Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

• Название: Дневники 1941-1946 годов
• Автор: Владимир Гельфанд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

21.04.1944

Чебручи.

Галаем был отдан приказ полковнику Паравишникову, вывести людей и технику из угрожающего района.

Днем на Глинное налетели самолеты врага. Они бомбили, и несколько бомб средней величины упало во дворе, где находился комендантский взвод. Я в это время убежал в подвал и находился там до окончания бомбежки. Женщина-хозяйка плакала и кричала. Бойцы и командиры - военные, опасались, что в подвале может убить волной, ибо отдушины-выхода наружу не было, но все обошлось благополучно, и только снаружи были убиты четыре лошади. Тела двух были прямо таки разрублены во многих местах, две других были убиты взрывной волной.

Гражданские стремглав выбежали из села, жители с котомками на плечах и отчаянными причитаниями побежали прочь оттуда, но паники не получилось много военных оставалось в Глинном и жителей это успокоило.

Вечером хоронили подполковника, убитого бомбежкой. Позже был получен приказ об уходе под Чебруги, чтобы в другом месте переправиться через Днестр. Здесь, в Чабругах, реки Турчанки нет, но форсировать Днестр за ночь не удалось, так что полк и поныне пребывает в плавнях.

Умер Ватутин, подал в отставку Бадольо, отстранен от руководства борющейся Франции Жиро, и де Голь получил большие права. Благодаря ему в правительство Франции введены представители компартий.

Сейчас полк впервые принимает знамя.

25.04.1944

Вчера написал письма маме, папе, Лялюшке. Сегодня - тете Ане, Нине Каменовской, Лахтионовой Тине, Свищеву Николаю, Бусе Кац.

Получил письмо от мамы и от Буси Кац.

27.04.1944

Написал в Днепропетровск Наде Викторовской, в Москву во всесоюзный радиокомитет в отдел радиовещания; Магнитогорск, Дербент, маме, папе, Бекасову, в Астрахань дяде Жоржу, в Николаев Шунько.

20, кажется, придя в комендантский, застал всех в сборе. Возле кухни стояла бричка с запряженными в нее лошадьми. Поел, и вместе со всеми резервистами отправился в лагерь, где формируется батальон Рымаря. Мне сказали, что минрота тоже комплектуется там.

Но оказалось совсем иначе. Я попал стрелком. Лейтенант Черепахин, вместе со мной окончивший курсы, командиром роты - он стрелок по специальности.

Уважаемые товарищи!

В 1942 году я находился в 15 гвардейской дивизии в 50 гвардейском сп, и вместе с вышеуказанной частью воевал в минометной роте под Сталинградом на протяжении 6 месяцев. Райгород - место формировки, откуда я вместе с частью попал на фронт под Дубовый овраг, потом фронт приблизился к Б.Чепурникам, где долгое время стояли в обороне, затем Цаца, Бузиновка и, наконец, окружение вражеской группировки, в которой моя бывшая дивизия учавствовала вот этапы моего пути.

13/12/42 я выбыл из части в госпиталь. Это было накануне ликвидации вражеской группировки под Сталинградом.

Сейчас я попал в другую часть, где нахожусь в звании лейтенанта. На руках у меня никаких документов не осталось кроме справки из госпиталя, свидетельствующей о том, что я воевал на сталинградском фронте. Кандидатский билет в члены ВКП(б), выданный мне в ноябре 1942 года политотделом 15 гвардейской дивизии отобран у меня в связи с вступлением в ряды действительных членов ВКП(б) в 1943 году уже в части 28318, где я сейчас нахожусь. Красноармейская книжка в которой было указано о моей принадлежности к 15 гвардейской сд - отобрана у меня на курсах мл. лейтенантов в Ростове.

При отсутствии у меня адреса 15 Гв. сд мне не представляется никакой возможности не только восстановить свое гвардейское звание но и получить вполне заслуженную мною медаль "За оборону Сталинграда".

Прошу Вашего содействия в моем деле.

28.04.1944

Наконец-то, о чем я лишь слегка догадывался, осуществилось. Сегодня Полушкин назначил меня командиром стрелкового взвода. Подумать только, в награду за восемь месяцев боевых действий на фронте в этой части! Но назло всем чертям он не погубит меня, этот человек, ненавидящий меня исключительно за то, что я еврей, очевидно мечтающий: "пусть повоюет, раз еврей!". Он думает, что я еще не видел то, что называется передним краем. Страшновато, конечно, и жить так хочется, что и выразить трудно, но... ведь не может быть, чтобы судьба погубила меня столь внезапно. Ведь так приятно, что я и жизнь столь неразлучны были до сих пор, и трудно подумать, поверить, что они могли бы разлучиться в дальнейшем.

Буду смелым в бою. Забополь и Николаев, с которыми я попал в роту - мои повседневные противники во все дни прошлого в этом полку. Как-будто специально все так подстроено. С ними будет тяжело и даже опасно, так как Николаев застрелил кого-то еще в тылу, а здесь, на фронте, это проще простого. Другой - командир роты, тоже отчаянный и вспыльчивый.

Из нас создали отдельную роту в 80 человек. Она будет пока в резерве полка, очевидно для штурма. В моем взводе - 40 человек. Завтра или послезавтра - в бой. Сейчас обмундировываемся.

Поздняя, глубокая ночь. Половина четвертого. Слегка сереет темень ночи.

Со всеми распрощался. Старший лейтенант Лапин обещал, что пойду я с ним вместе, а сейчас совсем иначе получилось, хуже, чем я мог предполагать когда-нибудь. В зубы зверю, да еще в какие - в крепкие и злые зубы. Выход только в личной отваге. Мне нужно получить награду - орден, не меньше.

С нашей ротой разговаривает гвардии полковник Паравишников. Он рассказывает, что "от села Галмуз, которое нам предстоит занять, наши находятся метрах в 75. Так что для занятия его необходим лишь один дружный рывок. Но у нас очень жиденько там было, и поэтому противника не выбивали сразу, в первые дни сближения с ним на эту дистанцию. Теперь, конечно, другое положение".

Полковник обещает, что со временем я опять попаду в свою минометную роту.

01.05.1944

Весь вчерашний день, всю ночь, и даже часть утра шел проливной, холодный дождь. Накрылся шинелью и сидя спал. Шинель вся промокла, отяжелела, под меня тоже вода проникла. К утру вода добралась в верхнее нижнее белье и до самого тела. Промок, как говорится, "до ниточки". Только возле живота и груди осталось место сухим. Сюда шинель не прилегала плотно и здесь, "за пазухой", я хранил партийный и другие документы.

Сейчас в основном высох. В окопчике на два штыка глубиной полно воды, только сидение сравнительно сухое, да плюс к тому я под себя подкладываю сумку. Ноги мокрые и холодно в них, руки и щеки горят огнем.

Вечером прояснился горизонт и солнце, еле греющее и ветреное, слегка приласкало взор. Но портянок и шинель полностью не сумело высушить.

Село рядом, метров 300 отсюда. От передовой - метров 50.

Сегодня был у Пархоменко. Он говорит, что пока ничего не будет делать для того, чтобы я попал в минроту. Я возразил, что если он желает проверить мою смелость - пусть даст мне индивидуальное задание. Вечером он написал мне до одури несуразный приказ: одному переправиться на другую сторону к затопленным водой ПТРам, и, войдя в село, забросать гранатами или другим путем уничтожить ДОТ с амбразурой станкового пулемета. Я расписался, что читал, но едва ли буду выполнять, если невозможно будет безопасно все это сделать. Ведь я командир, средний командир, а он мне такие задания дает.

В селе кричат петухи и лают собаки, а там, за ним, сухое место. Село на круглой высотке расположено, похожей на курган, но значительно больше. Дома и улицы отчетливо видны, но ни один немец не показывается наружу.

Написал письма маме, Лялюшке и Лапину.

02.05.1944

Написал Ане Лифшиц в Москву с фото Гурченева, маме в Днепропетровск, папе в Дербент, дяде Жоржу в Астрахань, дяде Люсе в Калинин, Бебе Койфман на станцию Баская Молотовской области, Бусе Кац в Ярославль, Селивестровой в Одессу, Оле в Магнитогорск и Валентине Буховец в Николаев: итого 10 писем.

Мы на прежнем месте. Наблюдал за противником. Видел жителей: двух взрослых бесарабцев - мужчину и женщину, двух ребятишек с ними. Все они были с котомками за плечами.

03.05.1944

Написал маме, папе, Алле Беспарточной, Марии Бойко в Одессу, Замуле Н., Майе Белокопытовой в Москву и Романовой Н.Г. - близкой покойного Савостина.

Вчера ночью перешел вместе с взводом на передний край. Говорили нам, что нами подменяют на ночь, затем на сутки, передовиков, якобы те предались, но, очевидно, соврали. Постарались поскорее пихнуть меня в пропасть, но нет, шалят, я буду сверху, над пропастью, и не погибну назло всем врагам внутренним и внешним.

Фрицы активничать стали - обстреливают и нас, и тылы. А окопчики у нас никчемные - два неполных штыка. Так что стоит начать - и все мы попадем в нехорошее дело.

Здесь в обороне быть опасно. С продовольствием тоже безобразное положение. Хлеб, по неизвестным причинам, мы получаем не полностью - буханка на четверых, а то и на шесть человек. Пищу - один раз в сутки - 200-300 грамм супу фасольного. Добро еще, что выдали в качестве доппайка сало свиное, не то я не знаю, как жили б.

Погода сегодня неважная. Ветер и солнце холодное. В селе орут петухи, мычат телята. В плавнях кукушка кукует, но и тут и там грохочут снаряды. Ими перебрасываются, как мячиками, обе стороны через нас, и везде такое молчание между разрывами, как-будто и войны нет, а так - кто-то шалости ради бросается. То справа, то слева, то далеко, то близко. А один, метрах в четырех от меня, сзади перелетом упал как раз на мертвую корову, и ту подбросило и закрутило метра на два в сторону. Последние, еще не сгнившие, кишки вывалились наружу.