Алексей Варламов - Лох

• Название: Лох
• Автор: Алексей Варламов
• Издательство: Роман-газета
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003

Алексей Варламов сложился как раз в годы, о которых он сказал в своем «Лохе». Это была прекрасная среда для духовной лени, скоро определившей себя хамским словом «пофигизм».

И вот совестливые дети этого поколения, такие случайные и, кажется, не любимые жизнью, живут как попало, словно их несет ветер. Они только внешне сверстники своих, скандально самоуверенных, позанимавших высокие насесты современников. А внутри это мальчики живой совестливой духовной генетики, и приходят в жизнь со старинным, но вечно утренним желанием «вернуться к тому состоянию, когда люди желали не изменить мир, а всего-навсего его понять». Это «всего-навсего», о котором с горькой улыбкой говорит недоучившийся студент Саня Тезкин в романе Алексея Варламова «Лох», отнимает у них всю жизнь, но не отменяет их настойчивости.

Никогда они не переводятся на Руси — «маленькие и храбрые идеалисты», из которых история рекрутирует насельников Петропавловских казематов. А когда их идеалы общество износит до пародии, идеалисты будут сосланы в «лохи».

---

— Как ты думаешь, она девушка? — вдруг вывел его из задумчивости Лева.

— В каком смысле? — не понял Тезкин.

— В прямом, — вздохнул Голдовский.

3

Прошла слякотная московская зима. В апреле Тезкину исполнилось осьмнадцать лет, он только чуть-чуть опоздал к первым в своей жизни выборам, а на душе у него делалось все тревожнее и смутнее. Он томился любовью к Катерине, но в отличие от Левы ему даже некому было пожаловаться. Благородство мешало действовать самому, хотя с детства развитая интуиция, замещавшая Тезкину все интеллектуальные способности, подсказывала, что его шансы были значительно выше.

Однако, сделав выбор в пользу благородства, Тезкин решил удалиться и не вмешиваться в эту историю, но, словно разгадав его намерение, история вмешалась сама. Однажды вечером ему позвонила Левина матушка и раздраженно, как она всегда с ним разговаривала, не без оснований находя влияние Тезкина на сына дурным, спросила:

— Слушай. Саша, может, предложить ей денег?

— Каких денег?

— Каких, каких? Самых обыкновенных. Как ты думаешь, сколько это будет стоить?

— Что? Чтобы она оставила его в покое? — догадался наконец вспомнивший собственный опыт Парис.

— Да нет же! — с еще большим раздражением ответила она и швырнула трубку.

Тезкин несколько секунд тупо слушал гудки отбоя и поскольку имел богатое воображение, то живо представил бесцеремонную Татьяну Павловну, делающую гнусное предложение ангельской Катиной душе.

Не зная толком, что он скажет, Тезкин набрал номер Кати.

— Санечка, — пропела она, — ты ли это?

— Я, — ответил он храбро и запнулся.

— Что же это приключилось такое, что ты мне звонишь? — засмеялась она.

Голос ее показался ему таким бесхитростным, что уже готовый разоблачить коварные происки Тезкин пробормотал:

— Так просто.

— Жаль. Я думала, ты по мне соскучился и хочешь куда-нибудь позвать.

— А ты можешь?

— Тезкин, Тезкин, — вздохнула она, — и что только твой приятель плел мне про твои амурные истории? Ну мыслимое ли дело быть в твои годы таким тютей?

— Я не тютя. Я не знаю, как быть с Левой.

— Санечка, Леве надо готовиться в институт. Не беспокой его, пожалуйста, по пустякам.

В последующие полчаса, покуда Тезкин гладил брюки и чистил ботинки, сердце его билось так, словно он первый раз шел на свидание. Всю маету и тоску весенних месяцев, тягостных мыслей о собственной никчемности как рукой сняло. Он выскочил из квартиры, сунул по дороге руку в почтовый ящик. и среди нескольких партийных газет, которые выписывал Иван Сергеевич, выпал небольшой листок. Саня поднял его и прочел: «На основании Закона о всеобщей воинской обязанности…»

Буквы запрыгали у него перед глазами, он торопливо сунул повестку в карман и понесся дальше. Сейчас даже этот листочек не мог испортить ему настроение.

Однако когда на Рождественском бульваре под голыми ветками деревьев он, немножко рисуясь, как все мальчишки, небрежно сказал, что уходит в армию, Козетта побледнела. А у Тезкина, покуда они брели по бульварам и в каких-то двориках целовались, сделался в голове туман. Он не мог представить, что через несколько дней ничего этого не будет: ни грязных московских улиц, ни старых домов, ни бульваров с прошлогодними листьями, ни пенсионеров на лавочках, ни уж тем более спутницы, не отпускавшей его руки и шедшей с ним так легко и просто, хотя еще вчера скажи ему кто-нибудь об этом, он счел бы эти слова горькой насмешкой. На Тургеневской площади Тезкин предложил:

— Может, в бар зайдем напоследок?

— Нет, — ответила Козетта решительно и печально, — хватит с тебя баров. Мы с тобой сейчас в другое место пойдем.

— Куда?

— Подожди, увидишь.

Они перешли площадь и за углом дома, на котором висела доска, сообщавшая о пребывании в этих стенах Надежды Константиновны Крупской, свернули к высоченной церкви, построенной еще мин херцем Алексашкой Меншиковым, в безумстве своем чаявшим переплюнуть Ивана Великого.

Народу в храме было довольно много, и они остановились в притворе, украшенном внутри игривыми ангелами.

— Лоб-то перекрести, — прошептала Козетта.

— Да ну, неудобно как-то.

— Чего тебе еще неудобно? — сказала она сурово, но в платочке, повязанном перед тем, как они вошли, лицо ее было настолько милым, что Саньке захотелось прямо здесь, невзирая на строгие взгляды на образах, расцеловать ее. А там гори все синим пламенем — армия, не армия, какая к черту разница!

— Пойди свечку поставь.

— Я комсомолец.

— Ты думаешь, тебе это чем-нибудь там поможет? — прошипела она, подталкивая его к свечному ящику.

На них обернулись и зашикали — точно так же, как, поймал себя Тезкин на кощунственном сравнении, шикали на них с Левой в кабаках.

— Да ну, не буду, — уперся он.

— Ну так я за тебя поставлю.

Она стала проталкиваться вперед, и Сане сделалось скучно. Впереди что-то возглашал чернобородый священник с нерусским акцентом, оглушительно пел хор, вдруг все бухнулись на колени, и раб Божий Александр один как перст остался среди коленопреклоненной публики.

Бочком он протиснулся за дверь и только на улице облегченно вздохнул. Странное впечатление произвела на него эта церковь, холодное и мрачное, и никак не вязалось оно с его веселой Катей. А вскоре показалась и она, такая маленькая и трогательная, что Саню вдруг охватила неведомая жалость, а вместе с нею, как когда-то давно, предчувствие беды. Он глядел на ее серьезное и бледное лицо, и ему захотелось в эту минуту попросить далекого и чужого Бога, чтобы был Он к ней милостив эти два года. За это он даже перекрестил бы свой непутевый лоб и поставил бы свечку. Но Козетта сняла платочек, повязала его вокруг шеи, и они пошли вниз по бульвару мимо недавно открывшегося индийского ресторана и либерального театра «Современник», а прежде знаменитого кинотеатра «Колизей». Только целоваться Катя больше не захотела и на все его предложения зайти в какой-нибудь дворик посидеть отвечала отказом.

Тезкин опечалился и не знал уж что подумать, как быть с этим переменчивым и таинственным созданием. Козетта думала о своем, а потом вдруг повернулась к нему и, ясно глядя в его глаза, чуть-чуть покраснев, промолвила:

— Сейчас пост, так что все это очень некстати. Ну что делать. Приходи ко мне послезавтра вечером. А дома предупреди, что ночевать не вернешься.

Он поглядел на нее ошалело, не веря тому, что услышала а она грустно добавила:

— Только очень тебя прошу: не пытайся хоть в этот раз притащить с собой Леву.

4

В квартире напротив Тюфилевских бань был траур. То, что Саньке придется идти в армию, стало понятно уже год назад, и давно просыпалась ночами и лежала без сна Анна Александровна, рассеянно глядел по сторонам, не зная, что лучше сказать сыну в качестве напутствия, Иван Сергеевич. а отделавшиеся от почетного долга полуторамесячными институтскими сборами братья взирали на меньшого с нелицемерным сочувствием. Но только теперь они с очевидностью представили, что их Иванушки-дурачка, которому самому еще впору играть в солдатики, с ними два года не будет.

А Тезкину все было трын-трава.

В восьмом часу молодой любовник переступил порог квартиры, куда он так страстно мечтал попасть.

Будь Саня в тот вечер чуть внимательнее, он бы наверняка заметил, что его таинственная, скрытная возлюбленная, жившая вдвоем с матушкой, обитала в настолько нищенской обстановке, что даже тезкинская квартира показалась бы на ее фоне дворцом. Однако хозяйка позаботилась о том, чтобы скрыть все приметы убогости: в комнате горели свечи, очень ловко приглушавшие неказистость мебели, посреди стоял стол, уставленный всякой снедью, а сама Катя встретила его в домашнем платье, показавшемся ему верхом совершенства. Она была женственна и мягка, словно искупая этим всю свою предыдущую безжалостность, и герой мой и вовсе потерял голову. Он ощущал себя в эту минуту, как молоденький безумец, которому скажи, что за эту ночь он отдаст жизнь, отдал бы ее с восторгом. Но, видно, насмешнице судьбе столь романический и возвышенный оборот пришелся не по нраву.

— Когда ужин был закончен и расстелена кровать, раздался звонок в дверь.

— Кто это? — побледнел Тезкин.

— Не знаю, — пробормотала Козетта.

— Может быть, мама?

— Это исключено. Я с ней обо всем договорилась.

— Тогда не открывай. Пусть думают, что никого нет. В дверь снова позвонили, еще настойчивее и грубее, а потом стали бить.

— Эй! — раздалось следом, и, похолодевшие, они узнали этот голос. — Откройте!

Козетта подошла к двери.

— Что тебе надо, Лева? Я сплю. Уходи немедленно.

— Тезкин! — крикнул Голдовский. — Я знаю, что ты там! Если ты сейчас не откроешь, я выброшусь из окна.