Анатолий Алексин - Я «убиваю любовь…»

• Название: Я «убиваю любовь…»
• Автор: Анатолий Алексин
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детская проза
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-227-01415-9 (Кн. 9) 5-227-01131-1

В этой книге, избранной коллекции творческого наследия автора, - вся палитра таланта признанного мастера современной прозы. В нее вошли произведения, которые не только выдержали закалку временем, но и обрели, в последней авторской редакции, новый аромат (`Записки Эльвиры`); новейшие повести (`Не родись красивой...`, `Если б их было двое...`, `Плоды воспитания`); пьеса-повесть (`Десятиклассники`); рассказы; только что вышедшие из-под пера `Страницы воспоминаний` и специальный сюрприз для младших читателей - продолжение приключений знаменитого и неугомонного Севы Котлова... (`Я `убиваю любовь...`). Неповторимость, виртуозность исполнения, богатейший спектр неиссякающего творческого остромыслия - это дар писателя каждому, кто открывает его книгу.

---

— Ну почему? Почему?

— В общем он из-за вас не едет…

— Дима? Из-за меня?! — Кира отчего-то страшно обрадовалась и потащила меня за угол, в переулок.

— Он тебе говорил, да? — стала она допытываться. — Говорил? Именно такими словами: «Я не поеду из-за Киры!» Да? Прямо так и сказал? А больше он ничего не говорил? Он с тобой делился как с братом, да?

— Ну, вообще-то он со мной, конечно, делился, — важно ответил я. — И даже советуется по всем… наиболее важным вопросам. Но это… это я и сам вижу. И сам понимаю, что он именно из-за вас…

Кира чуть не закричала и не запрыгала от счастья.

— Из-за меня не хочет ехать? Это же очень хорошо! За-ме-ча-тель-но!

Я лично ничего замечательного в этом не видел.

«Вот странные люди! — подумал я. — Он восторгается, что она поет на переменке в коридоре, где никто, кроме нее, не поет, а она прыгает оттого, что он не едет туда, куда всем отправиться интересно». Так мне казалось.

Кира взглянула на мою постную физиономию (а я еще вдобавок все время тяжко вздыхал), потихоньку пришла в себя и спросила:

— А ему обязательно надо ехать?

— Конечно, обязательно! — быстро и горячо заговорил я. — У нас из-за этого вся семья разваливается. Понимаете? Мама заболела: у нее с сердцем из-за этого очень плохо стало. Мы даже эту… ну, как ее… неотложку вызывали! И папа пьет разные капли… — В действительности, ничего этого не было.

— И к папе тоже вызывали неотложку?

— Пока еще не вызывали, но если дело так пойдет, карету «Скорой помощи» вызвать придется!

— Папа очень переживает?..

Видя, что мои слова подействовали на Киру, я стал сочинять еще горячее:

— Не то что «переживает», а прямо ужасно страдает! Он говорит: «Пусть там с вечной мерзлотой что угодно происходит, а я без своего любимого старшего сына никуда не поеду!»

— Дима, значит, у него любимый?

— И я любимый… Но и Дима, конечно, тоже. Ведь он у папы самый первый родился! Понимаете? А оттуда-то, с Севера, звонят по ночам, всю квартиру будят, требуют, чтобы мы приехали. А папа заявляет: «Если Дима не поедет, и я не поеду!» А к маме, значит, каждую ночь неотложку вызываем…

— Так они же, ваши родители, возненавидят меня!

— Еще как возненавидят! Прямо зверски!.. Пока они еще не возненавидели, но если так будет продолжаться…

— Хорошо. Я поговорю с Димой!

А вечером я из кухни услышал, как Дима, прикрыв трубку рукой, говорит:

— Я так и знал, что тебе безразлично!.. Что ты можешь спокойно разлучиться! Хорошо… Если ты настаиваешь, я поеду. Я знал, что ты совершенно не будешь скучать. Ну, конечно… разве тебя это трогает?.. Нет, я первый писать не буду. Если ты пришлешь письмо, я напишу. А если не пришлешь, я писать не стану. Буду знать, что ты нарочно выгнала меня за Полярный круг… Приедешь? Не верю… И когда это произойдет? Ах, когда-нибудь? Я на другое и не надеялся…

Неожиданно мне стало обидно, что Кира так легко смогла расстаться с Димой. И что на мои уговоры так легко согласилась… «А может, того высоченного парня со спортивной походочкой она бы в Заполярье не отпустила? — размышлял я. — А что, если Димина любовь вовсе ей не нужна? Если она безответная? Ничего нет ужасней такой любви! Об этом в фильмах рассказывают и в песнях поют. Ну, что ж… Тем правильней, что я пытался прикончить его любовь. Тем благородней!..» Мне нравилось обнаруживать в себе благородство.

Весь вечер Дима ходил по квартире такой печальный, что мне его стало очень и очень жалко. «И чего он убивается? Да что бы я когда-нибудь из-за какой-то там Киры!..» Но все эти мои мысли никак Диме не передавались.

Тогда я побежал советоваться к Витику-Нытику. Все-таки у него были старые бабушкины журналы, в которых давались всякие полезные советы на этот счет.

Витик-Нытик сразу сообщил мне, что в одном из пожелтевших от старости журналов он вычитал очень важный совет: оказывается, для того, чтобы влюбленный человек успокоился и перестал страдать, ему ничего не должно напоминать о «предмете любви». И тогда он его забудет!

Я понял, как мне нужно действовать: там, в Заполярске, ничто не должно напоминать Диме о Кире Савостиной, и тогда он обязательно забудет свой «любимый предмет». Уж я постараюсь!

Я — В ВОЗДУХЕ!

Когда наша соседка Генриетта Петровна узнала, что мы полетим до Красноярска на самолете, она сразу же предсказала, что нас всех будет ужасно тошнить. Потом она сообщила, что в самолетах все пассажиры непременно привязываются к сиденьям ремнями, потому что если не привязываться, то можно пробить головой окно и вылететь прямо на улицу (она так и сказала: «прямо на улицу»). Генриетта Петровна даже где-то читала, что один американец так вот и вылетел через окошко…

Потом соседка сообщила, что самое опасное — это, оказывается, взлет и посадка. И что совсем недавно («Ну, буквально на днях!») один самолет разбился при взлете где-то в Америке, а другой при посадке где-то в Австралии.

Оказалось также, что иногда аэродром не может принять самолет из-за плохой погоды, и тогда машина покружится-покружится в воздухе, полетает-полетает, пока не кончится горючее, а потом падает куда попало… Наша соседка слышала, что так именно случилось однажды не то в Канаде, не то в Мексике.

Когда же Генриетта Петровна узнала, что от Красноярска мы поплывем на пароходе, она заявила, что там уж нас все «потошнит как следует! Еще в десять раз сильнее, чем в самолете!». Можно было подумать, что наша соседка всю свою жизнь провела на воде и в воздухе. Но я-то знал, что свои самые дальние путешествия она совершала на электричке только до станции Кратово, где обычно летом снимала дачу.

Однако и другие тоже пугали нас этой самой тошнотой. Жалостливая Лелька Мухина, например, сказала, что ее даже в зоологическом саду укачивало, когда она на маленьких осликах по кругу каталась. Это было очень давно, но Лелька до сих пор помнила. И еще она сообщила, что против тошноты изобрели какое-то замечательное лекарство. Мама тоже слышала про это лекарство и накупила его целый пакет. Тогда я поклялся себе в том, что, если меня в дороге от тошноты будет не то что «укачивать», а прямо-таки переворачивать вверх тормашками, я и тогда не подам виду и не прикоснусь к маминому лекарству.

Итак, мы отправились в путь!

До самого Заполярска мы ехали на одних только экспрессах. Из Москвы выехали на автобусе-экспрессе, потом пересели на «Ту-104», который тоже вполне можно назвать «воздушным экспрессом», а после нас помчал по Енисею речной экспресс. Но расскажу все по порядку…

Об автобусе, я думаю, много писать не стоит. Скажу только, что он не сделал в пути ни одной остановки. И еще он отличался от обыкновенных автобусов тем, что почти все пассажиры в нем были из разных концов страны — прямо не автобус, а какой-то «всесоюзный фестиваль». Одни собирались в тот же день очутиться у себя дома, на Кольском полуострове; другие — в Средней Азии; третьи — на Дальнем Востоке, а вот мы — на Енисее, в Красноярске, чтобы оттуда на теплоходе уплыть в Заполярск.

В воздухе над аэродромом стоял непрерывный гул: самолеты взлетали, шли на посадку… И я просто поражался, как они не сталкивались или хотя бы слегка не задевали друг друга.

Внутри аэровокзала сидело очень много пассажиров. Мне было интересно наблюдать: сидят-сидят себе люди спокойно, даже дремлют, а как только что-то зашуршит в репродукторе на стене, так все, точно по команде, вытягивают шеи, а потом человек тридцать или даже сто тридцать вскакивают, молча хватают свои вещи и бегут на посадку… Так повторялось каждые пять или десять минут.

Пассажиры, как я уже сказал, сидели и даже дремали на стульях и собственных чемоданах. А вот иностранцы не сидели, а все время расхаживали и разглядывали. Я то и дело обращался к папе: «А это кто? А это кто?..» Папа прислушивался к разговорам иностранцев и отвечал.

Мама сказала, что, если бы я имел в школе по иностранному языку не тройку с минусом, а хотя бы четверку, мне бы не приходилось все время беспокоить папу. Но мама была не права: если бы я даже имел по иностранному языку не пятерку, а десятку с плюсом, я бы все равно мог узнать одних только немцев: ведь я проходил в школе всего-навсего один «дойч». А папа с Димой по «самоучителям» еще и английский, и даже французский.

Из-за мамы мы приехали на аэродром слишком рано: она всегда очень волнуется и всюду боится опоздать. Вот, например, в кино мама с папой являются тогда, когда, кроме билетеров, в фойе еще никого не бывает да музыканты с певицей сидят в буфете. И тут, на аэродроме, хотя радио объявляло о посадке на самолет вполне своевременно, мама все же каждые пять минут вскакивала и бежала к справочной.

Один раз она вернулась в сопровождении какого-то солидного мужчины в красивом сером костюме. Я сразу отметил, что у папы костюм не такой красивый, не такой отглаженный, и почему-то рассердился на маму. У незнакомого мужчины было молодое лицо, а волосы совсем седые, с серебристым отливом. Глаза у него забрались глубоко-глубоко, под седые брови, и смотрели оттуда с доброй, грустной и усталой улыбкой.