Алексей Домнин - Матушка-Русь

• Название: Матушка-Русь
• Автор: Алексей Домнин
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Кто же был автором великого произведения древности «Слово о полку Игореве»? Это до сих пор неизвестно. В повести «Матушка-Русь» А. Домнин создает свой вымышленный, но правдоподобный образ великого песнетворца.

Повесть познавательна и увлекательна для самого широкого круга читателей.

Автор ее — пермский писатель Алексей Николаевич Домнин родился в 1928 г., в Пензе. Окончил историко-филологический факультет Пермского университета. Работал в школе, затем в областных газетах, на радио. Печататься начал с 1958 года в журналах «Молодая гвардия», «Сельская молодежь», «Урал» и «Уральский следопыт». Выходили отдельные книги: рассказы, стихи, сказки для детей. Повести: «Поход на Югру», «Матушка-Русь», «Дикарь» — написаны в 1959–1962 гг. Публиковались в разное время и были тепло встречены читателями и критикой.

---

Уткнув лицо в колени и покачиваясь, сидел Игорь. В отдалении выжимали порты и рубахи воины. Игорь откинулся назад. Он будто похудел и постарел. От солнца резче обозначился прямой и тонкий нос, крупные упрямые губы, редкие сединки в черной бороде. На глаза легли тени, и от этого взгляд казался злым и подозрительным.

— Ну что, племяш? Как присловье говорит: здравствуй, женившись, да не с кем спать? — заговорил Игорь. И вдруг прошла по лицу улыбка, он будто хрюкнул и захохотал, сначала беззвучно, а потом громко и раскатисто:

— Ну и вид у тебя — как быки помяли.

Неспроста зовут Игоря отчаянным и легкодумным. Такая напасть, а ему весело. Но лицо дяди снова стало злым и старым. Он хотел что-то сказать, только вздохнул и уткнул голову в колени.

…Разбив Игоревы и половецкие войска, смоленский Рюрик поспешил замириться с черниговскими. Он покорно уступил Святославу Всеволодовичу великое княжение, зато сам выторговал себе все земли киевские. И стало с тех пор в Киеве два правителя — один величался великим, а другой владел его богатствами.

А Кончак, собрав разогнанное войско, решил хоть что-нибудь урвать и поспешил грабить беззащитные новгород-северские земли.

Игорь, узнав о том, пришел в ярость и поклялся жестоко отомстить вероломному хану. Погнался вслед, да поздно.

Стал с тех пор Игорь самым отчаянным недругом Кончака. Беспощадно зорил он половецкие гнезда быстрыми и ловкими походами. Но были то малые сечи в ближней степи. Не унять ими поганых. Жадными волчьими стаями кружат они у русских веж, огнем и смертью проносятся по городам и селам.

«С ДЕТЬМИ ПОЙДЕМ!»

Дивился Святослав, для чего дядя нарочным гонцом так спешно к себе вызывает.

В гриднице Игоревой сидели юный сын его Владимир и брат — молчаливый и грузный Всеволод. Он не охоч до больших советов: сеча — лучшая для него дума. У него темный колючий взгляд и крупные, как у всех Ольговичей, губы. Владимир по-девичьи румян, еще и бородки не обрел.

Еле сдерживает он себя:

— Не томи, отец. Чую, не за пустым позвал.

— Не за пустым. — Игорь хитро прищурился, пытливо оглядел каждого. — Замыслил я дальний поход на поганых по Дону, до самого Лукоморья — земли дедовой.

— С киевским князем? — не понял Святослав — Так он же на Днепр летовать братье скликает.

— Киев нам не указ, — зло ответил Игорь. — В своих уделах правим, своим разумом живы. И славу воинскую незачем другим отдавать.

Он помолчал.

— Земли наши черниговские, как дерево без корней, как остров среди болота. Что на нем есть, тем и живем. А дальше не ступи. Очистить бы до моря Дон от поганых, иди в дальние земли, меняй соболей и меды на восточное узорочье. Богатели бы, силой набирались. И с Киева, и с других княжеств спала бы нынешняя спесь.

— Верно! — воскликнул Владимир, — чем хуже мы Галича, или Новгорода, или Суздаля? Те на Киев не оглядываются, сами крепки стоят.

— От того и беды и разоры, что всяк за себя стоим, — угрюмо ответил Святослав.

— Опять старую песню запел: вместе да вместе. Велика гора — Русь-матушка, и не нам ее с места сдвинуть, — досадливо сказал Игорь.

Всеволод пробасил:

— Дело говорит племяш. На большой поход у нас кишка тонка. Что, если ханы всю степь на нас ополчат?

Игорь хитро прищурился:

— Не поспеют. Лазутчики донесли мне: половцы всем войском своим ко Днепру подались, на Дону лишь малые силы оставили. Пока они у киевских земель стоят, мы быстрым походом по их становищам пройдем и разор учиним. И будут Кончак и Гза локти себе кусать.

Игорь подошел к Святославу, тронул его за плечо.

— Чего насупился? Иль робеешь — кабы снова искупаться не довелось.

Святослав покраснел. Он съежился, сверкнул глазами, искал дерзкое слово, чтобы ответить.

Губы Игоря расплылись в улыбке. Он гмыкнул, обнажил зубы в беззвучном смехе и раскатисто захохотал. Смеялись и Всеволод с Владимиром и Святослав не знал, обижаться ему или принять слова дяди за шутку.

— А ну вас, — отмахнулся он и отвернулся, чтобы не показать улыбки.

Супруга Игорева, добрая румяная Ефросинья, обнесла гостей вином. Выпили за удачу и разъехались.

Дерзкий поход замыслен, да без дерзости удачи не сыщешь…

…Гудит над городом большой колокол, сзывает народ ко княжьему двору на совет, на вече. Побросали люди свои дела, выскакивают на улицу.

— Пожар аль явление небесное?

— Разное говорят. Может, и явление…

Улицы рыльские, как тропы в лесу, извилисты. Выходят они к божьему храму и княжьему терему. Текут по ним людские ручейки, вливаются на взгорье в широкий поток. Не вместиться всему городскому люду на просторном дворе — запрудили ближние улицы. Ветром пронеслась над толпою весть: собирает князь войско на половцев — Дон воевать, к морю путь пробивать.

Всколыхнулись, зашумели, словно улей встревоженный.

— За чужими идти — свое потерять.

— Чего тебе терять? Мышь в сусеке да таракана в печи.

— Эх, пригоню себе невольницу…

Быстро двигая локтями, пробиваются сквозь тесные ряды тринадцать дюжих молодцев.

— Самошке-кузнецу дорогу!

Шествует за ними щуплый старичишка, прокопченный насквозь кузнечной копотью. Как теленка в лосином стаде, оберегают его плечистые сыны. Выбрались в передний ряд. Встал Самошка среди именитых людей — босой, измазанный, важно вскинул бороденку. Сзади выстроились сыны. Пригладил кузнец седые вихры, перемигнулся с чадами и крикнул:

— Говори, князь!

Святослав стоит на высоком резном крыльце в окружении бояр и дружинников сивоусых. По случаю вече облачился он в воинский наряд. Шлем с золотою насечкой придерживает на руке у груди. Против степенных бояр еще младенец: и бороденка жидковата, и телом хлипок. Разве только тяжелый открытый лоб и придает ему достойную князя мудрость и величие.

С виду спокоен Святослав, но есть у него сомнение: поддержат ли рыльские люди? На всякий случай в толпу заслал крикунов, чтобы при нужде горла не жалели.

— Кузнец тута, начинай! — кричат и смеются в толпе.

Князь вперед шагнул. Речь его не была долгой. И без нее хорошо ведомо рыльскому люду, сколько обид чинят им половцы. Жгут города и села, арканят и угоняют в степь девок и отроков, продают их в рабы в дальние земли.

Потупясь, слушают люди негромкий княжий голос.

Прижатый к воротам, тянется, пытается разглядеть Святослава белобородый гусляр. То улыбнется в бороду, то хмуро бровью пошевелит. Знать, особое у него любопытство ко князю.

— Седлать коней зову вас, смерды и холопы, торговые и работные люди! — Голос Святослава звенит уверенней, громче. — У кого коня нету — пускай пешим идет! Честь великая и добыча богатая ждет вас, храбрые русичи!

Колыхнулся народ, зашумел.

Выскочил вперед Самошка-кузнец и крикнул визгливо, даже голос сорвался, как у молодого петушка:

— С детьми пойдем, Ольгович!

— Куда тебе, старому, версты мерять! — гаркнули из народа. — Пусти сынов одних, а сам дом сторожи…

Вытянул шею Самошка, будто хочет увидеть обидчика. Еще задорней поднялся хвостик его бороденки. Глянул на плечистых своих сынов и сказал с горечью:

— А куда они без меня?

Дрогнули передние ряды от хохота.

— С детьми пойдем! — дружно грянули голосистые крикуны. Сперва нестройно, а потом во всех концах подхватил слова их народ. Святослав вздохнул полной грудью и легко улыбнулся.

Самошка весело замахал руками и пустился в припляс перед княжьим крыльцом, выкрикивая:

— А мечи-то халаружные накованы, а не хуже басурманских они.

«С радости зачудесил», — подумал Святослав. Доволен князь Самошкой. Хоть и посмеиваются над стариком, а уважают его, с легким сердцем на его слово откликаются.

…После веча по случаю великого похода забражничал Самошка, как монах расстриженный. Ходил он по улицам и орал соромные песни. Куда бы ни семенил босой кузнец, всюду следовали за ним сыны в длинных расшитых рубашках и огромных лаптях. А за ними валом валили зеваки — авось кузнец еще что-нибудь вычудит.

Залез Самошка на городскую стену. Постоял в раздумье, покачался и вдруг свирепо погрозил в сторону степи сухим кулаком.

— Чего рты поразинули! — взвизгнул он на сынов, и те тоже обратили к степи свои пудовые кулаки. Домой возвращался кузнец совсем пьянехонек. Сыны вели его осторожно, подхватив под мышки. А он свесил бессильно голову и что-то бормотал.

Когда ноги его совсем волочились по земле, сыны подбадривали:

— А как ты, батя, в Олеговом войске ходил?

Кузнец вскидывался, выпячивая грудь, и старался идти сам, высоко поднимая ноги.

Агафья возилась у печи, двигала горшками на шестке. Сыны усадили кузнеца на лавку рядом с кадкой, в которой набухала квашня. Самошка навалился на кадку и заехал локтем в тесто. Агафья оттолкнула его и переставила кадку на стол.