Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

• Название: Дневники 1941-1946 годов
• Автор: Владимир Гельфанд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

26.07.1942

Из хутора Камышевского, что неподалеку от Дона, двинулись догонять наши воинские части, военную комендатуру, которая перед самым нашим носом уехала в соседние хутора.

25 километров до Мартыновки.

Пришли, а там никого нет. До Кутейниково еще километров с 30. Опять никого нет. И только здесь, в Зимовниках удалось, наконец, нагнать части воинские, комендатуру и формировочный пункт.

Вчера вечером, приехав сюда, мне повезло - встретился человек - зав. какого-то пункта, по взиманию налогов с населения и торговых точек. Он-то и подвез меня на своей одноколке до самых Зимовников, угостил в дороге пышкой. Вдобавок я нашел по дороге пару огурцов и подзакусил хорошо. Но и этим дело не кончилось. Когда мы расставались - он предложил мне в любое время при нужде прийти к нему - он и накормит и поспать у него можно будет. Я поблагодарил за любезность, и мы попрощались.

В селе встретился с красноармейцами, которые поведали всякие неприятные разности относительно формировки прибывших из различных участков фронта, а также, подобно мне, выбравшихся из окружения. Говорили, что всех прибывших сюда сразу собирают в группы и отправляют на фронт, сопровождая под усиленным конвоем автоматчиков, и морят голодом. Еще болтали, будто бы всех заставляют носить тяжелые грузы и не дают отдохнуть после утомительного и трудного выхода из окружения. Советовали не оставаться тут, а идти на Сталинград, где должна находиться 3 ((38 ?)) армия с которой, по словам Егоренко (мл. лейтенанта), мы воевали на фронте.

Дождь помешал моим намерениям и, переждав пока он немного затихнет в одной хатенке, пошел к тому доброму человеку, с которым сюда приехал. Там поужинал хорошо и лег спать. Спал много, как никогда. Утром позавтракал яичницей с хлебом свежим, и пошел опять узнавать, добиваться встречи со своими.

Я решил походить, поискать, может, увижу что-либо, узнаю. Половину поселка обошел никого из наших не встретив. Уже подошел к станции, но раздумал, решил не ходить больше и повернул обратно. На обратном пути наткнулся на пункт пограничной охраны НКВД. Там отобрали у меня винтовку и оставшиеся в подсумке 36 патронов, выдав расписку. Мариновали там меня целый день до вечера. Пищи никакой не давали и разговаривали со мной строго. Это мне очень не понравилось. Я думал идти было самому, искать формировочный пункт, но у меня отобрали документы, и пришлось ждать.

Сейчас я нахожусь на формировочном пункте, куда меня привели под охраной. Здесь мне не сказали ни слова о местонахождении нашего УРА, но заявили, что все одиночные или групповые бойцы численностью не более батальона, попадающие в расположение данного пункта, остаются, по приказу командования, здесь.

Никого из нашего батальона, ни даже из нашего УРА, я не встречал. Сердце наполняется досадой: неужели я глупее всех что попал, не в пример остальным, как рыба в сети?

28.07.1942

Долго, долго я крутился по лагерям, где разместилась вся пойманная 51-й армией, масса измученных бойцов, младших и средних командиров. Ни одного человека, знакомого мне не встретил я здесь, как ни искал. Весь я погрузился в такое одиночество, что и передать трудно.

Попросил у комиссара этого формировочного пункта 51-й армии каких либо продуктов или хотя бы хлеба.

- Посидите - сказал он мне. - Вас вызовут.

- Но, простите, я целый день сижу здесь, и мне говорят все "посидите".

- Неверно, вы не могли сидеть целый день здесь потому, что за день у меня сегодня прошло очень много людей, а вас я впервые вижу. Посидите. повторил он и отошел прочь.

Я решил уходить. Стал спрашивать бойцов относительно шансов на успех при совершении побега. Один из бойцов, находившийся тут уже несколько дней, посоветовал идти на Котельниково, где, вроде, должен быть военно-пересыльный пункт. Уходить посоветовал он огородами, минуя посты охранения.

- Если - говорил он, - попадешься пограничному охранению НКВД, то может быть тебе большая неприятность. Тебя могут объявить дезертиром и направить в особый отдел. Если попадешься нашим или другим воинским частям, тебя могут препроводить обратно сюда, причем ты получишь, наверняка, встрепку. Но я на твоем месте, имея документы (красноармейскую книжку мне вернули), не оставался бы здесь, - поддавал он жару. Я рассмотрел его: без обмоток, в изорванной одежде, он заставил меня отвернуться. И я решился.

Поздно вечером я пошел по селу вдоль по улице, выходившей в степь. Если кто-то встречный на меня смотрел подозрительно - я делал вид, что направляюсь в ближайшую хатенку спросить молока и хлеба. Я был к тому же голоден изрядно.

В одной из окраинных хаток я остановился. Хозяйка угостила меня молоком со свежей пышкой и разрешила мне переночевать в саду. Дома она боялась меня положить, так как были беспрерывные облавы на бойцов.

Я дождался утра, ибо ночью ходить по селу не разрешалось - оно было на особом положении ввиду близости фронта. Хозяйка дала мне в дорогу с собой пышку.

Когда я отошел далеко от села, мне вздумалось свернуть на дорогу. Там встретился мне патруль, проверивший мои документы. Я показал расписку, что у меня отобрали винтовку с патронами. Там стояла печать погранвойск НКВД и патруль, посмотрев на нее, даже не прочтя содержания, разрешил следовать дальше.

По дороге я нагнал группу с призывниками 24 года, которые направлялись из Шахт в Сталинград.

Встрепенулся, пролетев чуть ли не задевая лапками, над головами, воробей, и сел недалеко.

- Жид, жид полетел! - бросились они за птичкой с криком, сшибая его палками. Я быстро отстал от них.

- Боец, куда идешь? - окликнул меня лейтенант боевого эскадрона, расположившегося в степи на отдых. Я рассказал. Они, бойцы (все калмыки), пригласили меня покушать с ними. Я не отказался.

Варили они пару барашек. Жирные, признаться, эти барашки были. Я хорошо подзакусил.

Калмыки - славный народ, гостеприимные и добрые, угостили меня по приказу их лейтенанта, вдобавок, сухарями. Я почитал им стихи, отрывки из дневника. Они спросили какой я нации. Я страшно не люблю ни сам спрашивать, ни когда меня спрашивают об этом. Сказал русско-грузин. Отец, дескать, русский, мать - грузинка. Один из них, заявил мне: вы русские, нехороший народ, не любите нацменов, никогда не окажите им помощи, поддержки, не выручите в беде. Вы бы не угостили калмыка, если бы тот оказался в вашем положении. Что ему было тут сказать? Я ответил, что все люди неодинаковы, и что среди всех наций есть часть плохих людей.

Рассказал им случай как был оставлен нашим лейтенантом, когда мы шли по пути из Мартыновки на Кутейниково. Было так: в Мартыновке меня встретил младший лейтенант с Моториным и его другом, младшим лейтенантом Анатолием из другого батальона. Они предложили мне ехать с ними.

В одном из селений, неподалеку, в десяти километрах от Мартыновки, нам встретился парень 25 года рождения, который там учительствовал (это было калмыцкое селение). С ним мы пошли в сад нарвали яблок. Я нарвал полную пилотку вкусных, сочных яблок. Одна калмычка наварила нам мяса и сделала пышек из наших продуктов, добытых в прошлом селении......

*** тому парню лейтенант подарил ракетник с тремя ракетами и дал пострелять из пистолета. Из моей винтовки он тоже настрелялся изрядно. Словом, парень был в восторге, и ему настолько понравилось с нами, что он, хотя ему нужно было в Зимовники ехать на другой день (там он живет), перенес к нам пару мешков муки и поехал на нашей конке.

В дороге начали скрипеть колеса. Их надо было смазать чем-то. Послали меня. Не успел я обернуться, как они уехали, побросав на дороге мои вещи. Яблоки забрали, бросив на дороге пустую пилотку. Гранату вытащили из шинели и оставили у себя - рыб глушить.

Больше я их не встречал. А ведь это не первый случай, когда младший лейтенант Егоренко оставляет своих бойцов. Помнится мне еще один подобный факт, вопиющий несправедливостью командира нашего взвода. Это было как раз перед тем, как наш батальон разбили немцы.

Мы шли. Не доходя деревни дорогу стали обстреливать. Все растерялись, отстав от нашего взвода, предводительствуемого тачанкой. Егоренко тоже отстал, отстала и лошадь, на которой любил ездить он верхом и в упряжке, но которая усталая, голодная и непоеная брела дальше. Еще два бойца отстали и шли где-то сзади. Только началась стрельба из минометов, мой командир бросил лошадь не разнуздав, и побежал что духу есть к тачанке. Он вперед, я - за ним. Повозка тронулась и никакие окрики уже не могли остановить ее. Я решил обогнать их и пошел по прямой дороге через поле, пренебрегая опасностью, возмущенный трусливым бегством большинства бойцов. Они же свернули в сторону, чтобы миновать опасное место, и окольным путем понеслись вперед, аж пыль столбом!

И все-таки я настиг их. Их лошади сильно устали и от бешеной гонки трусливых беглецов еле плелись дальше.

- Товарищ лейтенант ведь не делают так - бросить бойцов в минуту опасности и бежать без оглядки, когда вашим подчиненным может угрожать гибель.