Евгений Тарле - Северная война и шведское нашествие на Россию

• Название: Северная война и шведское нашествие на Россию
• Автор: Евгений Тарле
• Жанр: История

В основу своей работы о шведском нашествии автор положил прежде всего и больше всего, конечно, русские, материалы: как неизданные архивные данные, так и опубликованные источники. А затем, ставя одной из целей своего исследования опровержение фактами старых, новых и новейших враждебных России измышлений западноевропейской историографии о Северной войне и, в частности, о нашествии 1708–1709 гг., я должен был, разумеется, привлечь и почти вовсе игнорируемые нашей старой, дореволюционной историографией и особенно старательно замалчиваемые западными историками шведские, английские, французские, немецкие свидетельства.

---

Но на сей раз божья помощь сильно запоздала. И затеянная таким образом серьезная диверсия потерпела полную неудачу.

Вторая диверсия в 1708 г. оказалась столь же неудачной.

Англичане продолжали и в 1708 г. вести торговлю с Архангельском, но, конечно, им приходилось избегать встречи с шведскими судами. Так, 15 июля 1708 г. в Архангельск пришли английские суда, сообщившие архангельскому воеводе князю П. А. Голицыну, что за ними гнались два военных корабля из эскадры в шесть судов, которые они усмотрели в море. Торговля, по-видимому, была по-прежнему очень оживленной, потому что воевода Голицын даже вел переговоры с «корабельщиками» разных государств относительно того, не могут ли их люди (т. е. матросы и служащие) включиться в подготовку обороны города Архангельска. Эта просьба не могла показаться странной представителям торгового мореплавания стран, наживавшихся на сношениях с Архангельском. И они представили только одно возражение (очевидно, речь шла об англичанах): их государство с шведом в войне не состоит, и поэтому они не могут принять участие в военных действиях, но если с шведами будут и французы (союзники шведов), тогда, "ежели с ними, шведами, будут в приходе французы, (то) они над ними военного случая искать готовы".

Весь Поморский край ждал шведского нападения и усиленно готовился: строилась в Архангельске новая крепость, к защите призывались в Холмогорах, у Пудожского устья, в Двинском уезде посадские люди и крестьяне; бурмистрам велено было вооружать людей, чтобы у них были: "у всякого ружье, копья, и рогатины, и бердыши, и пищали, и фузеи, и пистолеты или у кого какое есть". Гражданское население играло громадную роль в этом крае, где войск было ничтожное количество: "Холмогорцы посацкие люди в службе по Холмогорскому городу вместо солдатов в воротах стоят по караулам, а архангелогородцы посацкие люди и уездные крестьяне в работе на судах возят землю и засыпают и крепят устья, а из уезду стрелцы, которые стреляют птицу и зверя охотники взяты к Архангельскому городу, а достальным посацким людям и уездным крестьянам сказано, чтоб они имели всякое опасение и осторожность и были бы во всякой готовности и никуды без указу из домов своих не разбежались".[175]

По указу Петра от 28 июля 1708 г., присланному архангельскому воеводе князю Голицыну, велено крепить оборону и ждать шведов, укреплять Архангельск и "новопостроенные крепости". На Пудожском устье, "где чаяно неприятельского приходу", поставлены были при реке, на берегу батареи и заготовлены брандеры, а на Двине устроен мост (плавучий) "с железной толстой цепью". Но «малолюдство» делало оборону трудной, люди разбросаны по необъятной территории малыми кучками, нет солдат, нет рабочих, нужно строить укрепления и по устьям рек, и на Мурмане, и в Архангельске, и в Холмогорах, а "за малолюдством рабочих людей чинится великая мешкота".

На взморье выезжали русские суда высматривать шведский флот, о прибытии которого носились упорные слухи. За границей тоже считали, что нападение на Архангельск и на все Поморье очень возможно.

28 ноября 1708 г. шведский отряд в 200 человек конницы в пехоты вторично напал на Ребальские погосты в Лендерской чети и разорил дотла, а потом сжег пять деревень, жителей же, которые не успели бежать, шведы перебили всех. Сообщая об этом, жители Ребальских погостов предупреждали, что шведы собираются напасть на Кольский острог, на Кемский городок и другие места.

Любопытно, что один крестьянин с Ребальских погостов совершил опаснейшее дело: "ходил за Свойский рубеж для проведывания вестей", узнал и высмотрел много. Он видел обучение шведских солдат "с ружьем триста человек", и из собранных им сведений можно было извлечь полезные данные о ближайших неприятельских намерениях.[176] О том, что шведы сделали бы с русским лазутчиком, пробравшимся в Швецию, если бы он попался, об утонченных и долгих пытках, ожидавших его перед казнью, ему, конечно, было хорошо известно, когда он шел на свой добровольный опасный подвиг…

С большой заботой ждали на Поморье открытия навигации и наступления лета. Но 27-го числа первого летнего месяца 1709 г. под Полтавой произошло великое событие, крайне снизившее военную предприимчивость шведов, и навигационный сезон этого года прошел для поморян вполне благополучно.

4

Второе активное выступление шведов, имевшее несравненно более серьезный диверсионный характер, чем нападения на Поморье, произошло в Ингрии. Генералу Любекеру было приказано напасть на Петербург, взять его и разрушить. Любекер покончит с новой столицей, а король Карл — со старой столицей.

Поход Любекера был решен Карлом явственно под влиянием двух главных мотивов. С одной стороны, угроза Петербургу, конечно, отвлечет часть русских войск от защиты линии Смоленск-Можайск-Москва, с другой стороны, одним ударом будет уничтожен и возникающий флот.

Сам Карл с высоты своего полного высокомерия и непонимания игнорировал русский флот, но он знал, как этим флотом и Петербургом заняты умы кое-кого из его верноподданных, начинавших беспокоиться и, правда, пока почтительнейше и совсем втихомолку роптать в Стокгольме по поводу возникающего вражеского порта и флота на Финском заливе.

С первых же лет Северной войны постройка флота, проходившая в неимоверно трудных условиях, не переставала оставаться в центре внимания русского правительства. Создавая армию, вводя первые необходимейшие государственные преобразования, Петр и его сотрудники прекрасно понимали, что без морской силы нельзя и шагу ступить на Балтике.

Правда, с трудом, но быстро строился флот, и хоть много лет прошло, пока он начал, наконец, играть сначала заметную, а потом и решающую роль в войне, но уже с 1703–1705 гг. его существование никак нельзя было игнорировать.

Конечно, одно дело только "не игнорировать" новое явление, а совсем другое дело — оценить по достоинству его роль в настоящем и учесть его возможное значение в будущем. Ни такой оценки русского флота, ни подобного предвидения в эти годы между Нарвой и Полтавой мы в Западной Европе еще не встречаем.

На самом деле ложно было представление, будто Карл и его генералы так-таки нисколько не тревожились по поводу русских успехов на Неве, на Ладоге, у Копорья. Карл приказал дать серьезнейшую острастку русским в 1708 г. Шведы решили напасть на захваченные русскими территории с двух сторон: с юго-запада — из Эстляндии, и с северо-запада — из Финляндии. Первым двинулся из Эстляндии отряд генерала Штромберга, но его два полка потерпели от войск Апраксина тяжкое поражение.

И тогда-то была совершена попытка нанести очень серьезный удар на устья Невы из Финляндии и со стороны моря, скомбинировав это предприятие с вторжением Карла в Россию. Из Финляндии шел генерал Любекер, в распоряжении которого было около 12 тыс. человек; со стороны моря наступал флот в числе 22 шведских судов.

8 августа войска Любекера, перейдя реку Сестру, подошли к Неве выше Тосны. Одновременно на виду у Кроншлота показались 22 шведских корабля. 29 августа Любекер после очень оживленной артиллерийской перестрелки, продолжавшейся почти три часа, переправился через Неву и пошел искать запасы, собранные в Ингерманландии. Около двух с половиной недель продолжались эти тщетные поиски: русские уничтожили все запасы (кроме тех, которые забрали в Петербург). У Апраксина не было достаточно сил, чтобы напасть с полной уверенностью в победе на Любекера, а у Любекера не хватало сил, чтобы взять Петербург. Шведы занимали берег (ораниенбаумский, как он позже стал называться) и очень долго не знали, что им делать дальше.

Апраксину не очень легко сначала было организовать сопротивление вторгнувшимся шведам. Провианта, правда, у шведов было с самого начала экспедиции очень мало, но и у русских его было совсем немного. А затем и начальник кавалерии иностранец бригадир Фразер вел себя сомнительно: то двинулся к Ямбургу, куда его вовсе не посылали, то вдруг, захватив у шведов провиант, по непонятной причине сжег его. Словом, Апраксин делает вывод: "Для того прошу ваше величество прислать в конницу доброго командира, ежели не противно вашему величеству известного из русских" (курсив мой. — Е. Т.).

Но голод в отряде Любекера все усиливался в самой угрожающей степени, и уже 14 сентября Апраксин доносил Петру, что, по словам военнопленного квартирмейстера Врико, "Любекер намерен уйти из Ингерманландии".[177]

У Любекера была сильно потрепанная походом и самым настоящим образом голодавшая армия, перед ним стоял пришедший уже в конце августа шведский флот под командованием Анкерштерна, который так же точно был бессилен взять Кроншлотское укрепление и занять о. Котлин, как сам Любекер был бессилен взять Петербург. Колебания Любекера и Анкерштерна окончились довольно неожиданно. Случилось это так. У Апраксина не было сил покончить с Любекером, но была возможность беспокоить его, нападая малыми отрядами на отдалившиеся от главного шведского лагеря части. При одной из таких стычек у Копорья, где шведам удалось одержать верх, они на беду свою нашли среди попавшей в их руки добычи письмо графа Апраксина к начальнику этого небольшого русского отряда генералу Фразеру. Апраксин сообщал Фразеру, что он спешит к нему с большой армией на помощь. Это письмо именно затем и было написано Апраксиным, чтобы каким-нибудь путем оно попало к Любекеру и сбило его с толку, потому что в тот момент никакой большой армии у Апраксина не было и в помине, никаких подкреплений он сам не получал и другим послать их не мог. Затея Апраксина увенчалась самым блестящим успехом. Любекер и Анкерштерн поверили в реальное значение попавшего в их руки письма. Все колебания кончились, шведам представилось, что им грозит неминуемая катастрофа, если они замешкаются. Решено было поскорее посадить армию на суда Анкерштерна и отплыть подобру-поздорову, не теряя золотого времени. Но это решение и привело их к катастрофе. Любекер покинул свой прежний лагерь и перевел свое войско к самому берегу моря. Сюда, в Копорский залив, к деревне Кривые Ручьи, подошли суда Анкерштерна. Началась трудная посадка войск. Чем больше войск оказывалось на судах и чем малочисленное становился шведский лагерь у Кривых Ручьев, тем смелее русские, находившиеся все время в некотором отдалении, производили свои внезапные нападения. Наконец, когда у неприятеля осталось на берегу лишь около пяти батальонов, Апраксин напал на шведский лагерь и перебил 900, а в плен взял 209 человек. Последние часы посадки имели вид и характер панического бегства. Любекер велел перебить почти всех лошадей, еще оставшихся у шведов после тяжких потерь в этом голодном ингерманландском походе. Шведы впоследствии признавали, что Любекер потерял в провалившейся экспедиции от 4 до 5 тыс. человек и несколько тыс. лошадей.