Валентина Мухина-Петринская - Корабли Санди

• Название: Корабли Санди
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Издательство: ПРИВОЛЖСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
• Жанр: Детская проза
• Год: 1982
• ISBN: ИБ № 670

В книгу вошла дилогия «Корабли Санди» и «Утро. Ветер. Дороги». Поиски своего призвания, первые самостоятельные жизненные открытия, первое светлое чувство любви — таково основное содержание произведений писательницы.

---

Я крепко обнял деда и несколько раз чмокнул его в обе щеки. Он бледно улыбнулся. У него задергалось веко.

Я не спал всю эту ночь. Сидел на опустевшей палубе, смотрел во влажную, насыщенную всеми запахами океана тьму и слушал туманный сигнал. Но, как это ни странно, я не чувствовал себя несчастливым.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Меня никто не встретил на аэродроме, потому что я не известил о своем возвращении. И хорошо сделал: самолет пришел в четыре утра вместо девяти вечера (задержала нелетная погода), и мама, по крайней мере, не нервничала. Такси доставило меня до дома за десять минут.

Я стоял у подъезда нашего дома и смотрел на пустынную в этот ранний час улицу. Город крепко спал. Солнце всходило где-то за горой. Ночью прошел дождь, и тротуары еще блестели, отражая в лужицах дома и небо. Был конец лета, и, наверное, стояла жара, а ночи были душные, так как даже дождь не освежил воздуха. От радости у меня так билось сердце, что я его даже чувствовал.

Где бы человек ни ездил, какие бы радости ни получал от путешествий, но самая большая радость — вернуться домой! Наверное, Лялька осудила бы меня за то, что я продолжаю радоваться, когда столько у меня горя, но, сказать по-честному, я радовался как сумасшедший.

Подхватив свои два чемодана (один с подарками из далеких стран), я быстро поднялся на третий этаж. Мне не надо было звонить: у меня был свой ключ, который я берег как реликвию.

Тихонько открыв дверь, я вошел на цыпочках в переднюю, оставил там чемоданы и, невольно улыбаясь до ушей, открыл дверь в столовую.

Все было как прежде, чисто, уютно. Всюду мои яхты и бригантины. Запах нашей семьи. В нише на моей тахте спала кошка. Я ее не знал. Она раскрыла зеленые глаза и подозрительно посмотрела на меня. Я пересек столовую и вошел в комнату родителей. Мама спала на широкой низкой кровати, зарывшись лицом в подушку. Она была одна во всей квартире… Значит, это правда: папа ушел от нас.

Я присел у мамы в ногах и долго сидел так не шевелясь. Окна раскрыты настежь. Мама никогда не боялась сквозняков. На ковре, возле постели, лежала книга. Мама читала перед сном. Интересно, что она читала. Я осторожно нагнулся и поднял книгу. Тендряков, «Свидание с Нефертити».

Мама приподняла голову и сонно посмотрела на меня, еще не проснувшись окончательно. Она была коротко подстрижена, и это молодило ее, но как она осунулась, похудела… Сиротиночка моя! Мама обнимала меня и плакала. Я неловко гладил ее по волосам.

— Не плачь!

— Санди, как ты здесь очутился? Может, это сон и я сейчас проснусь? Ох, Санди! Какая радость!

И вот я опять бессовестно счастлив! Мама хлопочет вокруг меня. В пестреньком платьице — мама не любит халатов — она спешит на кухню. Поставлен чайник. Вынута белоснежная скатерть.

— Эх, к чаю почти ничего нет! — восклицает мама и тут же ставит тесто. — Санди, почему ты не телеграфировал?

У мамы всегда был полон буфет, полон холодильник всякой вкусноты. Видно, когда женщина остается одна, ей не хочется наготавливать для себя одной.

— Мама, давай пить чай в кухне. Я всегда вспоминал нашу кухоньку. Ну, мне так хочется, здесь уютнее…

Пьем чай на кухне. Маме как-то неловко: она не знает, известно ли мне… И я помогаю ей:

— Мне написала обо всем Лялька. Потому я и приехал. Мама! Ты не очень убивайся.

— Все это тяжело, сынок. Я креплюсь. Ему, наверно, хуже…

— Папе? Ты только скажи… Я же должен знать… У него… новая семья?

Мама чуть улыбается:

— Как будто не предвидится. Андрей живет у матери.

— Значит, третьего нет? Вы не развелись?

— Кет, Санди, конечно.

— Тогда почему папа ушел?

— Это не так легко объяснить, Санди, сын. Я потом… Ладно?

— Ладно, конечно. Только скажи, это он тебя бросил?

— Никто никого не бросал. Я больше не могла. Взаимные обиды зашли слишком далеко. Мне хотелось побыть одной, подумать. Я и попросила его пожить у бабушки.

— У папы тяжелый характер, я знаю. Но если…

— Ты ешь, Санди! Ты же любишь яичницу с салом. А к вечеру я испеку пироги. Твои любимые.

— С вишней?

— Вишня уже прошла. Хочешь с яблоками? Можно еще с капустой и яйцами. Почему не спросишь про Ермака… Ату?

— Мама, я боюсь спрашивать. Ата… ослепла?

— Нет, Санди. Еще сколько-то процентов зрения осталось. Катерина говорит, что дальше процесс не пойдет.

— Она… видит свет?

— Не только свет. Различает лица, предметы. Но читать уже не сможет. Опять перешла на слепой метод.

— Но почему, мама? Это началось после того, как произошла вся эта ужасная история с Ермаком?

— Да. Начался процесс. Помутнение хрусталика. И потом… Это же Ата! Она никогда не делала себе скидку на инвалидность. Жила полной жизнью! Не щадила себя. Работала, училась… А ей нельзя переутомляться. Теперь вот еще появление отца. Скоро приедет Станислав Львович.

— Мама! Я должен сходить к Ермаку.

— Успел бы… Мы еще не поговорили даже… — Она, кажется, обиделась.

Я чмокнул маму в щеку и выскочил на улицу. Троллейбусы только вышли из депо. Я ехал в пустом вагоне.

Конечно, брат и сестра еще спали. Конечно, я перебудил всех соседей, пока они проснулись. Минут пять ушло на то, чтобы втолковать им, что я действительно Санди и что это не сон. Ата повисла у меня на шее, а Ермак от восторга дал мне тумака под ребро. Наверно, их учат этому в угрозыске. Довольно ощутительно. Ермак заметно подрос и возмужал. Требовалось бритье. Все же он был ниже среднего роста, но так пропорционально сложен и строен, что казался выше своего действительного роста. По-моему, он стал красивым парнем. Он сел, в одних трусах, с всклокоченными волосами, на неубранную постель и с умилением разглядывал меня. Ата смотрела на нас с улыбкой. Девочкой она, пожалуй, была красивее. Переросла, как говорят в таких случаях. Но ее обаяние заключалось не в красоте лица, а в чем-то другом, что вдруг проявлялось, как блеск молнии, и преображало ее совершенно. Потом я понял — улыбка. Удивительно хорошая была у нее улыбка — нежная и насмешливая в одно и то же время. Нет, улыбка тоже была разной — то дерзкой, то детски доверчивой, мягкой или злой, а порой неудержимо широкой — от всей души. Я запомнил одну ее такую улыбку — русской души; очень мне хотелось ее увидеть снова, но она никогда больше не повторилась именно такою. А когда она не улыбается, это задумчивая, смуглая зеленоглазая девушка очень современного вида. У нее появилась новая привычка щурить глаза, а потом вдруг открывать их широко, будто она удивилась чему-то своему. Может, оттого, что она стала хуже видеть. Да, на пушкинскую Татьяну она никак не походила — эпоха не та. Уж очень она самостоятельна и независима. Может, больше напускает на себя. По-моему, она слабее, чем кажется, и, безусловно, очень ранима и впечатлительна.

— Будем чай пить? — сказала Ата, почему-то покраснев. И стала накрывать на стол и заодно прибирать в комнате.

На ней был ярко-зеленый халатик. Наверное, потому и глаза казались такими зелеными. Значит, по-прежнему любит яркие и светлые цвета.

— Подумать только, вернулся Санди! Морской волк! Дружище! — радовался Ермак. — Молодец, что прибежал так рано! Вместо чая следовало бы чего-нибудь покрепче, но магазины-то еще закрыты!

— Бурлаков даст тебе покрепче! — засмеялась Ата. — Тебе же на работу.

— Я могу взять отгул.

Ата убежала на кухню. Ермак оделся и еще раз обнял меня.

— Ой, даже не верится, что ты вернулся.

Ата внесла чайник. Она налила нам чая и потребовала, чтобы я рассказывал по порядку.

— У нас буду рассказывать. Приезжайте! А пока расскажите лучше о себе.

Ата пожала плечами.

— У нас ничего нового. Учимся, работаем… А я еще и лечусь.

— Как у тебя с глазами?

— Хорошо! Вижу свет, вижу тебя. И за это спасибо. Мы помолчали. Столько не виделись, но разговор почему-то не вязался. И мы отправились к нам. Пахло пирогами и жареным мясом. Ата сразу стала помогать маме. А нас тут же послали за шампанским.

— Как живет Баблак? — спросил я дорогой.

— Хорошо. Ты знаешь, что он женился на Римме? Живут дружно. Он уже инженер. Мы к ним сходим. Ладно?

— Конечно. Слушай, Ермак…

— Да?

— Скоро приезжает Станислав Львович?

— Да, он в октябре освобождается. Приедет сюда. Мы уже списались. Ефим Иванович поможет ему устроиться на работу. Уж говорил с ним. У отца был свой злой гений…

— Жора Великолепный?

— Да. Но теперь его нет. Сколько он зла принес людям! Ты не представляешь. Дядя Вася перед смертью разоблачил его до конца.

— Тяжело он умирал?

— Очень! Самый лютый фашист не придумал бы таких мук. Когда человечество победит рак, это будет самая великая его победа. Больше чем полет на Луну. Ты знаешь, что Родиона уже на заводе нет?

— Лялька писала. Где он сейчас?