. Я узнал также, что делегацию в капиталистическую страну формируют с особой тщательностью: назначается руководитель группы, как правило шахматист, есть и помощник (заместитель) руководителя, к спорту не имеющий отношения. Профессиональный разведчик, он имеет две функции — следить за поведением членов группы и вести шпионскую деятельность в чужой стране. Позднее я узнал, что чем представительнее группа, тем мощнее и приданный ей разведывательный заслон: с мастерами выезжали мастера, а с гроссмейстерами — подлинные виртуозы своего грязного ремесла.

Как только мы, советские студенты, приехали в Осло, нас пригласили в советское посольство. На этот прием я надел свою лучшую рубашку, которой гордился и в которой щеголял в Румынии. Советник посольства оглядел нас с плохо скрываемым презрением и процедил: «Потрудитесь купить в магазине одноцветные рубашки. Здесь такие не носят». Спасибо господину советнику! Его устами двухэтажная Норвегия преподала мне первый (на Западе) политический урок: гигант, победитель во второй мировой войне, безнадежно отстал в своем экономическом развитии...

Да, за границей было чему поучиться. Но судьба не баловала меня частыми выездами. И то правда — я не был вундеркиндом, двигался в шахматах медленно. Хотя в 1956 году я и получил билет гроссмейстера СССР под номером 17, но был еще далеко от верхушки сильнейших советских гроссмейстеров. Зато, выезжая за рубеж, я смотрел на мир во все глаза: интересовался жизнью людей, читал газеты на разных языках.

И все-таки развитие моего политического сознания шло крайне медленно, уступая по темпам даже шахматному росту. Вспоминаю поездку в Аргентину летом 1960 года. В городе Кордобе организаторы устроили банкет по случаю окончания турнира, в котором участвовали мы с Таймановым. Меня посадили рядом с симпатичным на вид молодым человеком, который в приятельской манере стал задавать мне вопросы.

Скажите, почему советские понастроили военных баз по всему миру?

А почему американцы имеют базы во всем мире? — отпарировал я.

А зачем советские покорили народы Восточной Европы, сделали из них сателлитов?

Этого я не выдержал. И, как говорят японцы, потерял лицо. Я кричал, не помню что, как в истерике. Сбежались организаторы, извинились за оплошность, рассадили нас...