Георгий Карпенко - Под парусом в Антарктиду

• Название: Под парусом в Антарктиду
• Автор: Георгий Карпенко
• Издательство: Яхтсмен
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2002
• ISBN: 5-89560-010-7

Девяностые годы прошлого века. Разгар «перестройки». Большинство сограждан занято кто выживанием, кто лихорадочным сколачиванием состояний. В это, вроде бы неподходящее для романтики время, турист с огромным стажем и яхтенный капитан Георгий Карпенко пускает все силы, время и средства на строительство огромной стальной океанской яхты — «Урании 2», после чего, набрав команду по… объявлению в журнале, уходит из Питера курсом на Антарктиду. С огромными трудностями, оказавшись к моменту старта на финансовой мели, Георгий приводит яхту к берегам южного континента и даже пытается «замкнуть» кругосветку в меридиональном направлении. О перипетиях этого похода и рассказывает данная книга. Очень познавательное, эмоциональное и светлое чтение, книга, которую хочется перечитывать снова и снова.

---

Днем совершенно случайно обратил внимание на черточки на вант-путенсах основных вант грот-мачты.

Я долго и тупо глядел на них, очень медленно начиная понимать, что эти черточки — не что иное, как сквозные трещины в могучих пластинах нержавеющей стали и что грот-мачта, улетевшая за борт в Балтике пять лет назад, может сделать сейчас то же самое в этом забытом Богом месте. Я живо представил нашу перспективу — без двигателя и парусов. В авральном порядке сбросили грот и стаксель. Пока мужики сбрасывали паруса, мы с Иваном и Валерой склонили свои головы над поломкой и соображали, как отремонтировать эти места. Можно было растравить талреп и выбросить переходник ван-тпутенса, соединив накоротко вант-путенс и талреп. Но предстояло выяснить, есть ли у Боцмана в наличии болты диаметром 32 миллиметра? Боцману очень хотелось найти такие болты в своем хозяйстве, но, судя по выражению его лица, таких болтов у него не было. Вспоминая распределение усилий по вантам, я сказал Ивану, что нагрузка, приходящаяся на одну основную ванту, равна 70 процентам всего водоизмещения, в нашем случае это почти 50 тонн. Подобные болты стояли на серьгах наших якорей, и мы бросились их раскручивать. Дрейк к тому времени уже проснулся, ветер стал усиливаться, и через час, когда мы закручивали последний болт и набивали талрепы, нас с частотой в несколько секунд уже накрывали волны. Мы подняли грот на последнем рифе, свой любимый трисель на место стакселя и понеслись в сторону мыса Горн, до которого оставалось около сорока миль. Ветер усиливался с каждой минутой, и к вечеру пролив Дрейка уже терзал предельный шторм. Уже давно был убран грот; на внутреннем штаге, обтянутый двумя шкотами, стоял наш новый стаксель-трисель. Скорость зашкаливала за десять узлов. Бакштаг правого галса не позволял нам идти к Горну, и мы неслись чисто на восток, и уже в сумерках, милях в 12 к северу, увидели далекие, смытые непогодой очертания острова Горн. Боцман, получивший задание достать бутылку по этому случаю, уже несколько раз орал дурниной, подтверждая свою готовность и борясь с бросками. Мы упали в кают-компанию, где Боцман и Иван, каким-то чудом избегая расплескивания водки, наливали ее в рюмки и отдавали нам. Со словами: «За тебя, Горн!» — мы выпили, и в следующий момент яхта получила могучий удар в правый борт, и мы с Валерой, сидящие за столом, улетели вместе с диваном в сторону камбузной стойки. Диван, сорвавшийся с креплений, завис, а мы с Валерой, пролетев не менее трех метров, очутились на кам-бузном пространстве. Конечно же, я нарушил основной закон — прежде, чем самому выпить за мыс Горн, нужно было угостить Нептуна и попросить его пропустить нас через Дрейк. Схватив недопитую бутылку, я пулей вылетел на палубу и исправил оплошность, прыснув водкой по обе стороны от бортов. Надо было менять галс, и я боялся за бизань. У нас оставалось почти полчаса до наступления темноты, мы сидели в рубке и собирались с силами для того, чтобы сделать поворот. Мы с Боцманом выпустили за корму 50 метров шкотовой веревки с буйрепом на конце на тот случай, если кто-то вылетит за борт. Мы с ним ползали по палубе и краем глаза видели, что творится по обеим сторонам от бортов. Но при таких бросках и качке было непросто отправить за борт нашу страховочную снасть, не рискуя быть сдернутым ею за корму. Потом, при последнем свете, мы сделали поворот через фордевинд благодаря тому, что трисель был небольших размеров. Мы сохранили бизань, и, принимая ветер уже с левого борта, яхта понеслась, нацеленная на северо-восток.

На этот раз Дрейк решил встретить нас не так, как мы надеялись, пройдя его два месяца назад. Трудно было ожидать от Южного Океана в этом месте такой неистовости, исключающей любое наличие жизни на границе воды и неба. Ночью дуло страшно. Каждые полторы минуты яхта шла на привод, что заканчивалось мощной вибрацией мачт, от рулежки шел дым. «Урания-2» прорывалась в каком-то хаосе, состоящем из ветра и воды. Ночь была длинной, черной, и соседство со скалами не давало расслабиться. Хотя все вокруг гремело, я явно улавливал те критические моменты, когда трисель на бизани при обтянутых завалталях перелетал на правую сторону, и этот удар полотнища в четыре квадратных метра был ощутим и сотрясал тяжелую 70-тонную лодку. Штурвал уже несколько секунд до этого работал в другую сторону, но лодка, взмывая вверх и обрушиваясь вниз, словно не слышала этого. Наверху, в спасжилетах, пристегнутые к ограждению штурвальной стойки, постоянно были двое. Один крутил колесо, а второй сидел рядом на подхвате. Время от времени они перекрикивались. Луна, вылетая из окон неба освещала их блестящие от воды непромоканцы, белую, видимую в ночи палубу, которая ухолила под волну, на ее месте оставались силуэты двух мачт с клочками маленьких парусов. Те, что были внутри яхты, застыли в нервном оцепенении, которое трудно было побороть. Это был последний, неистовый натиск стихии, и то, что он последний, понимал каждый из нас, и чем он кончится, я думаю, вряд ли кто-то мог ответить. Уставшие и безмолвные, расперевшись ногами и руками, мы ждали рассвета. Когда солнечный свет растворил темноту терзавшей нас ночи, мы уже были в пяти милях от южной части пролива Ля Мер. По времени все складывалось удачно — потому что ночью лезть в дырку пролива, где великий разгон волны натыкается на донные скалы и взлетает гигантской волной, было опасно даже для больших судов. Вскоре впереди по левому борту мы разглядели седые от тумана скалы Огненной Земли и через несколько минут по правому борту увидели еще более высокие скалы острова Эстадос. Океан летел к земле, неся нас на своей спине, кидая «Уранию-2» за один миг на десятки метров, но, несмотря на это, мы уже прицелились и взяли курс на центр пролива. Как нам показалось, шторм выдыхался, но вид грозных скал в белой вате океана подарил нам напоследок грандиозное зрелище. Нас подхватило течение пролива, и мы уже летели между берегами со скоростью 14 узлов. Где-то здесь мы пересекли свой старый след, проложенный два месяца назад. Между берегами мы уже видели простор Атлантики и из середины пролива взяли курс 350. В эти минуты заканчивался наш антарктический период, это было невероятно и в чем-то нелогично, но мы явно выскальзывали из этого мира, который теперь навсегда оставляли.

Вышли из пролива. И через несколько часов от восьмиметровой волны почти ничего не осталось, здесь были совсем другие погоды. Солнце на чистом синем небе, темно-синее море в белых штрихах и свежий ветер в корму. Хотя температура лишь плюс пять, но кажется, что еще немного, и въедем в К'арибы — какая благодать здесь, в Атлантике. Пора подумать о гроте, и мы с Артуром лезем на гик в ловушку и пытаемся на ходу ремонтировать парусину. Но все равно кидает так, что вот-вот вылетишь. Отстегиваем фал и втаскиваем фаловый угол грота в рубку и всей командой, с прибаутками и весельем беремся за шитье. Боцман, по особому разрешению, несет сюда «что положено» в особо торжественных случаях, да еще и какую-то закуску, и мы выпиваем по рюмке за Великий Южный Океан, который покинули, и прекрасную Атлантику, которая уже привычно раскинулась по курсу. Первый раз не закрываем основной люк.

Людям и лодке нужен порт. Все начинает сыпаться. К двигателю и вантпутенсам прибавляются проблемы с камбузной плитой, пресная вода на исходе.

До Мар-дель-Платы 700 миль. Все чаще думаю о том, как будем входить в порт без двигателя.

Хороший ветер, но мы не можем «врубить» всю парусину — вантпу-тенсы. Вот и приходится тащиться по пять узлов. Да и сама лодка уже не та, на которой мы вышли из Питера. Она прилично обросла и уже «не идет».

Нет такой яхты, которая не могла бы преодолеть Океан, и нет такого шторма, который не мог бы пустить на дно эту яхту. Старые паруса надрывались, они тащили обросший ракушками корпус через южные моря домой. С того момента, когда мы последний раз видели людей, уже прошло 42 дня. У Боцмана реакция на это проявилась в том, что он стал спать по 12 часов в сутки, я не бужу его, когда заступаю на вахту, — погода в целом хорошая, а возвращаться домой тоже неплохо. Глажу и любуюсь Людочкиной заплаткой на моих синтипоновых штанах, которые она сама же и сшила. Как я соскучился! Можно сойти с ума без моих детей, жены, мамы, Юрки. Как долго это длится. Я совсем не думал об этой проблеме с самого начала. У меня дома мой пес, он растолстел и захирел оттого, что я уже год, как не гоняю его по лыжне! Мы уже полгода под Южным Крестом. Пора возвращаться. А сейчас следовало бы отбросить все тяжелые мысли и помнить хотя бы о двух крайне важных вещах — чистить зубы перед сном и делать по 100 приседаний в день.

Вчера мы пробежали 160 миль, а сегодня слабый ветер с севера, почти штиль, и мы практически стоим. Вокруг плавают пингвины и чайки. Пингвины пугливые, они боятся даже чаек. Утром, чтобы сбросить хандру, искупался в море! Назад вылетел пробкой, но настрой моментально изменился. Радиостанция передала, что у Валерки Тимакова родился сын. Это второй сын после Лешки. «А, вот, оказывается, чем он там занимается!» — кричал Иван Иванович, не снимая наушников, продолжая записывать следующие сообщения. Гидрометео-центр предупреждал о глубоком циклоне. Но после того, что было, эта информация, воспринялась легко.