Масахико Симада - Плывущая женщина, тонущий мужчина

• Название: Плывущая женщина, тонущий мужчина
• Автор: Масахико Симада
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

В романе «Плывущая женщина, тонущий мужчина» сумасшедший философ влюбляется в русалку, монашка совершает самоубийство, поэт тоскует по тюремной камере, роскошный лайнер уплывает в страну демонов, русская авантюристка сводит с ума китайского миллионера, заложники проигрывают свободу в рулетку, сны становятся явью. В этом безумном, безумном мире мужчине, чтобы выжить, приходится стать женщиной.

---

Следуя указаниям врача, Итару перенес Мисудзу на кровать и уложил на левый бок. Врач поставил рядом ведро с теплой водой, простерилизовал принесенный администратором шланг, одним движением вставил ей в рот и ловкими толчками мгновенно впихнул в нее чуть ли не полметра. Затем достал из портфеля гигантский шприц, набрал воду из ведра и через шланг закачал в желудок. Он повторил эту процедуру несколько раз, затем тем же шприцем высосал воду из желудка и слил в ведро. По комнате распространилась кисловатая вонь. Итару, сдерживая тошноту, наблюдал за происходящим так, словно стал свидетелем механического изнасилования. Впрочем, и экстренные меры, предпринятые им самим, были не чем иным, как «изнасилованием» ради спасения ее жизни.

Закончив с промыванием желудка, врач слил воду из ведра в унитаз и тщательно вымыл руки. Все это время Итару оставалось только суетливо топтаться возле врача.

– Температура понизилась, поэтому, пожалуйста, постарайтесь держать тело в тепле. Когда она проснется, накормите супом и, запасшись терпением, ждите, когда пойдет на поправку. Самая большая проблема – психологическая травма. Я в этом не специалист и могу только положиться на вас. Если что, свяжитесь со мной.

Врач положил в ведро свернутый шланг и, как уборщик, завершивший работу, вышел из номера. После ухода врача Итару вдруг почувствовал, что в нем почти не осталось сил, и опустился на диван. Взглянул на часы – было уже за полночь. Мисудзу, приоткрыв рот, спала как убитая. Можно ли вообще это назвать сном?

Внезапно его взор упал на ночной столик. Конверт, на котором написано: «Для Итару». Там должно быть объяснение, что завело ее в бездонный сон, подумал он и поспешил вскрыть конверт.

Итару! Я сказала, что у меня к тебе есть просьба. Вот она – возьми на себя труд уладить мои дела, теперь, когда я стала неподвижной. Сам видишь, я погрузилась в сон такой глубокий, что в нем отсутствуют сновидения. Я запланировала это еще перед прибытием в Осаку. Прихватила таблетки успокоительного, чтобы немедленно привести план в действие, если выяснится, что Мицуру мне изменил. Еще до его бегства из дома меня мучила бессонница. Говорят, что душевные болезни заразны, и болезнь Мицуру была такого рода. Ты наверняка не раз слышал от Мицуру, что мы с ним очень похожи. А похожи мы потому, что поражены одной душевной болезнью. Наши отношения сложились таким образом, что каждый из нас оказывал пагубное влияние на душу другого. Не зря мы оба, не сговариваясь, пришли к мысли, что тот из нас, кто первым уйдет из жизни, окажет другому благодеяние. Когда супружеские отношения рушатся, требуется шоковая терапия. Возможно, это стало побудительным мотивом для его бегства. Он сбежал от меня искать убежища у другой женщины. Можно сказать, он меня обскакал. Наверно, надеялся, что я молча все стерплю. Но я собираюсь исправить наш брак на свой лад. Он хочет измениться, что ж, я тоже изменюсь. Я суну ему под нос другую себя, не ту, какой была прежде.

Теперь я хочу признаться в том, о чем не рассказывала ни тебе, ни Мицуру. Если бы кто-то из вашей семьи узнал об этом до свадьбы, она и не состоялась бы.

Мой отец умер за год до моего замужества. Причина смерти – сердечный приступ, но дело в том, что приступ наступил в момент, когда он наглотался снотворного, собираясь покончить с собой. Отец страдая сильной депрессией и прежде несколько раз покушался на свою жизнь, но всякий раз неудачно. После каждой неудачной попытки его депрессия временно отступала, и он мог вернуться к работе. Я слышала, как он признавался матери, что у него такое чувство, будто он родился заново. Вероятно, отец воспринимал попытки самоубийства как своего рода средство от депрессии. При этом его наверняка угнетала вина за душевные страдания, которые он причинял мне и матери. После очередной неудавшейся попытки он старался всячески демонстрировать нам свою жизнерадостность. Это не было тем, что называется манией, он старался изо всех сил, чувствуя свою ответственность как глава семейства. Но когда напряжение достигало предела, им вновь стремительно овладевали мысли о самоубийстве. Так уж получилось, что он четырежды неудачно пытался покончить с собой, а на пятый раз призвал на помощь сердечный припадок, но я не могу отделаться от мысли, что уже со второй попытки самоубийства он рассчитывал на то, что все как-нибудь обойдется. Отец покушался на жизнь, чтобы не умереть. Он ввел неудачную попытку самоубийства в свой жизненный распорядок, можно даже сказать, сделал своим хобби.

В последнее время я стала чувствовать, что в моих жилах течет кровь моего отца. От него я унаследовала свою меланхолию. Она угнездилась во мне и живет в унисон с меланхолией Мицуру. Как супруги мы смогли найти лишь одно-единственное связующее нас звено в пучине меланхолии. Время от времени, не в силах терпеть ее бремени, мы мечтали о бегстве, но все же каким-то образом нам худо-бедно удавалось уживаться вместе. И вот он, изменив мне, уплывает на корабле с другой женщиной. Я не могу допустить, чтобы он вырвался вперед, оставив меня одну изнывать в пучине меланхолии.

Разумеется, я не собираюсь молить его о сострадании, гнаться за ним, цепляться за него. Поступи я так, наша связь оборвалась бы окончательно. Я предпочитаю перевоплотиться в само его душевное терзание. Пусть вечно испытывает на себе мое проклятие. Только так наша связь сохранится на вечные времена.

Я кончаю с собой, следуя по стопам отца. Проглочу все таблетки, которые прихватила. Не знаю, достаточно ли этого количества для самоубийства, но как бы ни повернулось, эту кашу придется расхлебывать тебе, Итару. Хорошо, если получится умереть. Если же я все-таки не умру, мне будет даровано возрождение к новой жизни. Или мне до конца моих дней суждено прозябать женщиной, утратившей свои жизненные силы?

Итару, я так обязана тебе, что недостанет никаких слов благодарности. Возможно, отныне ты будешь смотреть на меня другими глазами, но я тебе доверяю. Я по-настоящему счастлива, что ты у меня есть. Спрячь же поглубже в своем сердце то, что я здесь понаписала.

Единственное, что меня мучит, это то, что Мицуру, судя по всему, выворачивает наизнанку свою душу перед этой женщиной с фотографии. Признается в том, что не решался сказать мне, делает с ней то, что никогда не позволял себе со мной. Это ужасно обидно. Будь у меня силы, я бы искромсала ее на мелкие крошки. Женщину, разорвавшую связь, соединявшую меня с Мицуру, я бы закатала в бетон и утонила в море, на самое дно. Конечно, эти мои причитания выставляют меня перед тобой в жалком свете. Извини. Итару, ты мне нравился. Я даже видела несколько раз во сне, как отдаюсь тебе. Когда сожжешь это письмо, прошу тебя, если не противно, обними мое безжизненное тело.

Мисудзу

2. Посейдон уходит в отставку

Море – женщина, корабль – женщина

– Что тебя сильнее возбуждает, берег или море? – спросил капитан Нанасэ.[6]

– Разумеется, море, – ответил он.

– От моря зависит вообще – есть возбуждение или его нет. Море – женщина. Корабль – тоже женщина. А берег – мужчина.

Фумия Самэсу,[7] не задумываясь особо глубоко, заключен ли в словах капитана какой-то скрытый смысл, сказал:

– Все потому, что море размывает берег.

На что капитан еле слышно буркнул:

– В последнее время я стал побаиваться моря. И, будто оценив свои собственные слова, утвердительно кивнул.

– Вправду ли тебя возбуждает море? – продолжал он. – Ты возбуждаешься, вспоминая о женщине, которая ждет тебя на берегу. Я постоянно на взводе от мысли, что женщина рано или поздно мне изменит. Раньше этот страх меня возбуждал, а сейчас я трушу, как бы море не бросило меня, точно наскучившего любовника.

Про отца капитана Нанасэ говорили, что это последний рыбак в Токийском заливе. Действительно, Нанасэ лучше бы смотрелся на рыбацкой шхуне, чем на лайнере, совершающем заморский круиз.

Выпирающие, точно жабры, массивные желваки, огромный зубастый рот кажется раза в полтора больше обычного, пятнами поседевшая щетина на голове и на бровях, да и все лицо, как обшивка корабля, ржаво-красного цвета. За свой внешний вид он заслужил прозвище: Ходячий Якорь. Неизвестно, кто его назвал так первым. У этого Ходячего Якоря были бычьи глаза. И всякий, кому доводилось заглянуть ему в глаза, немедленно заключал, что человек он наидобрейший. Судовладелец и судоходная компания высоко ценили капитана, будучи абсолютно уверены, что он всегда точно по расписанию доставит в пункт назначения грузы и пассажиров. Чем больше доверие, тем с каждым рейсом тяжелее бремя ответственности, но его непринужденная, внешне даже безыскусная манера командования внушала чувство надежности. Во время плавания Самэсу часто видел, как капитан смотрит в бинокль, жуя табак. Это была его излюбленная позиция.

Самэсу не знал никого другого, кто мог бы столь же умело отчалить и пристать к берегу. Капитан отдавал указания с меткостью человека, протягивающего руку к зудящему месту на собственном теле, чтобы почесать его. Когда корабль заходил в порт, пассажиры спустя всего семь минут уже сходили на берег.