Николай Раевский - Дневник галлиполийца

• Название: Дневник галлиполийца
• Автор: Николай Раевский
• Издательство: Простор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002

Из предисловия: «Я делал свои записи нередко под огнем, и в них была свежесть только что пережитых событий», — вспоминал уже в эмиграции Николай Алексеевич. […] Галлиполи стало своеобразной передышкой и для Николая Раевского, и для белого движения вообще. Появилась возможность осмыслить и попытаться понять пережитое. […] В записках Н.Раевского много точно подмеченных психологических наблюдений, и это придает им весомую убедительность.

---

Генерал Кутепов продолжает «тянуть», но делает это, надо ему отдать справедливость, на точном основании закона. Юнкера, при всей их внешней дисциплинированности весьма склонные покритиковать начальство, сознаются сейчас, что комкор прав. Они же говорят, что не будь наряду с железной волей Врангеля в Константинополе такой же железной воли здесь, вряд ли бы вообще Корпус мог существовать. Сознаюсь, что четыре-пять месяцев тому назад я сам сильно ругал Кутепова и считал, как и многие, что во имя интересов дела он должен уйти. Хорошо, что не ушел...

8 июня.

Вчера полковник Р. прислал мне целую кипу номеров «Temps» с просьбой составить обзор печати. Я принялся читать эти простыни и нашел там довольно много интересного. Пожалуй, наиболее интересен германо-советский договор, который, несмотря на всю его важность, прошел сейчас совершенно незамеченным в нашей эмигрантской печати. Даже «Общее Дело» почему-то о нем молчит.

В городе «Устная газета» эту неделю почему-то молчала. Сегодня Шевляков зашел ко мне и просил повторить в пятницу мой доклад «Наши задачи» (II). В данную минуту меня больше всего интересует судьба моего предложения об организации «военных гимназий». В субботу в 17 часов в Земском союзе будем обсуждать проект смешанного учебного заведения (старшие классы гимназии и Высшие курсы). Я особенно буду настаивать на разрешении в первую очередь вопроса о среднем образовании. Интересно, что полковник Ряснянский и я, по-видимому, совершенно независимо пришли к мысли о настоятельной необходимости немедленного учреждения «военных гимназий». Сейчас в связи с тем, что в Сербии мы, кажется, будем нести пограничную службу, вопрос об учащихся получает особую остроту. Они делали чудеса на полях сражений, но в обстановке «маленьких гарнизонов» в глухих местах пограничной полосы вряд ли они окажутся пригодными. В то же время их во что бы то ни стало надо сохранить для будущей борьбы и не дать им обратиться, в лучшем случае, в чернорабочих, а в худшем — просто в босяков.

10 июня.

В корпусном театре состоялась очередная «У.Г.». Я читал в несколько сокращенном, по сравнению с лагерем, виде «Наши задачи». Читал, по отзывам публики, хорошо, а по-моему, на сей раз без подъема, который появляется только иногда и по заказу не приходит. Очень сильное впечатление произвела статья Шульгина «1920 год». Написана она ярко и очень резко; Шульгин не щадит никого — и самого себя в том числе. Несмотря на то, что статья была прочтена довольно монотонным голосом, разговоров по поводу нее в городе масса. Фельетон С.М.Шевлякова (суд над Максимом Горьким) вызвал еще больше толков. Написан он отлично — особенно речь защитника, но в общем сводится к оправданию Горького. Надо сознаться, что мы начинаем говорить все свободнее и свободнее, и надо отдать справедливость командованию — оно нам нисколько не мешает.

С.Н.Резниченко (рассказывал Шевляков) проявляет гораздо больше беспокойства. Все боится, как бы мы не «ляпнули» лишнего и слишком решительно вмешивается в дела редакционной коллегии. Отношения между ним и коллегией явно натягиваются. Приходится в последнее время много работать по радиотелеграфу. Курс все расширяется и расширяется. Осталось всего 14 офицеров. Работают они довольно аккуратно, но сильнейшим образом сказывается отвычка от умственного труда.

У меня нет времени скучать, но порой все-таки грустно — особенно по вечерам. Тяжело совершенно не жить личной жизнью в течение многих лет.

Иногда хочется написать что-нибудь чисто беллетристическое, но не могу собраться с силами и выбрать момент.

11 июня.

Заседание, на котором должен был рассматриваться проект «Высших курсов и подготовительного отдела» опять не состоялось. Отложили на послезавтра. Я приглашен как один из инициаторов. Тянут, потянут...

12 июня.

Сегодня я должен был читать в лагере статью Шульгина, которая произвела огромное впечатление в городе. Перед самым началом сеанса генерал Витковский прислал полковника К.С. и запретил читать «1920 год». Оказывается, кто-то из гвардейцев, бывших в городе, «стал на дыбы» и подал рапорт относительно последнего сеанса. Еле полковнику Ряснянскому и мне удалось уговорить начдива.

Пришлось выпустить все яркое, что было в статье. Она очень обезличилась, но все-таки и в таком виде произвела сильное впечатление. Я всегда для проверки спрашиваю в таких случаях Г. Ему всего 19 лет, но он очень интеллигентный., вдумчивый юноша, недурно ориентируется в политических вопросах и искренне предан делу.

Живут сейчас в лагере, кажется, мирно и дружно. У нас в батарее из солдат остались почти одни вольноопределяющиеся. Отношения между ними и офицерами напоминают те, которые были в частях на Воронежском фронте в конце 1918 года.

Ночевал в батарее. Вечером долго гулял с Н. по передней линейке. Всякий раз, как его вижу, вспоминаю роковое 18 ноября 1918 года{52} и его немного сутулую фигуру с винтовкой в руках посреди занесенного снегом поля. Тогда 7–8 человек под командой поручика Гончарова ходили в контратаку против целого батальона (по меньшей мере) красных.

13 июня.

Днем у меня был длинный разговор с С.В.Резниченко. У него есть сильная тенденция распоряжаться самостоятельно делами «У.Г.» независимо от редакционной коллегии и, кроме того, пренеприятная манера играть в государственные тайны. У Земского союза есть целый ряд русских книг, вышедших за границей, но Р...ко невероятно боится, чтобы кто-нибудь (а в особенности контрразведка) что-нибудь относительно него не сказал, и книг от него не добьешься. Вышел уже крупный разговор между С.В. и Ряснянским. С своей стороны Шевляков на той же почве объявил было о своем выходе из редакционной коллегии, и еле удалось его уговорить. С.В.Резниченко получил какую-то крайне неприятную информацию насчет Сербии и передал ее комкору.

Вечером состоялось наконец собрание совета Высших курсов при моем участии. Сидели до позднего вечера и разбирали конкретный проект по пунктам. Для начала предположено открытие экономического отделения политехникума на 400 человек. Просили меня составить проект приказа по Корпусу, который предполагается представить генералу Кутепову. Проект должен носить декларативный характер.

14 июня.

Новое осложнение. «Государственная тайна» С.В. Резниченко сегодня уже оглашена в «Presse du Soir» (разговор «Ц.О.К.»{53} с графом де-Шамбреном). Сербия отказалась принять дальнейшие партии русских. Говорят, что это результат интриги князя Львова, Милюкова и К°, добивающихся ухода Врангеля и Кутепова. Неизбежно резкое понижение настроений и, значит, новая трудная работа для нас. Думаю повести словесную атаку на всю группу учредиловцев, пользуясь, как материалом, «Историей второй русской революции» Милюкова и «Русским опытом» Рысса.

15 июня.

Вечером был в штакоре у полковника Сорокина (меня просили в экстренных случаях заходить в штакор и выяснять обстановку). Сорокин разрешил сделать в лагере заявление о том, что в штабе корпуса имеются письма генерала Врангеля за более поздние числа, чем «Presse du Soir». Каких-либо отмен ранее сделанных распоряжений или указаний на новые затруднения там нет. «Поэтому штакор считает заявление графа Ш. очередной французской провокацией».

Это часть официальная, а неофициально известно, что Сербия требует раньше, чем принять нас, финансовых гарантий и без этого, действительно, отказывается пускать новые партии. Кроме того, судя по намекам «Нового времени», казаки, принятые в Сербию, ведут себя безобразно и совершенно испортили первое хорошее впечатление. Во всяком случае, дело с переездом, к сожалению, откладывается в долгий ящик.

Немедленно по окончании разговора отправился в лагерь читать обзор французской печати. Жарко страшно, но жары я не боюсь, вот зима, действительно, страшное дело. Видел около лагеря своеобразную картинку нашего галлиполийского быта. Компания офицеров и солдат косит пшеницу. Совсем это необычно, но ничего страшного нет. Один здоровый, загорелый офицер-корниловец в рубашке-безрукавке так ловко орудует косой, что, вероятно, и прежде этим делом немало занимался. Другой косарь с офицерской кокардой разделся до пояса. Спина у него цвета бронзы.

Мне кажется, что если бы в свободное от занятий время от всех частей посылали на работы, ничего бы в этом скверного не было. Цикады звенят, какие-то огромные, красные, прямокрылые десятками вырываются из-под ног и с громким шумом несутся по воздуху.

«Сеанс» был очень неудачен. Вновь привлеченные лекторы, вольноопределяющиеся — дроздовцы Г. и К., читали длинно, нудно и без малейшего подъема. Чтобы хоть немного оживить публику, я принужден был экспромтом превратить свой доклад в полуюмористический фельетон. Рассказ о том, как «совпосол» Кудиш получал (Si non e vero...) визу в штабе Врангеля, вызвал хохот. В общем, необходимо привлекать лекторов из города. Иначе «У.Г.» в лагере начнет чахнуть. Вечером пошел в дроздовское Офицерское собрание, где все заняты лото, и истратил 25 пиастров из числа полученных за доклад сорока.