Анатолий Алексин - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Анатолий Алексин
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-227-01131-1

В пятый том Собрания сочинений включены рассказы и повести, написанные писателем в последние годы.

---

Мужские и женские чувства, как снаряды на войне, в одну и ту же цель, в одну воронку дважды не попадают. Почти никогда. Иной раз чудится: «Вот увижу… вот встречу — и все вернется!» И сам порой возвращаешься, а любовь — нет. Однако, возвращаясь к той воронке, к той цели, ощущаешь, как внутри что-то съеживается: «А если?.. А вдруг?» Он тоже надеялся всем, впервые заметавшимся нутром своим: «А если она простит и поможет?» Упреждать свое появление телефонным звонком он не стал: по телефону отказать легче.

Воспоминания не обжигали его, а обжигало лишь намерение: «Вернуть, непременно вернуть… если не любовь, то, по крайней мере, ее заботу». Он, как обычно, ждал лишь того, что ему практически было нужно. Он знал: забота в подобных случаях пролегает через страсть. Но все же… а вдруг?

Он не видел ее лет двадцать. Раньше она всякий раз готовилась к их свиданию, как актриса к дебюту, от которого зависит судьба. Но сейчас он застал ее врасплох, чего женщины в любом возрасте не выносят, что их ошеломляет и раздражает. Она же была всего-навсего удивлена:

— Это ты? Почти не изменился.

Он не изменился ни в чем — и поэтому, мобилизовав всю энергию своей неискренности, воскликнул:

— Катя, я ждал! Я так ждал…

— Чего ждал?

— И так рад!

— Чему ты рад? — с весьма безмятежным недоумением спросила она.

И тут только он заметил, что на руках у нее приютилась девочка примерно годовалого возраста. А в первый момент он вперился взглядом лишь в лицо Кати: «Обрадуется ли? Есть ли надежда?»

— Это моя третья внучка. Я, как сказали бы прежде (прости за банальность!), «трижды бабушка Советского Союза». Но Союза уже нет. Так что просто трижды бабушка. И отчаянно рада. А ты чему рад?

— Что вижу тебя!

— Ну, ну… не заходись. Но заходи! Коль пришел…

Она вытерла фартуком лицо, на котором были микропуговки пота, а косметики никакой.

— Вот вышла на пенсию. Теперь уж только «бабуля».

Нет, она была не только «бабулей», но вдобавок и женщиной: по-прежнему белозубая, с непоблекшим, интригующим взглядом, с фигурой женственной, в меру полной и, как в те времена, привлекательной. В нем даже екнуло что-то мужское… Но цели всегда были для него выше, важнее чувств.

Она же проявляла чувства лишь к внучке — и, увы, не для вида:

— Солнышко ты мое! К нам пришел дядя… Не бойся его.

— Зачем же меня бояться?

То, что он стал неопасен, — ничуть не опасен и для нее! — было очевидным. И это нежданно его покоробило.

— Ну, как ты живешь? — не из приличия, а растерянно поинтересовался он.

— В общем смысле, вне дома, как все… Но внутри дома живу хорошо. Дети не просто выросли, а доросли до ученых. Насколько это возможно в их возрасте.

Она никогда не преувеличивала и не преуменьшала, а сообщала лишь то, что происходило в реальности.

— Обе дочери вышли замуж? — продолжал он анкетные, растерянные вопросы.

— У меня дочка и сын, — напомнила она. Но без малейшего упрека, что его вновь корябнуло.

Разумеется, он знал, что у нее дочка и сын, но спрашивал не разумом, не памятью, а лишь языком, который был во власти смущенности, а может, и потрясения. Неужели его приход ей безразличен? Никакого волнения, никакой ожесточенности и даже обиды! И ни одного возвращения к прошлому — ни в голосе, ни в глазах. А ведь он тогда… вторгся в ее не знавший конфликтов дом, разгромил, разрушил его. Разлучил с мужем, который фанатично ее обожал. Обещал жениться, воспитать и полюбить двух детей. Чего только не обещал! Каких только клятв не нарушил!.. А чего не выполнил? Не выполнил ничего. Она же была спокойна, довольна своим новым домом.

Муж ее не простил (именно потому, что обожал, как фанатик). Неужели и это не имеет значения? Или опять замужем? Нет, не похоже. Но, во всяком случае, она хладнокровна, ничуть не реагирует на него. Это оскорбляло очнувшееся мужское достоинство. Уж лучше бы упрекала, кляла! Неужели взрослые дети и внуки все для нее заменили? С ее-то темпераментом? Опять не похоже… Но темперамент этот не обращал на него ни малейшего внимания. Как же так? Ведь готова была отдать за него жизнь! А сына и дочку, значит, готова была оставить сиротами? Эта мысль посетила его впервые. И он подумал, что в разгаре, суматохе страстей она все же немного преувеличивала.

— А ты что… проходил мимо?

— Да, мимо.

«Сперва я прошел мимо сломанной мною — хоть и на время — ее судьбы, мною взваленных на нее несчастий. А теперь мимо проходит она. Даже уже прошла… И находится далеко!» — с подкашивающей безнадежностью понял он.

— Ты здоров? — не поинтересовалась, а спросила она, ни на миг не прекращая ласкать внучку.

— Я? Здоров…

Продолжая не верить в диагноз и сберегать капитал, он спустился в метро, а проехав четыре остановки, вышел на платформу и поднялся по лестнице, что ему было запрещено. Но эскалатор на той станции не оборудовали.

Левая лопатка резко напомнила о себе. И он торопливо, будто стараясь обмануть или опередить болезнь, направился к своему единственному продолжению на земле. К своей дочери… «Единственная дочь» — этот сентиментальный термин впервые возник у него в голове. Можно было сказать и «единственный ребенок», поскольку сыновей у него не было. «А если она у меня одна, почему я не был у нее так долго?» — этот вопрос тоже вонзился в него как горестное открытие. Все было в тот день мрачным открытием, потому что он первый раз стал в ком-то нуждаться… И нуждаться в помощи, а быть может, в спасении. Это не перевернуло, не переродило его психологию, но все же внесло коррективы в его восприятие и отношение ко всему окружающему… в кое он вынужден был вглядеться.

По дороге он подсчитал, что его «единственному ребенку» было уже тридцать два года. Однако назвать свое продолжение по возрастному признаку «единственной женщиной» он не мог: во-первых, это была дочь, а во-вторых, слова «женщина» и «единственная» в его сознании как-то не совмещались.

В отличие от Кати, она не удивилась, а вымученно сотряслась:

— Ты?!

— Я, Лелечка… я!

— Помнишь, как меня зовут? Потрясающе!

Тут он спохватился, что неудобно было приходить к ней и Кате с «пустыми руками». Но подарки он все годы преподносил только себе.

Из коридора он увидел, что в комнате вытянулись длинные мужские ноги в кроссовках. Мужчина, видимо, окунулся в кресло, и, кроме ног, ничего разглядеть было нельзя. На экране телевизора, в который тот, видимо, впился, гремел пальбой детектив.

— Ты замужем?

— А как же! — с вызовом ответила она. — Уже пять с половиной лет.

Стало быть, он не заходил к ней лет семь. И не звонил.

Цифры, цифры… Они укоряли, пригвождали его своей обнаженной определенностью: туда не заглядывал двадцать лет. Сюда — семь. И быть может, вообще бы не заглянул, если бы…

Он заметил, что она до неестественности стала похожа на его мать, а значит, и на него.

— Я счастлив: ты ведь, прости… моя копия.

— Твоя? Ни в коем случае!

Она вела себя агрессивно. В комнату не пригласила, с мужем не познакомила, а провела на кухню.

— Мама по-прежнему живет отдельно? Как она?

— Слышать о тебе не желает.

Неужели дочь была похожа на него не только внешне, но и внутренне? Неужели он напоролся на свой собственный характер? Не Божья ли это кара? Нет, Бог не мог подсказать такое. Она мстила ему… И делала это бесцеремонно.

— За что… так уж жестоко? — пробормотал он. — Без всякого снисхождения?

— Не подумай только, что мама… из-за себя! Хотя в нашей ханжеской державе носить клеймо матери-одиночки — не подарок. Но это бы она стерпела. Тем более вышла замуж за достойного человека… — «Не тебе чета!» — прокомментировал ее взгляд. — А вот то, что меня сочувственно нарекли «без вины виноватой»… никогда не простит. И я не прощу тоже!

— Неужели вы готовы… приговорить меня? Старого и больного? С инфарктом…

— А неужели ты предлагал маме, еще не обретя меня, от меня избавиться? — оборвала она.

— То была лишь фраза: чего сгоряча не скажешь! Особенно в несмышленом возрасте. Ты пойми…

Она понимать не желала.

— А теперь явился к той, которую хотел уничтожить? Убить?.. Еще до ее рождения! К своей несостоявшейся жертве пришел? Мама не рассказывала об этом, щадила меня… Соседка мне донесла.

— А ты отца пощади: у меня инфаркт.

«Микро» он опустил.

На мгновение — не более — в ее глазах пробилась блеклая, еле заметная жалость. И тут же угасла.

— Пощади отца… — повторил он, ухватившись за то мгновение.

— Где тут отец? Где? Я не вижу его.

В помиловании было отказано.

«Я виноват… — молча признавался он сам себе. — Виноват… Но и она, кажется, не лучше меня».

— Где тут отец? — будто желая затвердить его мысль, повторила она.

«Чем же она милосердней меня?»