Евгений СТЕПАНОВ - Застой. Перестройка. Отстой

• Название: Застой. Перестройка. Отстой
• Автор: Евгений СТЕПАНОВ
• Жанр: Современная проза

---

– Генка, открой! Заливаешь!

Он неохотно впускал меня в квартиру. Пьяный вдрибадан, хмуро бурчал себе под нос неизменное:

– Я абсолютно трезв, тебя не заливаю, посмотри – у меня все сухо.

Я знал, что такое – «сухо». Я сразу заходил в санузел, выключал в сидячей ванне воду. И укоризненно, точно среднеспасский учитель, произносил:

– Ну, где же сухо?!

– Извини, Жень. Только включил, – оправдывался Генка.

Дела у него шли, к счастью для нас, не очень хорошо, удачные сделки совершались где-то раз в месяц, так что терпеть соседа с четвертого этажа было можно… …Яркая наша жизнь на Тверской-Ямской улице началась после того, как в соседнюю квартиру (с левой стороны) вселился на ПМЖ Сан Саныч Новиков, шестидесятитрехлетний пенсионер, отставной полковник Красной Армии.

Мужик он был неплохой, в запои уходил редко, пил (как правило) умеренно, примерно два раза в месяц. После получения пенсии. Выпив стакана три водки, он замертво падал на деревянный пол. Тонюсенькие стены, разделявшие наши квартирки-клетки, тряслись, точно во время землетрясения.

Поначалу Сан Саныч нас сильно не напрягал – ну хряпнет немного, ерунда, с кем не бывает, ну пригласит иногда товарищей – тоже можно пережить. Поболтают они о том о сем, выпьют по бутылке на брата смертельной паленой водки, да и спать лягут. Мы всерьез заволновались после того, как осознали, что в его квартирке потихоньку образовался неформальный центр дворового алкоголизма. Все перлись к нему, к Сан Санычу. И мужики, и бабы. Это превратилось в систему.

Особенно часто приходил некий Влад Коменский. Он очень любил петь. По ночам. Часа в два-три у него начинались распевки.

Я как-то с ним разговорился:

– Влад, по ночам петь нехорошо, спать не даешь.

Он:

– Понял, извини. И все же хочу тебе сказать. Ты, наверное, не знаешь, кто я такой. А я – крутой. Я ведь играл в ансамбле «Веселые ребята» у Паши Слободкина. А сейчас вот… (Он показал рукой на свой видавший виды, замызганный костюм.) Я по глупости попытался проявить участие:

– Ну, а может, тебе опять всерьез музыкой заняться? Пить бы перестал!

– А кому она нужна, моя музыка? Для души только петь?

– Но ведь это главное – чтобы для души!

– Душа в порядке. Оболочка только изменилась.

Я не возразил ему. Но внутренне, конечно, с ним не согласился. Душа и тело едины. И все взаимосвязано.

Видимо, Влад прочитал мои мысли (недаром же говорят, что мысль материальна). И – проявил некую агрессивность:

– А вот ты? Ты отгородил свой угол железной решеткой (наша квартира была угловой, и мы действительно отгородились). Закрылся от н а с т о я щ е й жизни. И думаешь, что счастлив? Ты счастлив?

Не помню точно, что я ответил.

Но мысль, прозвучавшая из уст Влада, показалась мне оригинальной.

Я задумался. В самом деле, а что же такое настоящая жизнь? Настоящее счастье?

Видимо, Влад имел в виду, что его-то жизнь как раз и есть – настоящая.

Через неделю, как сейчас помню, в пятницу, песнопения в квартире у Сан Саныча продолжились.

Влад пел как солист ансамбля «Веселые ребята» звонкие советские песни. «Через две, через две зимы, через две, через две весны, через две», «В Вологде-где-где-где, в Вологде-где», «Малиновки заслышав голосок» и т.д.

К Сан Санычу постучали. Влад испуганно прошептал:

– Сан Саныч, не открывай – это ОНА.

Я, заинтригованный, напряг весь свой слуховой аппарат. Наташа и Настя, прижались ко мне, как беспомощные маленькие котята.

Стуки в дверь повторились. Потом раздались истошные женские крики:

– Влад, открой, открой, открой, я люблю тебя!

Мужики не открывали.

Женщина стала долбить в дверь ногами. Долбила минут двадцать. При этом она кричала:

– Сан Саныч, ведь Влад у тебя, открывай, я люблю его, я принесла деньги, да и вещи мои у тебя. Я люблю его, я люблю его!

Я вышел в наш общий коридор.

– Что случилось, гражданочка? – задал абстракт-но-конкретный вопрос.

Перед мной стояла женщина лет пятидесяти пяти, непричесанная, босая. На ее лице был явный отпечаток изнурительной борьбы с Зеленым Змием.

– Они там, там. Они не открывают, – буркнула она в пространство.

И – продолжила ломиться в дверь.

Они, наконец, открыли.

После этого за стенкой раздались знакомые до боли звуки распития спиртного.

Потом женщина вышла из квартиры Сан Саныча и почему-то закричала:

– Помогите, убивают, убивают!

Рядом с ней никого не было.

На утро я опять встретил Коменского (про себя я стал называть его Ян Амос). Он рассказал мне про эту женщину:

– Она моя любовница. У нее есть муж, трое детей. Но она влюбилась в меня, приезжает сюда, я живу на пятом этаже. Я ее выгоняю, а она меня любит. Кстати говоря, сегодня у нее день рождения, тридцатилетний юбилей. Заходи ко мне, отмечать мы будем у меня.

Я поблагодарил за оказанную честь, но, конечно, от приглашения отказался. …А недавно один из жильцов, приютившихся у Сан Саныча, умер.

Он жил у соседа в квартире где-то месяц. Поддавал, наверное, каждый день. Умер довольно неожиданно, лежал два-три дня, не вставая, не пил, не ел, ни на что не жаловался, а потом – весьма неплохая смерть! – не проснулся.

Пригласили мы оперуполномоченного Серегу, он один обслуживал весь наш разношерстный микрорайон. Серега засвидетельствовал факт смерти, вызвал эксперта и «труповозку». …Мент начал разговаривать с Сан Санычем.

– Кем вам приходится умерший?

– Друг!

– Его фамилия, имя, отчество?

– Не знаю. Кажется, его звали Сеня. …Эксперт объявился часа через два, засвидетельствовал, что смерть не насильственная. От болезней. От каких? Да кто ж его знает, у него, наверное, их было с десяток.

Так эксперт обрисовал оперу ситуацию.

Начали ждать «труповозку».

Пока ее ждали, эксперт и опер шутили.

Эксперт проявлял особое остроумие:

– От чего умер человек? Вскрытие показало, что он умер от вскрытия. Кстати, действительно бывали такие случаи, когда человек умирал как бы не по-настоящему, врачи вскрывали труп, а сердце колотилось. Врача отдавали под суд. И – зря. Врач был не виноват. Просто так случается, что иногда у мертвого еще работает сердце!

Потом речь пошла о зарплате. Оказалось, что оперу на руки давали семьсот тысяч, чуть более ста долларов, столько же получал и эксперт, правда, иногда ему выписывали, как он выразился, «лимон».

Потом ребята стали просто судачить за жизнь.

Эксперт все время повторял одну фразу:

– Мы живем по следующему принципу: плевал я на ваши законы. Но по какому праву! Так у нас все. Страна непуганных идиотов.

«Труповозка» приехала часа через четыре. Опознание не проводилось.

– Бомжей не осматривают, – пояснил «мусор» Серега. – Не до них. У них на тот свет путь прямой… Без лишних остановок.

В общем, это, конечно, было не очень приятно – жить по соседству с алкашами.

Однажды я не выдержал. У Сан Саныча шла очередная пьянка – я постучался к нему. Он открыл.

Я увидел весьма печальное зрелище: на стульях и на полу сидело (лежало) человек семь неопределенного пола. Пьянющих в усмерть. Газ на кухне (она же комната) горел, точно вечный огонь у Кремлевской стены.

Я сказал:

– Саня, заканчивай. У тебя тут какой-то притон. Вот даже газ не выключаете.

– Ты нам не указывай, – крикнул какой-то поддатый мужичок. – Вообще, вали отсюда! Не мешай нам кулюторно отдыхать.

Больше я ничего не говорил. Просто врезал говорливому мужику кулаком в челюсть, дал затрещину и Сан Санычу. Потом врезал еще двоим, которые подошли на подмогу… Они попадали, как яблоки осенью. Какая-то баба, не лишенная остроумия, завопила:

– Милиция, убивают! Генофонд нации истребляют!

Я в ответ тоже заорал:

– Если не уйдете сейчас, всем вам хана! Сейчас винтовку принесу.

При слове «винтовка» у них как-то в головах прояснилось. И, действительно, ушли.

Правда, ненадолго. На следующий день опять притащились.

Я их опять бил. Они опять уходили. Уходили и приходили. Уходили и приходили. Колошматил я их, когда Наташи и Насти не было дома. Не хотел их пугать.

Так мы и жили.

Наташа и Настя боялись за меня, за нас, жена даже стала предлагать продать эту центровую нехорошую квартирку и купить другую – пусть в отдаленном районе, но более просторную, комфортабельную и безопасную…

Раздражали Сан Саныч и К° и других соседей, в частности, Семена Борисовича – пожилого господина со второго этажа. Семидесятилетний Семен Борисович отличался спокойным и тихим нравом. Он работал смотрителем в каком-то литературном музее. Мы с ним всегда здоровались. Он приветствовал меня так:

– Здравствуйте, мой юный друг!

Я подозревал, что Семен Борисович – тайный дворянин, печать интеллигентности, благородства сияла на его длинном, пастернаковском лице.