Мартин Стивен - Крайняя мера

• Название: Крайняя мера
• Автор: Мартин Стивен
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-057162-8, 978-5-403-01743-5

Вор. Шулер. Пьяница. Мошенник. А по обстоятельствам — еще и сутенер!

Вот лишь немногое из того, что мог бы поведать сэр Генри Грэшем о лучшем своем информаторе, Уилле Шедуэлле. Однако политика не делается в белых перчатках, а в Британии, где правит слабый монарх Яков I, человеку, обладающему властью и влиянием, лучше знать своих врагов в лицо, а врагов короны — тем более.

Но теперь Уилл Шедуэлл убит.

И Грэшем, пытающийся расследовать обстоятельства его гибели, неожиданно втягивается в смертельно опасную охоту за католическими заговорщиками, которую начинает непревзойденный мастер интриг и самый могущественный сановник Англии Роберт Сесил — человек, которому не доверяют до конца даже преданные слуги и союзники…

---

— А помните тот сон, о котором вы как-то мне рассказали? — спросил Манион, когда они проходили под выступами крыш, делавших улицу еще уже.

Однажды Грэшему приснился кошмар, в котором он вышел из омерзительно грязной таверны в Бэнксайде и пошел домой по дороге, освещаемой бесконечной вереницей факелов, в дымном свете которых выстроились тысячи голых задов, извергающих фекалии прямо на мостовую.

Генри потряс головой, и видение исчезло. Ухмыляющийся Манион провел его вниз по шаткой лестнице. В «Русалке», как обычно, было полно посетителей, представляющих собой весьма живописную и буйную толпу личностей сомнительного вида. В пляшущих отблесках света мелькали потные лица: мужчины заключали сделки, воровали и плели интриги, а женщины продавали свою любовь. Грэшему не терпелось поскорее убраться из этой зловонной дыры.

Генри обвел безразличным взглядом комнату, замечая каждую мелочь. Его внимание привлекла угрюмая сгорбленная фигура сильно подвыпившего мужчины, сидевшего в одиночестве за последним столом. Грэшем стал лихорадочно рыться в памяти, пытаясь вспомнить его имя, но не смог. Ничего, потом он обязательно все вспомнит. Они вышли на темную улицу. Их внушительный вид и уверенность, с которой они держались за эфесы шпаг, не вызывали у ночных обитателей Лондона желания познакомиться поближе. От обоих мужчин исходила угроза, и на жертв они вовсе не походили.

— Ты узнал того пьяного типа, что сидел один в углу? — спросил Грэшем.

— А что, я должен был его узнать? Может, вернуться и спросить его имя?

— Нет, по крайней мере не сейчас. Я его откуда-то знаю, но не могу вспомнить. Потом я обязательно вспомню.

Когда они проходили мимо одного из кабаков, дверь открылась, и на улицу вывалились два дерущихся мужчины. Послышались громкие крики и добродушный смех. Мгновенно собралась толпа зевак и стала подстрекать драчунов. Грэшем и Манион свернули в сторону. Генри знал, что в этой же таверне кто-нибудь, возможно, сейчас читает своим друзьям самые изысканные сонеты. Вскоре они скрылись в тени деревянно-кирпичных зданий с широкими выступами крыш. Это был жилой квартал с надежно запертыми на засов дверями. За плотно закрытыми ставнями кое-где мелькали слабые огоньки зажженных свечей или ламп. Вероятно, не спится какому-нибудь торговцу, подсчитывающему дневную выручку или оплакивающему убытки. Или же, судя по воплям и приглушенным ударам, почтенный муж учит свою жену хорошим манерам.

И вдруг в этот момент на Генри снизошла небесная благодать. Где-то рядом шла пьяная драка, и кто-то бил женщину, скорее всего только за то, что она не устояла перед зовом природы, а из верхнего окна соседнего дома лились божественные звуки музыки, легкие, словно дыхание небес.

Музыка всегда вдохновляла Грэшема, и он сожалел, что не наделен музыкальными способностями, которые так восхищали его в других людях. «О Юпитер, величаво восседающий на троне». Да, конечно, это Фаррант, Ричард Фаррант и никто иной. Генри встречался с композитором. Его лицо изуродовано оспой, и вот сейчас, несмотря на неурочный час, он дирижирует небольшим ансамблем в комнатке на верхнем этаже, отчаянно стараясь забыть о своем уродстве с помощью написанной им прекрасной музыки.

Дивный голос певца пробивался сквозь ставни и разливался по темной улице, словно ласковый дождик, согревающий душу. Грэшем и Манион остановились и, подняв головы, подставили лица под упоительный поток божественно прекрасных звуков.

Стоял разгар лета, и даже здесь, в огромном городе, ощущалось его дыхание. Теплыми вечерами камины зажигались позже и гасли раньше, а дым, в дневное время окутывающий Лондон погребальным покровом, становился менее густым. В это время года по городским улицам гнали откормленных коров с выменем, полным молока.

Мужчины благополучно добрались до места, не встретив больше никого, кроме одичавшей от голода собаки с перебитой ногой, которая благоразумно скрылась в соседнем переулке.

Хорошее настроение вернулось к Грэшему, как только они с Манионом подошли к порогу дома, построенного еще отцом Генри в одном из самых фешенебельных кварталов на Стрэнде. При доме имелась собственная пристань на реке, что делало его расположение исключительно удобным. Отец Генри купил участок под строительство во времена роспуска монастырей.

С первого взгляда было видно, что хозяйство в доме налажено отменно. Два дюжих привратника еще издали узнали хозяина, бредущего по грязи к порогу родного дома. Окажись на его месте посторонний, они тут же подняли бы тревогу. Привратники не скрывали искренней радости по поводу возвращения Грэшема и не ждали от него взаимности. Генри поприветствовал обоих мужчин и прошел в дом, а Манион не упустил случая побрюзжать, упрекнув их за неуместное веселье.

Прихожая в доме Грэшема была отделана мрамором, купленным в Италии за баснословные деньги. Статуи и портьеры привезли оттуда же, а вот встретившая Генри женщина была англичанкой.

Джейн Карпентер еще не сравнялось двадцати трех лет, и она считалась первой красавицей в Лондоне. Ее лицо с изящно очерченными скулами и огромными, бездонными глазами поражало неописуемой прелестью. Джейн не обладала пышными формами, которыми могли похвастаться многие придворные дамы, но ее изящная фигура с длинными, стройными ногами вызывала восхищение, а движения отличалась удивительной грацией и силой. Она напоминала Грэшему юного жеребенка, вырвавшегося на свободу. И все же самыми примечательными на этом лице были вспыхивающие темными искорками глаза. Генри улыбнулся девушке, а Манион стал стаскивать с хозяина сапоги, чтобы сменить их на удобные мягкие башмаки. Красавица улыбнулась в ответ. В компании Грэшема она утрачивала свою обычную холодность и сдержанность, свойственную ей при общении с людьми, занимающими высокое положение.

— Милорд, вы решили все проблемы, назревшие в Лондоне? Можно ли теперь невинным девушкам спокойно отправиться в постель? — спросила Джейн тихим усталым голосом.

— Во-первых, я проблемы не решаю, а создаю, во-вторых, никто не называет меня здесь милордом, в-третьих, тебя никак нельзя отнести к невинным девушкам, и, наконец, в-четвертых, в твоей постели никто не улежит спокойно, — с гордым видом заявил Генри. Не успел Манион выйти за порог комнаты, как он тут же подкрепил слова делом, крепко прижав Джейн к себе.

— Ох! — воскликнула девушка, когда эфес шпаги угодил ей под ребра. — Ну почему мужчинам непременно нужно хоть чем-нибудь да ткнуть бедную девушку, и все равно куда?

— Ну что ты, — пробормотал Генри, зарывшись лицом в ее волосы, — самой природой мужчинам предназначено дарить, а женщинам — принимать их дары.

— Что касается даров, то они весьма целенаправленные и без конца повторяются. — Джейн со смехом оттолкнула его от себя. — Следует ли мне ожидать вас сегодня ночью?

— Если мне захочется преподнести тебе свои дары, то да. Но так как ты всегда была послушной служанкой, не сомневаюсь, что ты не замедлишь согнуться передо мной… — Увидев удивленно приподнятые брови девушки, он вдруг замялся. — Ну… то есть склониться перед моей волей.

Джейн стояла, опустив руки и глядя на него со смешанным чувством раздражения и любви.

— Успокойтесь, Генри Грэшем, и отправляйтесь к себе в постель.

«К себе в постель?» Генри на мгновение перенесся в то далекое время, когда впервые увидел Джейн. Что же заставило его тогда вернуться? Может, особенный тембр ее голоса или же странное сочетание дерзости и трогательной беззащитности?

Это случилось в 1590 году, во время одной из первых поездок из тихого Кембриджа в Лондон. Генри еще не оправился от раны и слегка прихрамывал. Не успел он выехать из Бишопс-Стортфорда, как лошадь потеряла подкову, а так как запасной лошади Генри не имел, Маниону срочно пришлось искать ей замену. Грэшем остался его ждать в маленькой деревушке, где не было даже самой паршивой таверны.

Он сидел на берегу заросшего пруда и рассеянно теребил рукой траву, как вдруг почувствовал пристальный взгляд чьих-то глаз. Кто-то спрятался в кустах и наблюдал за ним. Генри оглянулся.

— Кто моргнет первым — проиграл, — послышался из кустов тоненький голосок.

От неожиданности Генри моргнул.

— Вы проиграли и должны заплатить штраф, — снова пропищал голосок.

— Так, юная леди, не припомню, чтобы я согласился на ваши условия, — сказал Грэшем, с любопытством разглядывая щуплую фигурку девочки лет шести или семи, появившуюся из-за кустов.

— Но ведь вы от них и не отказывались, сэр, и, как джентльмен, должны согласиться со мной.

Грэшем никак не мог уразуметь своеобразную логику ребенка.

— А что, если я не соглашусь? — Генри в жизни не встречал таких удивительных темно-синих глаз, в глубине которых плясали мерцающие искорки. Казалось, они занимают половину лица девочки.