Семен Нариньяни - Рядом с нами

• Название: Рядом с нами
• Автор: Семен Нариньяни
• Издательство: "ПРАВДА"
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1958

В этом разделе книги собраны фельетоны, печатавшиеся в «Правде», "Комсомольской правде", «Крокодиле», "Огоньке". По ним в свое время были приняты меры, виновные наказаны.

Газетные фельетоны, как известно, направлены не только против отдельных лиц, но и против пережитков в сознании людей, которые, к сожалению, еще существуют. Чтобы не писать вторично о людях, уже осознавших свои ошибки, исправившихся, мы решили изменить имена и адреса лиц, упоминаемых в фельетонах.

---

Мараховский не спрашивал, сколько метров в жилизлишках. Его интересовал другой вопрос:

— Сколько лет хозяйке? Она вдова или разведенная?

— Да ты что, собственно, ищешь: комнату или невесту?

— Комнату, только комнату!..

Прежде чем отправиться на осмотр комнаты, Мараховский шел обычно в парикмахерскую привести в порядок свой бобрик.

Знакомясь с хозяйкой, Мараховский старался в первую очередь определить не ее достоинства, а ее достатки.

— Какая у вас чудная обстановка! Сервант. Телевизор. Славянский шкаф. А что в шкафу?.. О… О!.. Два мужских костюма. Они остались от мужа? Какой размер? Прекрасно! Господи, да тут еще замшевые штиблеты, рубашка-зефир…

Мараховский мило улыбался хозяйке и в тот же день переезжал на новую квартиру. Наш студент обладал одной примечательной особенностью: он легко входил в доверие к людям и становился своим человеком в доме. Проходил всего месяц, а этот человек уже сидел за вечерним столом на месте покойного хозяина, через два он ходил в его ботинках, костюмах.

Но как бы ни были хороши костюмы, Владимир Мараховский никогда не злоупотреблял гостеприимством своих хозяек. Обычно за неделю до окончания учебного года он начинал упаковывать вещи.

— Вовочка, ты куда?

— В Ставрополь, на каникулы.

Хозяйка пекла угловому жильцу на дорогу домашнее печенье, снабжала его домашним вареньем.

— До сентября, милый мальчик.

Хозяйка, однако, зря ждала квартиранта. Жить на прежней квартире наш студент больше не собирался. Не к чему. Замшевые штиблеты истрепались, костюм утратил свою свежесть, и Мараховскому пора было думать об обновлении своего гардероба. И вот на улицах города снова появляется объявление: "Одинокий студент ищет угол".

Так и жил Владимир Мараховский все годы своей учебы в Ленинградском университете. А учился он еле-еле.

— Вовка, тяни до пятерок, — говорили ему комсомольцы. — Иначе ты опять останешься без стипендии.

А Вовка в ответ только загадочно улыбался.

"При моей внешности и обходительности, — думал он, — можно легко прожить и без пятерок".

Так с трудом, на одних тройках, Владимир Мараховский дошел до последнего курса. Ему оставалось сдать только государственные экзамены, чтобы получить диплом. И он сдал два экзамена из трех. А вот последний, третий, сдавать отказался. И сделано это было не потому, что впечатлительный студент в последний момент испугался строгостей экзаменационной комиссии. Нет, этот студент, несмотря на юные годы, умел держать свои эмоции на приколе. Он действовал всегда только из соображений голого расчета. Если бы Мараховский сдал последний экзамен, его тут же направили бы в периферийную школу на педработу. А он не хотел ехать на периферию. И вот вместо того, чтобы готовиться к экзамену, Мараховский сел писать заявление:

"Прошу перевести меня в связи с изменением жизненных обстоятельств с последнего курса филологического факультета Ленинградского университета на четвертый курс МГУ".

Как это ни странно, его перевели, и Мараховский стал оклеивать своими объявлениями уже московские заборы: "Одинокий студент ищет угол".

И снова этот студент дошел до последнего курса. Что делать теперь? Сдать государственный экзамен и ехать на работу в село? Нет, ни в коем случае!

— При моей внешности я проживу и без работы.

— Чем вы занимаетесь? — спросил я на днях Мараховского.

— Снимаю угол.

— Это разве профессия? Где вы работаете?

— ?!?

Два последних года молодой, полный сил человек ведет праздный образ жизни.

— Я живу в свое удовольствие, — говорит он.

А удовольствие это было весьма убогого свойства. До полудня в постели. Потом телефонные звонки приятелей.

— Вовка, как жизнь?

— Ни в жилу.

— Пошли, прошвырнёмся.

— Железно.

И Вовка идет на улицу Горького. Со всех сторон ему кивают знакомые лица. Мишель, Бубусь, Каланча… Все это тоже по большей части угловые жильцы. Их легко узнать. И не столько по одежде и бобрику, сколько по вялым, замедленным движениям. Друзья-приятели Мараховского часами стоят у фонарных столбов и магазинных витрин, лениво провожая взглядом молодых хорошеньких девушек. К вечеру угловые жильцы собираются по трое — пятеро и тут же на улице начинают перемывать косточки своим хозяйкам. Владелицам жилизлишков достается главным образом за скупость. Шутка ли, у молодых квартирантов часто не бывает в кармане даже трамвайной мелочи! Чтобы достать трешницу на чашку кофе с пирожным, Мараховскому приходится два раза в день бегать к своей хозяйке на службу и клянчить по рублю. Но ведь он, Мараховский, человек тонкий, с запросами. Ему нужны деньги не только на кафетерий, но и на маникюр, на футбольный матч…

Несмотря на двусмысленность своего положения, этот тонкий человек мирился с любыми унижениями, лишь бы только не трудиться.

И хотя вот уже два года, как Вовочка перестал ходить на лекции, Мараховский по-прежнему снимал углы и по-прежнему в конце каждого учебного года начинал собирать вещи, готовиться к отъезду.

— Ты куда?

— В Ставрополь, на побывку.

В этом году Вовочке не удалось без шума сменить место своего постоя. Хозяйка поймала его у дверей и закрыла на замок. Мараховский затопал ногами, закричал:

— Не смей покушаться на свободу моей личности!

Через день — два, улучив момент, он выскользнул на улицу и прибежал к нам.

— Помогите! Я не хочу больше снимать жилизлишки у Елены Митрофановны.

— Что случилось? Почему?

— Она в два раза старше меня. У нее дочь замужем.

У Елены Митрофановны, кроме замужней дочери, было еще четверо ребят школьного возраста. Мал-мала меньше. Но это обстоятельство до самого последнего времени никак не смущало Мараховского. Может быть, теперь, с опозданием, у молодого парня проснулась совесть, и ему стало стыдно перед детьми, которых он объедал, и за их мать, и за себя самого? Нет, совесть Мараховского спала, как и прежде. Переезд опять обусловливался только голым расчетом. Новая хозяйка обещала устроить будущего квартиранта на сказочную должность в каком-то учреждении, где Мараховский якобы будет получать зарплату, не работая.

Ну разве мог он, Мараховский, отказаться от такого предложения?

Отвратительное племя приживальщиков! Оно ассоциируется у меня с гнусным обликом замоскворецкого приказчика, который шел в наперсники к столетней купчихе, чтобы «вродниться» в торговое дело.

Но Владимир Мараховский не приказчик. Он окончил два советских вуза. Товарищи, с которыми учился Мараховский в ЛГУ и МГУ, прекрасно работают педагогами. Их уважают, любят школьники, родители школьников, товарищи по работе. А Мараховский не ищет уважения окружающих. Он ищет легкую жизнь. Мараховский согласен сейчас жениться даже в отъезд на дочери знатного рыбака или знатного пчеловода, пусть только у этой дочери будет в приданом собственный дом и сберегательная книжка.

— При моей внешности… — говорит он.

Но внешность без чести помогает плохо. И вместо собственного дома Мараховскому приходится пока снимать чужие углы и вымаливать трешницы у многодетных матерей.

Молодой парень превратился в откровенного приживальщика. С помощью одной квартирохозяйки его перевели из Ленинградского университета в Московский, с помощью другой он получил разрешение на прописку в 50-м отделении милиции, по рекомендации третьей оказался принятым на работу в Академию имени Сталина.

Три часа работники редакции беседуют с Мараховским. Всем нам неловко за него и стыдно. А он хоть бы раз смутился, хоть бы раз покраснел. Мужчина без чести, достоинства и самолюбия. Вот как жестоко мстит жизнь человеку, который со студенческих лет мечтал о легком хлебе, собираясь жить в нашем доме на временной прописке, угловым жильцом!

1957 г.

ОДНА ТЕТКА СКАЗАЛА…

Три молодые работницы часового завода прибежали после работы в редакцию. Взволнованные. Встревоженные.

— Скажите, это правда?

— Что именно?

— Да про новые, нейлоновые деньги. Говорят, их будут с нового года менять на старые. Один нейлоновый рубль за четыре с полтиной бумажных.

— Почему такой странный курс?

— Так ведь нейлон дороже бумаги.

— Не только дороже, но и крепче, — поправила подругу вторая девушка.

— Чепуха! Наш рубль в обмене не нуждается. Он и так крепок, устойчив.

— Крепок, это верно, да малогигиеничен, — снова вмешалась в разговор первая девушка. — А нейлон легко моется, стирается. После обмена, говорят, будет меньше гриппозных заболеваний.

— Для большей гигиеничности нужно мыть не деньги, а руки.

— А вы скажите все-таки: будет с нового года обмен или не будет?

— Да с чего вы взяли?