Лагин Лазарь - Искатель. 1966. Выпуск №3

• Название: Искатель. 1966. Выпуск №3
• Автор: Лагин Лазарь
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия».
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

На 1-й стр. обложки: Рисунок Н. ГРИШИНА и Г. КОВАНОВА к рассказу Клиффорда Д. Саймака «Денежное дерево».

На 2-й стр. обложки: Рисунок Н. КУТИЛОВА к главам из романа Л. Лагина «Голубой человек».

На 4-й стр. обложки: Фотокомпозиция И. Агафонова «Через тернии к звездам».

---

— Грязная обезьяна! Значит, ты и в самом деле утаил от нас такую замечательную штуку?

— От кого — «от нас»? Кто ты?.. А-а-а… Ловушка! У тебя в кармане свидетельство о моей смерти. Я уже мертв?.. Мерзавец…

— Эй, что вы делаете?! Отдайте револьвер! Эй!.. Проклятье, он убил себя…

В ответ на призывный свист вспыхнули фары еще одной машины, прятавшейся до той минуты в каштановой роще.

— Сюда, ребята! И спрячьте свой дурацкий аппарат. Здесь он не пригодится. Этот выстрелил себе в голову. Сами видите…

Виктор Викторов ВОЗЬМИ СЕБЯ В РУКИ СТАРИК!

Рисунок заслуженного мастера спорта СССР В. САФРОНОВА

1

Теперь он спокоен и уверен в себе. Когда он бежит, то всегда спокоен и почти счастлив. Солнечные пятна на лесной песчаной тропинке — точно спелые яблоки. Будто сорвавшись с дерева, они летят под ноги, а он бежит легко и весело, перепрыгивая через них. Километров десять позади, но он все еще свеж и усталости не видно. Капельки пота холодят лоб и шею. Он в порядке.

Уж на этот раз он кое-кого «проверит» на дистанции.

Уж на этот раз…

Просто-напросто он раньше психовал.

Прошел курс психотерапии. Профессор сказал: здоров, без изъяна. Профессор! Ученый. Это и есть для него, Кости Слезкина, психотерапия.

Все в порядке. Теперь, когда пойдет двадцать первый километр, он и в голове не станет держать: вот сейчас начнется, сейчас появится, сейчас…

Профессор сказал: здоров…

На этот раз все будет иначе. Он выиграет эти соревнования. Он обойдет всех — легко, изящно. И снова станет перспективным, и снова — чудом природы.

Сейчас он не перспективный. На него махнули рукой. Для всех Костя Слезкин — вундеркинд, который вырос и стал посредственностью. И поэтому его можно было подставить под удар. Ах, тактики, ах, стратеги! Надули! Составили ему график бега. А потом выяснилось: подставили под удар. Чтобы он, Костя Слезкин, на своем горбу втащил в рай Кипарисова.

И ведь втащил, втащил ведь!

Ах, тактики!..

Или они думали, что Костя Слезкин для этого каждодневно изнурительно тренировался — все по два часа, он — четыре? пять, шесть? И — режим. Нет, режим не то слово. Самоистязание. Сам себя на дыбу вздернул. Чуть свет на ногах: зарядка, бег. После работы — бег, бег, бег. Засмеркалось — спать. Крепко, вмертвую, без сновидений. У всех праздники, вечера, свадьбы, дни рождения. У Слезкина — ничего. Спать. Чтоб не тратить силы ни на что — марафон, сорок два километра… Форма, черт ее задери!

Сначала держал себя в узде, потом и вовсе перестал чего-либо хотеть. Ел, спал, бегал, работал. Все. Режим. Форма.

А ради чего? Ради того, чтобы тактики, стратеги подставили его под удар, чтобы он, Костя Слезкин, вывел вперед Кипарисова.

Хоть бы заранее сказали, предупредили, уговорили. Какое там!

И только потом, когда Костя припер их к стене, сказали: «Товарищ должен помогать товарищу ради коллективного интереса». — «Но почему я — Кипарисову, а не наоборот?» — «Ну, знаешь ли…»

«А в каком, простите, смысле?» — «В обыкновенном: все равно ты на двадцать первом километре скисаешь, так хоть помоги товарищу на первых двадцати, напугай соперников темпом, сбей их с толку, отбрось их. Напугал, сбил, отбросил. Молодец, герой и все такое. Главное — результат. Финиш. А на финише первыми были мы. Наши. Ясень».

«Плевать я хотел на ваш Ясень!»

«Ах, Слезкин, Слезкин, возьми себя в руки, старик».

Но когда он бежит по лесу, все забывается, он на седьмом небе, он наливается уверенностью, он почти счастлив.

Он бежит, наматывает километры. Притормаживая, спускается в лощину — раз!.. — как по ксилофону, шумно проскакивает бревенчатый раздрызганный мостик через желтую, с илистым берегом речушку, поднимается в гору, головой вперед ныряет в чащу, пробегает полянку, охваченную хороводом березок, и снова выходит на тропинку — обычный маршрут.

Бежит.

— Алло!

Костя хватается за тонкий ствол рябины и, крутнувшись, останавливается.

— Алло!

В стороне от тропинки, на пеньке, широко расставив ноги, сидит мужчина. Грубоватое, дочерна загорелое лицо аскета с прямым тонким жестким ртом. Великий стайер, заслуженный мастер спорта, чемпион Европы и Олимпийских игр. Иван Пожилков.

Все еще держась за ствол рябины, Костя сказал:

— Здравствуйте, вы меня?

— Как дела?

— Хорошо.

— Поди-ка.

Подошел. Разговорились.

— И давно ты бегаешь марафон?

— Всю жизнь.

— А по-серьезному?

— Два года.

— Молод для длинных дистанций.

— Да, но я надеюсь на свою силу, я знаю, я марафонец, и не хочу терять время на другое.

— Знаешь, знаешь, — проговорил Пожилков, — откуда?

— Знаю.

— А все-таки?

— Знаю.

— Ну, а все-таки, черт возьми?

— Знаю.

Он и верно стал бегать с самого детства. И все на дальность. И никто в школе не мог с ним сравниться в выносливости, даже старшеклассники. В чем, в чем, а в беге на дальность — тут он был всегда на высоте, всегда первый. И он уверовал в себя, в свою спортивную звезду. И когда умерла мать и он остался один, переехал из Раменского в Ясень, к тетке, подрос, тут-то его и заметили. Не могли не заметить. В Ясене каждый третий легкоатлет или лыжник. Это полувековая традиция. Маленький Ясень, сползающий с холма домиками, садами, оседая у самой воды канала краснокирпичными корпусами, казармами, как их называли встарь, краснокирпичными постройками ткацкой фабрики и белостенной хлебопекарней, дал легкой атлетике шестерых мастеров и двух заслуженных мастеров спорта, из которых великий стайер Иван Пожилков — самая большая гордость, герой, своего рода фетиш.

Великий стайер жил в Москве, в Ясене бывал редко и заходил к своим сверстникам, с которыми начинал жизнь, посещал соревнования на правах почетного гостя. Молодые, в сущности, знали его лишь в лицо да по легендам, а он молодых из Ясеня и вовсе не знал — не до них. Но они бредили его славой и его подвигами на дистанции, подражали ему во всем. И даже характерными пожилковскими фразами, как-то: «Возьми себя в руки, старик!» — бросались все, к месту и не к месту.

Но Косте был безразличен Пожилков. У него был один фетиш — марафон.

Своими марафонцами издавна был знаменит Ясень. Поэтому Костю Слезкина заметили.

Однажды, когда первенство страны проводилось в Ясене, Костя Слезкин под смех и улюлюканье зрителей увязался за стартующими марафонцами и не отставал от них километров пятнадцать.

Вот тогда на него и обратили внимание. Заметили. Те самые стратеги и тактики, которые теперь его не замечают.

Они-то не знают, чего ему стоит добежать до финиша, не сдаться. И они его, не задумываясь, подставили под удар. Ах, тактики!

Но теперь Костя сам по себе. Приват-марафонец. И тренируется в одиночку и график бега сам себе составит. Обойдется он без помощников. Как-нибудь. Сам.

Помолчав, Пожилков сказал:

— Ты действительно силен, парень, — он снизу вверх окинул Костину фигуру, охваченную солнцем, точно огненной лентой. — Ты как борец-полутяжеловес. Но кажется, и резв тоже. — И усмехнулся одними губами так, что Костя и не понял: всерьез он это или подтрунивает?

Костя насторожился и все-таки решил спросить: откуда, мол, Пожилков знает, какой он, Костя Слезкин, есть на самом деле? Но тот небрежно бросил:

— Видел тебя на последних соревнованиях — здорово бежал, ей-богу!

— Ах, вот оно что…

— А что?

— А ничего: просто меня подставили под удар тактики и стратеги. Не приметили?

— Бедняжка борец-полутяжеловес, — сказал Пожилков.

— Я ведь с вами серьезно. Мне ведь…

— И я, — перебил Пожилков, — никогда в жизни не был так серьезен, — сказал Пожилков. — Так что возьми себя в руки, старик.

— Значит, мне показалось, — сказал Костя.

— Показалось.

Они замолчали. Молчание становилось неловким.

— Вы что-то говорили, что… — начал было Костя.

— Я говорил, — сказал Пожилков, — что здорово ты бежал.

— А-а, — Костя поднял с земли ветку и переломил ее пополам, — Зато потом скис.

— Это ничего. Это со временем пройдет. Это бывает даже у борцов-полутяжеловесов.

Костя быстро глянул на Пожилкова, но на лице великого стайера — неподвижном, точно слепок, — ничего нельзя было прочесть.

— Что «это»? — спросил Костя.

— Не дури мне голову, — сказал Пожилков. — Дури кому другому, только не мне. Вот что. Довольно. Я тебе сейчас скажу, почему ты проиграл свои последние соревнования, парень (я ведь ехал с кинооператорами телевидения на их машине и все видел), я скажу, почему ты всегда скисаешь на полпути к финишу, скажу, хочешь?