Франсуа Мориак - Том 1 [Собрание сочинений в 3 томах]

• Название: Том 1 [Собрание сочинений в 3 томах]
• Автор: Франсуа Мориак
• Издательство: ТЕРРА-КНИЖНЫЙ КЛУБ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5-275-00701-9

Французский писатель Франсуа Мориак — одна из самых заметных фигур в литературе XX века. Лауреат Нобелевской премии, он создал свой особый, мориаковский, тип романа. Продолжая традицию, заложенную О. де Бальзаком, Э. Золя, Мориак исследует тончайшие нюансы человеческой психологии. В центре повествования большинства его произведений — отношения внутри семьи. Жизнь постоянно испытывает героев Мориака на прочность, и мало кто из них с честью выдерживает эти испытания.

В первый том включены романы: «Поцелуй прокаженному», «Матерь», «Пустыня любви», «Тереза Дескейру, «Клубок змей».

---

«Подросток былых времен» по имени Ален Гажак убежден, что от других мальчиков его отличает глубокая религиозность. Он верит в Бога, ему «нужен этот поплавок, чтобы удержаться на поверхности нашего страшного мира и не пойти ко дну». Но подобно всем он испытывает влечения плоти, которые в его сознании вступают в вопиющие противоречия с предписываемой религией «чистотой». В этом романе Мориак с новой силой продемонстрировал, что человеку, не отступая от десяти заповедей, необходимо еще и мыслить самостоятельно, быть личностью, и, преступая «Божье» на земле, заслужить, быть может, «вечное спасение».

Современник на пути к Богу — сложное существо. И самое элементарное, и самое потаенное вступают в нем в рискованные отношения. Божественное в героях Мориака не просто подмешанная приправа, католическое мироощущение разлито в воздухе его произведений, не переставая выглядеть реально и быть правдоподобным. Герои вынужденно, в согласии и противоречии со своей совестью, решаются на те или иные поступки. Они могут думать о достижении «совершенства» (социального или морального?) на земле и потому жить мучительно, могут не думать об этом вовсе, однако это не означает, что жизнь не столкнет и тех и других со сложными ситуациями выбора, зрелого решения. Мир постоянно испытывает человека на прочность, мало кто выдерживает эти испытания, ибо на пути к Богу встает слишком много преград. «Холодная душа, — пишет Франсуа Мориак, — восхищается собственной холодностью, не задумываясь над тем, что ни разу в жизни, даже в самом начале своих поисков путей к совершенству, она не испытала и тени чувства, которое хотя бы отдаленно напоминало любовь, и что она всегда обращалась к Господу только для того, чтобы призвать его в свидетели своих необыкновенных достоинств». Люди тщеславны и честолюбивы, не давая себе труда размышлять о ближнем, они совершают много непоправимых ошибок. Особенно в последнее время, когда они начали заменять религиозное чувство эстетическим переживанием.

В повести «Галигай» (1952) молодые люди, Николя Плассак и его друг Жиль, чувствуют себя настолько взаимно преданными и настолько близкими Богу, что им трудно помыслить об отношениях с женщинами. Однако пути их складываются по-разному. Жиль счастливо влюбляется и готов к браку. По-другому развивается интеллектуальная сенсорика Николя. Делая первые шаги на пути плотской любви, он сначала подсознательно, а затем все более осознанно отталкивается от присутствия женщины в его повседневности. Его смущает не пробудившееся в нем вожделение, оно минимально, а бессмысленная рутина сближения с существом противоположного пола. Он не может сказать, что ему нужна женщина непременно богатая и родовитая, но и ожидающая его честная и бедная женщина ему не нужна. Он вовсе не стремится жить в одной комнате с существом, которое, кажется, уже все за него решило и чувствует себя уже настолько осененным чувством превосходства, невероятно близким, перешедшим Рубикон, что абсолютно заслоняет его внутреннюю свободу, свободу обращения к Всевышнему и жизни с Ним.

Галигай пыталась привести Николя к общему с ней «знаменателю», недооценив того места, которое он отводил ей в своем сознании, его личностные проявления. А по Тейяру де Шардену: «Именно тем, что есть в нас непередаваемо личного, мы соприкасаемся со Всеобщим». Это высказывание передает нам то ощущение веры, которое в безрадостном, весьма угрюмом, пропыленном и залитом слезами провинциальном мире сохраняет в себе герой, в котором много от самого Мориака. В контактах и связи с Галигай не было никакой духовности, она чересчур торопливо создавала внешнюю форму их взаимоотношений, решая те вопросы, которые он и не ставил перед собой. Ему было трудно заявить о нежелании поддерживать с ней какие-либо взаимоотношения, но когда он совершил этот унизивший ее шаг, у него гора рухнула с плеч. Он возвысился над собой, «превратившись в немое и слепое существо»: он не сделал ни единого движения, пока не убедился, что она покинула комнату. После чего взял носовой платок и вытер руки. Он не стал поднимать кольцо, которое она бросила на пол. «В сущности он не испытывал к этой женщине того отвращения, которое заставило его сравнить ее руки с пиявками, но она была глубоко ему чужда и находилась по ту сторону его сознания». На вопрос о том, что же на самом деле его манило, отвечает последняя фраза повести: «Чужой самому себе, далекий от всех людей, он сел на парапет и стал ждать, словно назначил тут кому-то свидание». Николя Плассака увело от решавшей за него все вопросы женщины то, что все тот же Тейяр де Шарден называл «Божественной средой», «обширной и неизмеримой, легкой и неощутимой», «развитие которой приводит нас к самоотречению».

Глубинная вера и этические принципы писателя помогали ему определяться политически, что в тридцатые годы было чрезвычайно трудно, ибо запальных мыслителей, застрельщиков самых разных большевистских, пацифистских и националистических движений было немало. Франсуа Мориак почти безошибочно проложил свой путь между Сциллой и Харибдой своего времени. Он приветствовал антифашистов в Испании. Будучи благодарным Морису Барресу за поддержку в начале пути, в дальнейшем он не поддержал его национализм, осуждал большевизм за кровопролитие. Хотя и католик, он не стал пацифистом, радовался победам русских на Восточном фронте, принесшим в конце концов Европе освобождение.

Твердо и независимо звучит голос Мориака в публицистике военных лет. Он взыскательно анализирует события сороковых годов, подвергая критике неподготовленность армии, непредусмотрительность генералитета, отсталость техники, слепую доверчивость прессы и другие материальные и нравственные причины покорения Франции Германией. Немцы даже заняли его собственный дом. Отстаивая честь писателей, он осуждает презревших родину коллаборационистов, выступает в поддержку тех, кто помогает Франции не падать духом: «У каждой страны такие писатели, которых она заслуживает, они свидетели и не лгут, они сообщают в каждый данный момент точную температуру ее гения». В знаменитом дневнике военных лет, названном «Черной тетрадью», он констатирует, что только трудящиеся остались верны поруганной Франции. Французская полиция стала шайкой надзирателей на каторге: спекулянты, дельцы и продажные литераторы неплохо обогатились под покровительством оккупационной армии.

Фашизм не только принес разрушения, уничтожил большие массы людей, но еще на долгие годы подточил духовные силы народа, изуродовал его нравственность, исказил мораль.

Когда Франция была освобождена при активном участии генерала Шарля де Голля и восстановился некий порядок, при котором стало возможным не только восстановление страны, но даже и ее процветание, Франсуа Мориак написал апологетическую книгу «Шарль де Голль» (1963). Ее осудят в период развенчания «диктатора» де Голля, но она была написана вполне искренне.

Еще в 1952 году за творчество тридцатых и сороковых годов Мориак был награжден Нобелевской премией по литературе, а написаны им к этому времени, помимо вышеупомянутых «Дитя под бременем цепей» и «Поцелуя прокаженному», «Матерь» (1923), «Пустыня любви» (1925), «Тереза Дескейру» (1927), «Клубок змей» (1932), «Фарисейка» (1941), «Мартышка» (1951), «Галигай» (1952).

Одним из лучших романов писателя считается роман «Тереза Дескейру», серьезное социальное произведение, поставившее проблему веры в необычном ракурсе. Героиня дает мужу под видом лекарства размеренные порции яда. Ей ненавистен ее брак по расчету с человеком, который ей отвратителен. Ее цель — завладеть его состоянием, избавившись от него самого. Когда-то в молодости стремление сделать хорошую партию побудило Терезу фактически продать себя под видом замужества. Этот шаг, для молодой девушки абсолютно нормальный, ни с чьей стороны не вызвал осуждения, но именно он стал прямым источником озлобления Терезы, в которой на какое-то время умолкло человеческое начало, и она оказалась способной на убийство.

Роман о Терезе Дескейру — в сущности, обширный монолог преступницы, хотя писатель присоединяет к нему свой голос, иногда настолько близко, что порой их невозможно отделить. Мориаковская героиня начисто лишена всякого самолюбования и надеется искренностью признания заслужить у себя самой право начать новую жизнь. В эпиграфе романа звучат слова Бодлера: «Господи, смилуйся, смилуйся над безумцами, над безумными мужчинами и женщинами! Разве может считать их чудовищами тот, кто один только знает, почему они существуют на свете, отчего они стали такими, и как они могли бы не быть чудовищами?» Возможно, поэтому Тереза мысленно пробегает всю прожитую жизнь, останавливаясь не столько на ее внешних фактах, сколь на истории своей души. Детство Терезы — «снег чистый и холодный у истока мутной реки». В лицее она интересуется пустячными радостями и мелочными трагедиями пансионерок, но живет своей особой жизнью. Самая умная и самая образованная девушка в ландах, всосавшая с молоком матери хозяйственность и бережливость, выйдя замуж за богача Бернара из соседнего имения, вдруг прозревает, видя, что ее муж не хорош собой, не умен и даже похож на свинью. Тут подворачивается встреча с молодым парижанином, который убеждает Терезу, что она живет не просто в подчинении у мужа, но, можно сказать, даже в тюрьме, в однообразной трясине устаревшего быта. Провинциалка рвется к свободе, мучительно ее жаждет, совершая все более отвратительные поступки и в конце концов даже добивается искомой безбедной жизни в Париже, но выясняется, что есть что-то очень страшное в уходе из семьи, где она была столь одинока. Мир, в котором она оказалась, погрузил ее в еще большее одиночество.