Александр Зонин - Морское братство

• Название: Морское братство
• Автор: Александр Зонин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1975

В данной повести говориться о взаимоотношениях, службе моряков Северного флота в годы Великой отечественной войны, об операции по разгрому вражеского конвоя в Варангер-фиорде…

---

— Какие причины заставили вас сейчас, товарищ Ручьев, перенести свой флаг на дивизион Долганова? Вас вызывал штаб флота?

— Да, я вчера докладывал. Я по пути… Завтра приходят с моря второй дивизион и наши сторожевики. Но и к вам хотел, товарищ командующий…

— Ко мне? Я слушаю.

Адмирал посмотрел на руки Ручьева. Короткопалые, суетливые, они неумело выбирали бумаги из пухлого портфеля. Вылезали, видимо, не те папки, какие нужны были растерянному капитану первого ранга. Глаз командующего приметил одно за другим названия дел, которые Ручьев втиснул обратно: «О дисциплине на 1-м дивизионе», «О политико-моральном состоянии». Выскользнули какие-то голубые листки, исписанные крупным женским почерком. Ручьев нечаянно смахнул их со стола и бросился поднимать. Покраснев, скомкал и сунул в карман кителя.

— Все — поручения жены. Не отучу совать в портфель.

Командующий не ответил. Всем своим видом он выражал вежливое ожидание. «А черт бы тебя драл, — ожесточенно подумал Ручьев о жене. — Насоветовала, инструкции составила, чем заниматься».

Еще накануне Ручьев не думал являться в Главную базу. Хотел подождать, пока определится отношение адмирала ко всем делам, возбужденным против Долганова. Откладывал даже представление своей оценки доклада Долганова о задуманной операции. Но жена вдруг объявила, что ее лучшие приятельницы в базе точно знают — Долганова отправляют в распоряжение Главного штаба, а его утверждают вместо контр-адмирала. «Ты езжай немедленно, — потребовала она, — тебе положена квартира контр-адмирала, но штабных завистников много: квартира с мебелью, наши матросы работали».

«Ох, жена, жена!..»

— Хотите доложить свое мнение по замыслу Долганова? — помог Ручьеву адмирал.

— Да, товарищ командующий. Если вы позволите…

— Это ваше право…

Ручьеву послышалось в этих словах поощрение. Черт возьми, возможно, адмирал еще сам не знакомился; возможно, он вообще колеблется сейчас давать поручения такого порядка скомпрометированному Долганову.

Ручьев выдернул, наконец, записку, вложенную в скоросшиватель.

— Здесь преимущественно о нарушении требований Боевого устава и оперативных наставлений. На полях для удобства ссылки. Разрешите читать?

— Не беспокойтесь, я сам.

Адмирал положил перед собой листки, надел пенсне, сделавшее его лицо совсем отчужденным. Ручьев сел и тихонько положил руки на подлокотники кресла. Он старался не дышать, наблюдая за адмиралом. Вторая страница… Это там, где он говорит о ненадежности радиолокации и слишком большом разрыве между группами кораблей. Кажется, заставил адмирала задуматься об ответственности. Да, утвердить такую авантюру, когда связь — неизвестная величина, когда взаимодействие с авиацией тоже не проверено в таком крупном масштабе, невозможно. Голубчик Долганов, это ж не на учебном полигоне. Воевать с немцами, вот так, за здорово живешь, по твоей фантазии, никто не рискнет. Третья страница. Тут начинаются общие выводы. Тут его предложение оттянуть противника демонстративной катерной операцией к позициям подводных лодок. Кажется, понравилось. Ну еще бы. Испытанное уже…

Ручьев свободнее откинулся в кресло. А все-таки отлично, что он встретил командующего на корабле. Как-никак из его соединения выходил легкомысленный план, в соединении его и хоронить. Сейчас адмирал скажет: «Вы правы, Ручьев. Этот молодой человек действительно занесся без всяких оснований. Прожектер, пренебрегает всеми наставлениями».

Командующий окончил чтение и медленно сложил листки. Ручьев сполз на край кресла, чтобы легче вскочить.

— Разнос… разнос!.. — задумчиво сказал адмирал. — И исходящий номер поставлен.

— Что? — переспросил Ручьев.

— Сами эту, с позволения сказать, критику сотворили? Личное старание?

Вопрос командующего застиг Ручьева врасплох.

— Ваш приказ, товарищ командующий, я не собирался обсуждать. Но эта демонстрация, разработанная Долгановым, на грани задач боевой подготовки…

Гнев адмирала улегся, и он с презрительной усмешкой притушил папиросу.

— У вас будет много досуга на пути в Москву, да и там, товарищ Ручьев. Используйте его с лучшими итогами, чем в этой записке. Если по-вашему рассуждать, то все наши успехи — полное нарушение уставов и наставлений. Вы из них ничего для дела извлечь не захотели да и, по-видимому, не умеете.

— Вы меня отсылаете?

Адмирал кивнул:

— В Москву надо собираться, Ручьев. Главком разрешил вас откомандировать. Управление кадров решит, где использовать.

Он помолчал и продолжил с безжалостной откровенностью:

— Не понимаю, как вас выдвинули на серьезное морское дело. Вам же нельзя доверять людей, Ручьев. А вы еще смеете писать рапорты на Долганова.

— Не я, начальник политотдела… — попытался оправдаться Ручьев, облизывая пересохшие губы.

— Что начальник политотдела? Начальник политотдела разобрался в писаниях своего инструктора, сам просидел несколько дней на «Упорном» и на «Умном» и явился с откровенной повинной к члену Военного совета. Итоги истории с этим гадом Бушуевым и итоги дела Неделяева могут быть истолкованы только в одном направлении. Настоящий советский командир, настоящий воспитатель офицеров и матросов — Долганов! Слышите? И вы должны были гордиться, что имеете честь служить с ним.

— Возможно, я ошибался в нем, — пробормотал Ручьев. — Но интересы службы и дисциплины…

— Заставляли вас отравлять жизнь примерному офицеру?

— Я не знаю, что говорил Долганов, но…

— И я не знаю. Мне он ничего не говорил. Может быть, и собирался, да когда же?.. Он в конвоях был, а вернулся — полетел к катерникам и только свой план операции успел доложить.

Он поднялся, и Ручьев понял, что беседа окончилась.

— Разрешите не присутствовать на совещании и уйти в бригаду? — спросил Ручьев.

— Да, конечно. Кстати, флаг командира соединения можно спустить немедля, — уже в дверях жестко бросил адмирал и вышел.

Собравшиеся на совещание командиры догадывались, что происходит в каюте Ручьева. Все офицеры в кают-компании были насторожены, как всегда бывает, если старший начальник сердится. Но адмирал вошел в самом отличном, даже веселом настроении и, здороваясь, пытливо оглядывал вставших командиров. Многих он знал еще до войны, а в последние три года все, что эти люди делали смелого и творческого, было в его бережливой памяти. Он угадывал их стремления, вел строгий счет проступкам и ошибкам. Он болел за этих людей и неуклонно поддерживал в них чувство созидателей нового флота.

Долганов стоял между Петровым и Кононовым. У обоих над полосками орденских ленточек были Золотые Звезды, и Николай Ильич в рабочем кителе выглядел слишком буднично. Адмирал добродушно подшутил:

— Ишь, хитрец, двух Героев выбрал себе в помощники и расположил так, чтобы наглядна была собственная скромность.

— Что вы, товарищ адмирал!

— А вы не будьте скромником, и себе заслужите Звезду.

Боевой приказ, наставления, походный порядок были размножены и предварительно разосланы. Участники совещания не сомневались в том, что их ожидает успех, если будет проявлена настойчивость. И командующий это знал, но он почти каждому командиру задавал вопросы, хорошо понимая, что документы можно прочитать по-разному и потом будет поздно доказывать, что А. поступил неверно, Б. поторопился, а В. опоздал.

Но в этот раз документы, проработанные Николаем Ильичом с каждым офицером в отдельности, были освоены одинаково четко, и командующий сдержанно, но удовлетворенно улыбнулся.

В первый, но не в последний раз собирались представители самых различных родов флотского оружия на крупном корабле. Комбинированными ударами авиации и катерников флот уже начал новую главу своей истории, и это совещание было отправным в развитии более сложных действий.

Масштабы меняются. Когда молодой флот будет иметь в первой линии дивизию крейсеров и возросшие силы в воздухе, операция, от которой сейчас зависит престиж североморцев, покажется маленьким эпизодом. Но он, командующий, никогда не сможет забыть, сколько потребовалось трудов, чтобы такая операция стала реальностью. Гигантские усилия народа и моряков — пионеров флота студеного моря! Давно ли текущий ремонт миноносца и подводной лодки был здесь проблемой? Давно ли выход катеров-охотников в открытое море казался страшным неопытной молодежи? Для того чтобы в уютной кают-компании «Упорного», словно и не пережившего на минувшей неделе шторма предельной силы, собирались эти уверенные люди, надо было учить и строить, строить и учить. Потом надо было выдержать напряжение сорок первого года — почти без самолетов, с немногими кораблями; бросать моряков на сушу, сводить их в ударные батальоны, пройти долгую школу войны, уже на ходу осваивая новую технику и проводя на новых кораблях подготовку к бою.