Борис Грибанов - Женщины, которые любили Есенина

• Название: Женщины, которые любили Есенина
• Автор: Борис Грибанов
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1151-6

Отношения Сергея Есенина с женщинами были далеко не однозначными. Он всегда был окружен женским вниманием, но у него была одна главная любовь, владевшая его сердцем с детства и до последнего трагического дня — любовь к поэзии. Эта всепоглощающая страсть, неразрывно связанная с жаждой славы, управляла всеми его поступками.

---

Бениславская беспощадна как к Есенину, так и к самой себе. Упреки, которые она не может бросить ему в лицо, она записывает в дневник:

«Главное было в нем, как в личности — я думала, что он хороший (в моем понимании этого слова), но жизнь показала, что ни одного «за» нет и, наоборот, тысячи «против» этого. Иногда я думаю, что он мещанин и карьерист, причем удача у него так тесно переплелась с неудачей, что сразу и не разберешь, насколько он неудачлив. Строил себе красивую «фигуру» (по Пушкину), и все вышло так убийственно некрасиво — хулиганство и озорство вылились в безобразность, скотские скандалы, за которыми следует трусливое ходатайство о заступничестве к Луначарскому (два года назад Сергей не подал ему руки), белая горячка т.п.

Поехал в мировое путешествие с Дункан — теперь его знают там и пишут во французских и немецких газетах о том, что «спутник танцовщицы теперь медленно спивается в Москве».

Особенно болезненная тема для Гали Бениславской — Софья Андреевна Толстая, на которой женился Есенин. В ее словах просвечивает откровенная женская ревность к удачливой сопернице. «Наконец, погнался за именем Толстой — все его жалеют и презирают: не любит, а женился. Ради чего же, спрашивается у всех вопрос, и для меня эта женитьба открыла глаза: если она гонится за именем, быть может, того не подозревая, то они ведь квиты. Если бы в ней чувствовалась одаренность, то это можно иначе толковать. Но даже она сама говорит, что, будь она не Толстая, ее никто не заметил бы даже. Сергей говорит, что жалеет ее. Но почему жалеет? Только из-за фамилии. Не пожалел же он меня. Не пожалел же Вольпин, Риту и других, о которых я не знаю. Он сам себя обрекает на несчастья и неудачу. Ведь есть кроме него люди, и они понимают механизм его добывания славы и известности. А как много он выиграл бы, если бы эту славу завоевывал бы только талантом, а не этими способами. Ведь он такая же блядь, как француженки, отдающиеся молочнику, дворнику и пр. Спать с женщиной, противной ему физически, из-за фамилии и квартиры — это не фунт изюму. Я на это никогда не смогла бы пойти. Я не знаю, быть может, это вино вытравило в нем всякий намек на чувство порядочности».

Пером Гали Бениславской движет ревность, чувство обиды на Есенина и желание свести с ним счеты. Но в конечном счете она имеет право и ревновать, и обижаться.

«Ну да всяк сам свою судьбу заслуживает. Так же, как и я своей дуростью и глупым самопожертвованием заслужила. И я знаю, отчего у меня злость на него — от того, что я обманулась в нем, идеализировала, его игру в благородство приняла за чистую монету, а за фальшивую монету я отдала все во мне хорошее и ценное. И поэтому я сейчас не могу успокоиться, мне хочется до конца вывести Сергея на чистую воду со всей его трусостью и после этого отпустить его с миром».

Разрыв с Есениным дался Гале Бениславской нелегко. Она тяжело переживала, лечилась от нервного расстройства, на время уезжала из Москвы.

Видимо, и Есенин понимал, что он теряет в лице Гали Бениславской. Мариенгоф свидетельствовал, что, выйдя из ее комнаты после их разрыва, Есенин сказал себе вслух: «Ну, теперь уж меня никто не любит, раз Галя не любит». Возможно, так оно и было.

Гали Бениславской не было в Москве, когда на ее адрес в Брюсовский переулок пришла страшная телеграмма из Ленинграда от Вольфа Эрлиха о смерти Есенина. Не было ее и на похоронах.

Анна Берзинь вспоминала: «После похорон и поминок все легли спать, и вдруг звонок в дверь. Я встала и открыла дверь. Передо мной стояла Галина Артуровна Бениславская.

— Как же вы его похоронили, а мне даже телеграмму не дали, — были ее первые, очень грустные слова.

Упрек был законным. Как можно было забыть ее, верную и трогательную подругу Сергея Есенина».

Жизнь Гали Бениславской после самоубийства Есенина уже не могла наладиться. Сумбурная запись в ее дневнике полна отчаянием и говорит о многом: «Сергунь, все это была смертная тоска, оттого и был такой, оттого так больно мне. И такая же смертная тоска по нем у меня. Все и все ерунда, тому, кто видел его по-настоящему — никого не увидеть, никого не любить. А жизнь однобокая — тоже ерунда».

И, наконец, последние мысли, которые она доверяет дневнику. Роковое решение уже неизбежно.

«Вот мне уже наплевать. И ничего не надо, даже писать хочется, но не очень.

…Лучше смерть, нежели горестная жизнь или постоянно продолжающаяся болезнь… Ну, отсрочила на месяц, на полтора, а считала, что лучше смерть, нежели…»

В декабре 1926 года в годовщину смерти Есенина Галина Артуровна Бениславская покончила с собой на могиле поэта на Ваганьковском кладбище в Москве, оставив записку: «3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого еще больше собак будут вешать на Есенина. Но и ему и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое…»

Глава XV НАДЕЖДА ВОЛЬПИН

Август 1923 года Наденька Вольпин провела в городе Дмитрове, неподалеку от Москвы. Она впервые оказалась в маленьком уездном городке. Немощеные улицы были покрыты слоем жирной черной грязи, в которой ноги увязали по щиколотку, из-за чего приходилось ходить босиком.

Все равно было приятно отрешиться от московской суеты, окунуться в дремотное бездействие русской провинции.

Весточки из Москвы от приятельниц она получала и знала, что Есенин вернулся из-за границы и расстался с Айседорой Дункан. Однако Надя сознательно оттягивала свое возвращение в Москву и неизбежную встречу с Сергеем Есениным — она твердо решила не возобновлять эту мучительную связь.

Тем не менее числа около двадцатого августа она вернулась в Москву в свою комнату на Волхонке. Не успела она, как говорится, порог перешагнуть, как на нее набросилась ее подруга поэтесса Сусанна Мар.

— Где ты пропадала? — засыпала ее вопросами Сусанна. — Есенин мне прохода не дает: куда вы подевали Надю Вольпин? Просто требует и с меня, и со всех. Мартышка (таково было прозвище Анны Никритиной) уже пристраивает к нему свою подругу Августу Миклашевскую. Актриса из Камерного. Писаная красавица.

Избежать встречи с Есениным было невозможно — орбиты, по которым они вращались, постоянно пересекались.

Действительно, дня через два в какой-то редакции Надя Вольпин совершенно случайно столкнулась с Есениным. Он тут же принялся ее уговаривать отправиться вместе с ним обедать в «Стойло Пегаса». И быстро уговорил. К ним присоединились и Мариенгоф с Анной Никритиной и еще какие-то приятели Есенина.

Мариенгоф окинул Надю Вольпин критическим взором.

— А вы располнели, — бросил он.

— Вот и хорошо: мне мягче будет, — усмехнулся Есенин, с вызовом глянув на Никритину, и по-хозяйски обнял Наденьку за талию.

Ее покоробило от циничных слов Есенина, от его самонадеянного тона. Она понимала, что тем самым Есенин поддразнивает Мариенгофа и Никритину. Наденька знает, что она действительно чуточку пополнела — когда Есенин уехал за границу, она была серьезно больна — шел процесс в легких, но к его возвращению процесс вроде бы приостановился, и Вольпин слегка располнела.

А в «Стойле Пегаса» развернулось широкое застолье. Есенин пил только вино и придирчиво следил за тем, чтобы тарелка Наденьки не оставалась пустой.

Есенин был в тот вечер необычно разговорчив, но рассказывал он вовсе не о Европе и Америке, а вспоминал родную Рязанщину, расхваливал свою мать, описывал, какая она была красавица.

Заговорили о поэзии. Есенин горячо подхватил эту животрепещущую тему:

— Кто не любит стихи, — провозглашал он, — вовсе чужд им, тот для меня не человек. Попросту не существует!

Есенина попросили почитать что-нибудь свое. Он охотно согласился. Среди стихов, которые он читал, оказалось одно из числа посвященных Августе Миклашевской. Разговор, естественно, перекинулся на нее. Кто-то сказал:

— Говорят, на редкость хороша?

Другой голос перебил:

— Давненько уже говорят. Надолго ли хватит разговору?

На что Есенин с усмешкой отозвался:

— Хватит… года на четыре.

Надежду Вольпин задело пренебрежительное отношение к представительнице слабого пола, о которой была уже наслышана, и она выпалила:

— Что на весь пяток не раскошелитесь?

Опять чей-то голос:

— Не упустите, Сергей Александрович, если женщина видная, она всегда капризна. А эта уж очень, как я слышал, хороша.

Есенин поморщился и бросил (не в угоду ли Наденьке Вольпин):

— Только не в спальне!

Наденька уже настолько разъярилась, так в ней взыграла женская солидарность, что она готова была дать Есенину пощечину. А вскоре ей пришлось обижаться уже не за Августу Миклашевскую, а за себя.

Кто-то из сидевших за столом перевел разговор на Надю Вольпин:

— На что они вам, записные красавицы? Ведь вот рядом с вами девушка — уж куда милей. Прямо персик!