Антон Страшимиров - Хоро

• Название: Хоро
• Автор: Антон Страшимиров
• Издательство: София Пресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1982

---

А-а! Председатель забыл про звонок и затопал ногами.

— Кто побежит? Мы не дезертиры, товарищ! Прошу без оскорблений!

Из-за алькова кто-то свистнул. Головы втянулись в плечи. Оратор побледнел. Председатель повернулся к алькову.

— Прошу не мешать, господин поручик. — Потом позвонил и, гнусавя, спросил: — Кто еще просит слова?

Дечко развел руками.

— Но, господин председатель...

— Без всяких но.

— Позвольте, я вас не понимаю.

— Нечего понимать, говорю.

Ясно. Нако сжал руку помощника.

— Брось, Дечко, сам видишь.

Но Дечко умоляюще наклонился к его уху.

— Я завтра должен отчитываться перед избирателями, господин кмет... Ведь я в конце концов представитель рабочей партии...

Да, это так, и Нако подмигнул председателю: пусть выскажется помощник кмета, ведь для того и собрались!

И Дечко кашлянул в кулак.

— Я не называю, господа, сознательно не называю и не буду называть в этот трагический момент истинные причины настоящих событий: нищету рабочих масс, бедствия беженцев, чудовищную дороговизну...

Ишь — не будет называть, а сам говорит! Нако снова сжал руку оратора.

— Э, Дечко, это старая шарманка: грамотеи-оборванцы крутят ее по всем ярмаркам уже четверть века.

Оратор высоко поднял голову.

— Именно, господин кмет! Потому нам и следует удвоить внимание, что народ уже четверть века, как распропагандирован!

А-а? Нако шлепнул толстой ладонью по столу.

— Силен, Дечко! Теперь скажи еще только: кто же его распропагандировал, а? Я или, может, ты?

Одеревеневшие лица оживились. На лбу оратора выступил пот.

Нако торжествовал.

— Видишь ли, что я еще скажу тебе, Дечко: в соседней комнате покойник — умерла Карабелиха.

Дечко совсем смешался. А Нако понизил голос:

— Говорю тебе, Дечко, и у мертвых есть уши. Хватит, кончай!

Дечко сейчас кончит, разумеется. Но нужно же ему закруглить хотя бы главную мысль! Председатель позвонил.

— Никаких мыслей. На линии огня надо действовать, и больше ничего. Точка!

Смуглое лицо статного помощника кмета вспыхнуло. Он им скажет — вот сейчас он им скажет, — что они на линии огня, да только против собственного народа, да!

Занавеси алькова с шумом раздвинулись. На ослепительно-белом постельном белье лежал мужчина. Его лицо было прикрыто широкополой серой шляпой. Одна нога в сапоге с толстой подметкой обращена к оратору.

На одеревеневших лицах проступил страх — страх овец, отправляемых на бойню.

Нако отвернулся. Его губы зашевелились. Он был возмущен. Еще бы: на эту кровать завтра, быть может, положат покойницу Карабелеву, а этот развалился, да еще в сапогах. Просто безобразие. Тьфу!

Только оратор не обернулся. Лицо его горело.

— Господа, нельзя не думать, раз речь идет о семнадцати человеческих жизнях.

Председатель позвонил:

— Лишаю вас слова. Операция уже началась. Обдумывать будем впоследствии.

Дечко, все еще горячась, пожал плечами.

— В таком случае, господин председатель, я буду вынужден покинуть собрание.

Нако подскочил: «Гм, этот парень накличет на себя беду!»

— Слушай, Дечко, мы теперь по писаным законам будем действовать или по неписаным?

Дечко хлопал ресницами. Нако притянул его к себе.

— Садись, ну же, садись. Я тебя спрашиваю: глупых ли мы вразумляем или бесноватых усмиряем?

Дечко сел. Понятно, бесноватых усмиряют. Ведь для этого и он, Дечко, здесь.

Нако повеселел.

— Так и говори, товарищ. Так, мой мальчик «Фиш! Фиш!» — непонятно, а скажи — рыба, и всем будет ясно. Значит, мы не судим, а наказываем, не так ли? Тогда о чем спор? Пять ли, десять ли, двадцать ли — какая разница? А коли есть разногласия — хорошо, будем голосовать. И кончено!

Но вдруг затрясся пол — председатель затопал ногами:

— Никакого голосования, господа! Довольно политиканства и болтовни! Хватит!

Кмет опустил руки, словно громом оглушенный: вот тебе и на!

— Но, господин председатель...

— Никакого голосования! Подпишем протокол — и все. Го-ло-со-вание, выдумали еще!

Кмет улыбнулся до ушей. И заикнулся было:

— Не в лоб, так по лбу...

— Что, что? — Председатель медленно поднялся. — Повторите, господин кмет...

Только посмей Нако повторить! Председатель, майор запаса Добри Кандилев, был сине-зеленого цвета. Он шипел:

— Господа, я считаю себя оскорбленным и заявляю: или господин кмет уйдет, или я. Это мое категорическое решение. Пока я применяю эту меру, а другие — впоследствии.

Нако выйдет, разумеется. Почему бы ему не выйти? Но не в этом дело. Все это, очевидно, недоразумение, чистое недоразумение.

— Я сказал, господа...

Нако снова понесло:

— Я сказал «не в лоб, так по лбу», потому что руку ли поднять или протокол подписать — все равно это голосование.

— Никакого голосования! — Председатель весь дрожал. — Повторяю, никакого голосования!

— Да ладно, брат.

Кмет протянул майору толстые руки.

— Вот, я совершенно согласен с вами, раз вы не соглашаетесь со мной.

Помирились. Нако даже похлопал противника по плечу:

— Вы, господин Кандилев, не занимались политикой и потому обижаетесь из-за пустяков.

Конечно, не время и не место было определять, кто занимался политикой, а кто нет. Сейчас надо было говорить по существу.

А по существу слово взял человек в серой широкополой шляпе. Он встал с кровати. Маленького роста, наголо обритый, с широкими татарскими скулами. Бросил на стол готовый протокол.

— Подпишите, и дело с концом. Больно разговорились.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В притихшей комнате мелькают лица, и на длинный стол падают имена, тяжелые, как трупы, — зачитывается протокол.

Глаза прищурены, голоса осипли, губы дрожат.

Городской голова, господин Нако, сжимает руку помощника и шепчет:

— Не будь ребенком, Дечко, подписание протокола — идеальная форма голосования: если согласен — подписываешь, не согласен — мотивируешь особое мнение. И овцы целы, и волки сыты!

Шепчет Нако, слушает протокол и храбро комментирует:

— Ага, Дырленский, адвокатишка, — так ему и надо: учился на деньги преосвященного, а теперь против церкви идет. Дальше!

— Капановы? Гм, пьяницы! Ну, ничего: язычок у них так такой, что и в гробу человека ужалит. Валяй!

— Марга, дурочка, хе-хе! Едва ли она понимает, что произошло. Ну, ничего, раньше надо было понимать! Дальше!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Воцарилась тишина. Замолк и Нако. Тряслись побледневшие губы у людей вокруг стола.

Перо пошло по кругу...

И не попадало в чернильницу...

Дечко, помощник, отодвинул стул. Насторожилась тишина. Все ждали, раскрыв рты. Но раздалось только шипение — осипший голос:

— Н-не-у-жели вс-се-х, господа... все-ех сс-семнадцать?!

Перо выпало из чьей-то руки. И никто его не взял. Председатель понукал:

— Продолжайте, господа.

Перо заходило снова. Нако, кмет, сжимал руку помощника:

— Ничего не поделаешь, Дечко! Ничего, браток! Будут убиты... в Болгарии... как ты сказал... каких-нибудь триста-четыреста или, самое большее, тысяча человек... Что ж, род человеческий на этом не кончится!

Дечко вытаращил глаза. Нет, он не говорил ничего подобного! И он облизал губы. Зверь этот кмет. Свинья! Как будто орехи считает! Взбесившаяся свинья!

— Чернила, господа... Чернила, будьте добры!

Перо опять выпало из чьих-то рук. Его взял Дечко, помощник.

Но послышались тяжелые шаги, возле Дечко чиркнула спичка, вспыхнула сигарета, и осветились два волчьих серых глаза под надвинутой низко на лоб широкополой серой шляпой.

Осипший голос Дечко произнес:

— Чернильницу, пожалуйста, всю чернильницу: я напишу особое мнение.

А-а, особое мнение! Председатель отшвырнул стул.

— Это уж дудки!

Председатель медленно поднялся. Запер дверь. Стал к ней спиной. Впился остекленевшими глазами в Дечко.

— Хорош гусь — присутствует здесь, все слушает, все знает, всему содействует, получает жалование, а потом: «Я был при особом мнении...» Ка-ак же, особое мнение!

Да уж, дело ясное...

X

Господин Нако заторопился. Вышел в темный коридор. Ноги у него подкашивались. Озираясь, словно убийца, зачем-то похлопал себя по толстым ляжкам. Пошел было наверх и остановился.

«Фашизм, пфе! Ладно, а где же фашисты! Генералы без армии, пфе!»

И снова зашагал по лестнице. Сначала бы распропагандировали народ, увлекли бы его, и уж тогда бы поднимали знамя.

«А так перебьют молодежь, и больше ничего. Опозоримся на весь мир. Нет, нет, власть опять должна перейти к политическим партиям. Другого выхода нет».

Поднявшись на второй этаж, он отер холодный пот со лба и вошел к Софке. Она смотрелась в зеркальце.

— Ну, Софка, допрашивал тебя полковник?

— Да, только что.

Лицо Софки горело, она вся была в поту. Видно, что ее допрашивали...

— Ну?

— Глупости, Нако. Сейчас Димо пошел отругать косоглазого.