Федор Достоевский - Письма (1880)

• Название: Письма (1880)
• Автор: Федор Достоевский
• Жанр: Русская классическая проза

---

А в заключение - Христос воскресе и примите уверение в моем самом горячем уважении и глубокой преданности. Ваш покорнейший слуга

Ф. Достоевский.

Р. S. Убедительнейше прошу передать от меня поздравление с всемирным христианским праздником и глубокоуважаемому Михаилу Никифоровичу. Передовые "Моск<овских> ведомостей" читаю с наслаждением. Они производят глубокое впечатление.

(1) описка, следует: десятой

852. К. Н. БЕСТУЖЕВУ-РЮМИНУ

17 апреля 1880. Петербург

Вот, многоуважаемый Константин Николаевич, корректура "Карамазовых", только что сейчас полученная. Читать буду по 605 страницу с начала, и притом всё очерченное мною на полях будет в чтении пропущено.

Крайне сожалею, что не удалось застать Вас.

Ваш весь Ф. Достоевский.

17 апреля/80, четверг.

853. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ

21 апреля 1880. Петербург

21 апреля/80.

Любезнейший брат Николай Михайлович, благодарю тебя за письмецо (которое я получил лишь сегодня). Вот уже год, как мы не видались. Не знаю, что это значит: система ли у тебя такая взята или что-нибудь другое. Между тем жизнь наша на конце и до того, что, право, некогда прилагать на практику даже самые лучшие системы. Я всегда помню, что ты мне брат, но людей во многом отказываюсь понимать.

После Святой, вероятно, вскорости куда-нибудь уедем. К тому же работать надо, а я живу здесь в такой суете, что и выкарабкаться из нее не могу, работать даже не могу.

Здоровье мое не столь хорошо. Анна Григорьевна тоже не совсем здорова. Она тебе кланяется и благодарит за поздравления.

Деточки, слава богу, здоровы.

Желаю здоровья и тебе.

Вчера поехал было для самых необходимейших выездов и, кажется, простудился. От всей души желаю тебе здоровья и крепко жму тебе руку. Христос воскресе!

Твой брат Ф. Достоевский.

(1) далее было: даже

854. H. A. ЛЮБИМОВУ

29 апреля 1880. Петербург

Петербург, Апреля 29/80.

Милостивый государь многоуважаемый Николай Алексеевич,

Поверьте, что мне слишком тяжело писать Вам это письмо:

Как я не бился, а на майский (будущий) № "Русского вестника" опять ничего не могу доставить. Но через неделю уезжаю с семейством в Старую Руссу и в 3 месяца кончу весь роман. Таким образом продолжение может начаться (если одобрите) с июньской книжки, кончится четвертая часть в августовской книжке, и затем будет на сентябрьскую книжку еще заключение, 1 1/2 листа печатных (несколько слов о судьбе лиц и совершенно отдельная сцена: похороны Илюши и надгробная речь Алексея Карамазова мальчикам, в которой отчасти отразится смысл всего романа). Не мог же написать теперь к майской книжке потому, что здесь буквально не дают писать, и надо скорее бежать из Петербурга. Виноваты же в том опять-таки "Карамазовы". По поводу них ко мне ежедневно приходит столько людей, столько людей ищут моего знакомства, зовут меня к себе - что я решительно здесь потерялся и теперь бегу из Петербурга! Не знаю, как Вы, многоуважаемый Николай Алексеевич, но я, насчет собственно помещения в летние месяцы романа в "Р<усском> вестнике" не смущаюсь; ибо летом даже больше читают, чем зимой. Тяжело мне писать Вам это письмо: боюсь, страшно боюсь, чтоб Вы и многоуважаемый Михаил Никифорович не заключили обо мне, что я злоупотребляю Вашею бесконечною ко мне деликатностью. Сегодня только узнал, что Михаил Никифорович в Петербурге, от К. П. Победоносцева и по указанию его пошел обедать к кн. Мещерскому в надежде, что встречусь, может быть, с Михаилом Никифоровичем, но услышал там, что он уже уехал. А то лично изъяснил бы ему всё. Будьте столь добры, передайте ему мой нижайший поклон. Черкните мне, если будете столь бесконечно добры: сердитесь Вы на меня или нет? (Адрес прежний, дойдет, где бы я ни был.) - Кстати, я очень доволен, что книга "Мальчики" (имеющая явиться в апрельском №) столь отдельна и эпизодна: читатель будет не столь претендовать, как если бы на самом неоконченном месте вдруг прервать и поставить: продолжение будет. Вчера, 27 числа, читал эпизод из этой книги на Литературном вечере в пользу Славянского благотворительного общества, - и эффект, без преувеличения и похвальбы могу сказать, был чрезвычайно сильный.

Примите уверение в наиглубочайшем моем уважении и совершенной преданности.

Ваш покорный слуга

Ф. Достоевский.

855. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ

2 мая 1880. Петербург

2 мая/80.

Любезнейший брат Николай Михайлович,

Доверенность на ввод во владение дать необходимо, и неотложно, и давно пора. Что же касается до подписания договора, то в этом случае поступи, как сам хочешь. Взять на себя советовать не могу, согласись сам, потом, пожалуй, будешь на меня пенять и претендовать. Никогда я такого риска не возьму на себя. Сам я договора на продажу в вечное владение, то есть не на сруб, а с землею, не подписывал. Да и никто из Достоевских, сколько мне известно, не подписывал.

- На днях мы подпишем и вышлем Шеру проект о разделе, по которому на всех Достоевских приходится получить 800 десятин Пехорки. Но я, брат Андрей и прочие подписываем каждый за себя, а ты поступи, как сам знаешь. Скажу лишь одно, что выбирал участок не Иван Григорьевич (он лишь осмотрел уже выбранное как специалист), а выбирала Анна Григорьевна и Александр Андреевич Достоевский. Выбрали же они, не зная, какой кому достанется участок, а потому выбрали вообще из всей земли то, что сочли за самый лучший участок. Не думаю, чтоб ты мог выбрать что-нибудь лучшее и более стоящее. А потому если подпишешь проект о разделе, то сделаешь хорошо, и вот весь мой тебе совет. Но лишь совет, сам же опять-таки поступи, как знаешь. По-моему, хорошо, если на проект о разделе согласишься вместе с нами, то есть со всеми Достоевскими. - Посылаю тебе необходимые для расходов деньги, 16 рублей. Затем обнимаю тебя и остаюсь тебя любящий брат

Ф. Достоевский.

Через неделю (наверно) еду в Ст<арую> Руссу. Жена очень кланяется тебе.

(1) далее начато: можешь на

856. С. А. ЮРЬЕВУ

5 мая 1880. Петербург

Петербург 5 мая/80, Понедельник.

Глубокоуважаемый С<ергей> А<ндреевич>! Отвечаю разом на оба Ваши столь любезные письма. Я хоть и очень занят моей работой, а еще больше всякими обстоятельствами, но, кажется, решусь съездить в Москву по столь внимательному ко мне приглашению Вашему и глубокоуважаемого Общества любителей русской словесности. И разве только какое-нибудь внезапное нездоровье или что-нибудь в этом роде задержит. Одним словом, постараюсь приехать к 25 числу наверно в Москву и явлюсь 25-го же числа к Вам, чтоб узнать о всех подробностях, а главное, повидаться с Вами, ибо давненько уж мы не видались и, уже конечно, накопилось много о чем переговорить.

Насчет же "Слова" или речи от меня, то об этом еще не знаю, как сказать. По Вашему письму вижу, что речей будет довольно и всё такими выдающимися людьми. Если скажу что-нибудь в память величайшего нашего поэта и великого русского человека, то боюсь сказать мало, а сказать побольше (конечно в меру), то после речей Аксакова, Тургенева, Островского и Писемского найдется ли для меня время? Впрочем, это дело решим при свидании с Вами. Но вот что главное и весьма любопытное: у нас здесь в Петербурге на самом невинном литературном чтении (а чтения всю зиму страшно были в моде) непременно всякая строка, хотя бы и 20 лет тому написанная, поступала на предварительное разрешение к прочтению к попечителю учебного округа. Как же будет у Вас в Москве? Я, например, если скажу что-нибудь, то по писанному или руководствуясь написанным. Неужели же разрешат читать вновь написанное без предварительной чьей-нибудь цензуры? Аксаков, Тургенев и проч. как будут читать: с цензурой или без цензуры, а vive voix или по написанному? Если же с цензурой, то я, например, если приеду к 25-му, то поспеют ли мои несколько слов к цензору? Обо всем этом весьма прошу Вас, глубокоуважаемый Сергей Андреевич, меня уведомить, чтоб уже знать и быть готовым. Я на днях (в среду, я думаю) выезжаю из Петербурга с моей семьей на лето в Старую Руссу, а потому если захотите мне теперь написать, то адресуйте прямо: в Старую Руссу Новгородской губернии, Ф. М-чу Достоевскому. (Это самый полный адресс.)

Вчера вечером было у нас общее собрание членов Славянского благотворительного общества. Председатель Бестужев-Рюмин, узнав от меня, что я отправляюсь на открытие памятника в Москву, немедленно провозгласил Обществу предложение: выбрать меня уполномоченным (депутатом) от Славянского благотворительного общества участвовать в московских торжествах по открытию памятника, как представителю Общества, на что последовало немедленное и горячее всеобщее согласие. Итак, если я приеду, то как выборный от Общества представитель его. Орест Федорович Миллер говорил мне вчера же, в этом заседании, что и он от Вас получил приглашение. Вероятно, он сам Вам ответит, но мне сообщил, что до того завален делами, что, кажется, не поедет.