Анатолий Шиманский - Америка глазами русского ковбоя

• Название: Америка глазами русского ковбоя
• Автор: Анатолий Шиманский
• Издательство: Амфора
• Жанр: Гиды, путеводители
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00809-8

Анатолий Шиманский – человек одновременно обычный и удивительный. Русский по привычкам и восприятию жизни, он решил познакомиться с Америкой без посредников – и познакомить ее с собой. Каким образом? Для этого оказалось достаточно приобрести мерина, назвать его Ваней, впрячь в фургончик и проехать не спеша от Восточного побережья США до Западного…

---

Хозяева договорились с Джэйем Петерсоном, профессором музыки в Джексонвилле, о моей следующей остановке у него. Лошадь я мог оставить на конюшне Джуди Вильямс, приятельницы Памелы.

Подъезжая к городу, я увидел раскинувшийся на несколько гектаров тюремный комплекс, окруженный металлической сеткой с колючей проволокой, со сторожевыми башнями по углам. На обочине дороги выставлен был знак – предупреждение проезжающим: «Не подсаживай людей, путешествующих автостопом». Оно и понятно, откуда у сбежавшего зэка своя машина возьмется.

Этот лозунг был излишним, поскольку и так уже мног о лет автостопщиков никто не подсаживает. Но мне попалось описание путешествия по Америке летом 1947 года тридцатисемилетнего Гумберта и его обожаемой двенадцатилетней любовницы-нимфетки. Владимир Набоков в «Лолите» романтизировал содомский грех героя и придал ему светский лоск. Мне кажется, своего героя он частично списал с величайшего любовника, шулера и шпиона XVII века Казановы, который не брезговал ни девочками двенадцати лет, ни куртизанками после сорока, награждая их походя всеми накопившимися венерическими болезнями. Этот доносчик инквизиции с 1771 по 1781 год, приехав в Санкт-Петербург, купил за 100 рублей в Екатерингофе дочку крестьянина, тринадцати лет от роду, и, назвав Заирой, пользовал ее с полгода. Потерпев крах в обольщении Екатерины II, он решил перебраться в Польшу, а малолетку перепродать за 200 рублей своему соотечественнику и нашему знаменитому архитектору Антонио Ринальди, достигшему к тому времени почтенных семидесяти лет. Так что создатель Мраморного дворца в Петербурге и архитектурных комплексов в Ораниенбауме, Гатчине и Царском Селе тоже черпал вдохновение и энергию от русских нимфеток.

Набоков соединил в своем герое жажду недостижимой любви с жаждой странствий, а талант великого писателя позволил ему показать Америку тех лет, когда голосовать на дорогах было в порядке вещей. Слово об этом виртуозу слова:

«Нам стал знаком странный человеческий придорожник, «Гитчгайкер», Homo pollex ученых, ждущий, чтобы его подобрала попутная машина, и его многие подвиды и раз новидности: скромный солдатик, одетый с иголочки, спокойно сознающий прогонную выгоду защитного цвета формы; школьник, желающий проехать два квартала; убийца, желающий проехать две тысячи миль; таинственный, нервный пожилой господин с новеньким чемоданом, подстриженными усами; тройка оптимистических мексиканцев; студент, выставляющий напоказ следы каникулярной черной работы столь же гордо, как имя знаменитого университета, вытканное на его фуфайке; безнадежная дама в непоправимо испортившемся автомобиле; бескровные, чеканно очерченные лица, глянцевитые волосы и бегающие глаза молодых негодяев в крикливых одеждах, энергично, чуть ли не приапически выставляющих напряженный палец, чтобы соблазнить одинокую женщину или сумеречного коммивояжера, страдающего прихотливым извращением.

– Ах, подберем непременно! – часто умоляла Лолита, потирая друг о дружку ей одной свойственным движением голые коленки, когда какой-нибудь особенно отталкивающий экземпляр Homo pollex, мужчина моих лет и столь же широкий в плечах, c Face a claques безработного актера, шел, оборотясь к нам и пятясь, прямо перед нашим автомобилем.

О, мне приходилось очень зорко присматривать за Лолитой, маленькой млеющей Лолитой! Благодаря, может быть, ежедневной любовной зарядке, она излучала, несмотря на очень детскую наружность, неизъяснимо-томное свечение, приводившее гаражистов, туристов, хамов в роскошных машинах, терракотовых идиотов у синькой крашенных бассейнов в состояние припадочной похотливости, которая бы льстила моему самолюбию, если бы не обостряла мою ревность».

Я хочу ненадолго отвлечься от проблем автостопа, чтоб ы чуть больше сказать о Набокове. «Лолиту», свой шедевр, он написал и издал в 1955 году по-английски, и только через 10 лет перевел и издал на русском языке, без особой надежды, что она попадет в руки советского читателя, что тогда и произошло. Мне хочется здесь привести сравнение Набоковым двух языков, которыми он владел в совершенстве, но решил их сравнить (извинительно) в постскриптуме к русскому изданию:

«Телодвижения, ужимки, ландшафты. Томление деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, все нежно-человеческое (как ни странно), а также все мужицкое, грубое, сочно-похабное выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски, но столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов – все это, а также все, относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям, становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта неувязка отражает основную разницу в историческом плане между зеленым русским литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква, языком английским: между гениальным, но еще недостаточно образованным, а иногда довольно безвкусным юношей и маститым гением, соединяющим в себе запасы пестрого знания с полной свободой духа! Свобода духа! Все дыхание человечества в этом сочетании слов».

Правда, в англоязычном издании маэстро пропел нескол ько другую песню: «Лично моя трагедия – которая не может и не должна кого-либо касаться – это то, что мне пришлось отказаться от природной речи, от моего ничем не стесненного, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка, лишенного в моем случае всей той аппаратуры – каверзного зеркала, черно-бархатного задника, подразумеваемых ассоциаций и традиций – которыми туземный фокусник с развевающимися фалдами может так волшебно воспользоваться, чтобы преодолеть по-своему наследие отцов». На самом деле Набоков был международным волшебником и его «Лолита» переведена на десятки языков.

Я свою книгу пишу также на двух языках и, не претендуя на сравнение себя с Набоковым, должен с ним согласиться в плане богатства и образности английского язык а. Хочу только добавить, что наша знаменитая матерщина отнюдь не богаче английской, вобравшей в себя мат языков бывших колоний и постоянно пополняемой новыми перлами. Наряду с долларом английский мат постепенно завоевывает наши, отнюдь не девственные, матерные просторы, а теперь еще подкрепляется жестом среднего пальца.

Ну а что касается автостопа, то, насколько мне помнится, Джон Стейнбек путешествовал со своей собакой Чарли по Америке лет через десять после Лолиты или Набокова, о чем также написал книгу. В ней он рассказывал о многочисленных встречах и разговорах с голосующими, которых он подобрал. Читал я эту книгу по-английски, поскольку на русский язык ее тогда не перевели. Популярный в СССР своими «Гроздьями гнева», автор навлек на себя ярость советских филистеров некритическим описанием вьетнамской войны и не совсем этическим восторгом от расстреливания вьетконговцев с борта американского вертолета.

В те годы весьма известная актриса Джейн Фонда была на стороне вьетконговцев и, приехав в Северный Вьетнам с миссией мира, расстреливала из зенитки советского производства своих родных американских асов. Ей эта эксцентричная эскапада тоже боком вышла – американские ветераны подлянки Джейн не простили, и с тех пор скрывается миленькая предательница американского народа за спиной и другими частями тела богатого мужа. Как я уже писал, Тэд Тернер купил ей уютное ранчо в штате Монтана, где она размножает бизонов, делая вылазки за покупками в Париж и Лондон.

Что-то занесло меня в сторону от темы и дороги, по которой еду. Так вот – во времена Стейнбека автостопщиков было много, но их не очень боялись. Еще больше их стало в 60-е годы, когда испуганная вьетнамской войной молодежь бросилась в бега и стала носиться по городам Америки в поисках мира, любви и наркотиков. Бывший президент Клинтон тоже был в бегах, но, как уверяет, марихуаны не курил, то есть во рту самокрутку держал, но не затягивался – этакий миленький мазохист, то есть садист неудавшийся. Но если подобное он делает и с женщинами, то гореть ему, как Никсону, в огне импичмента.

Когда у меня была машина, я всегда подсаживал людей, не боясь пули в лоб и ножа в бок. Но я фаталист, помнящий поговорку: «Кому суждено быть повешенным, не утонет». Я даже в телегу людей подсаживал, только ненадолго – Ванюшу жалко, но если бы встретилась подходящая Лолиточка, то и подольше бы провез.

На полпути между тюрьмой и городом подъехали показать дорогу мои будущие хозяева Джэй Петерсон и Джуди Вильямс. Предполагалось, что Джэй поселит меня в своем доме, а Джуди даст пристанище Ване на конюшне. Джэй преподавал музыку и был органистом в частном колледже. Джуди вела уроки английского языка в школе для слепых и недоразвитых детей.

Я нашел ее конюшню на западной окраине города, где Джуди содержала лошадей арабской породы. Ване она выделила отдельный загон и кормов от пуза. Обитатели конюшни выглядели хрупкими, изящными и почти игрушечными лошадками на фоне громады моего коня.