Валерий Елманов - Перстень Царя Соломона

• Название: Перстень Царя Соломона
• Автор: Валерий Елманов
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010 г.
• ISBN: 978-5-9922-0538-1

Как быть, если девушка твоей мечты, случайно встреченная во время невероятного путешествия, так запала в душу, что жизнь без нее невозможна? И что делать, если тебя и ее разделяет не пространство, а само время, ибо она живет в далеком XVI веке?

Константин Россошанский – обычный парень, никогда не считавший себя суперменом, сумел решить этот вопрос. Он отправился в погоню за своей призрачной любовью. Опасно? Еще бы! Вот так вот окунуться в клокочущую Русь, где без острой сабли и заряженной пищали можно не дожить до следующего вечера, где потерять голову легче легкого, это даже не авантюра, а настоящее безумие.

Но когда ты любишь, ничто другое не имеет значения. Да и терять-то особо нечего. Разве что жизнь, но зачем она нужна без НЕЕ?

---

– Сейчас девок кликну, принесут,- ворчливо отозвалась она и с достоинством удалилась.

Когда же мамка вернулась, то так и застыла в дверях, не в силах сделать и шагу вперед. Картина, представшая ее взору, была на грани фантастики в смеси с диким непотребством. Оказывается, воспользовавшись уходом верной служанки, Агафья Фоминишна тут же метнулась в объятия к фрязину, который хоть и носит на груди православный крест, но из басурманского сословия не исключен и из списка подозреваемых в колдовстве и прочем также не вычеркнут.

Правда, объятия эти были лишь утешительными, то есть супруга Висковатого попросту рыдала у меня на груди, а руки ее висели как плети, но я-то ее обнимал, да еще гладил по голове и что-то нашептывал на ухо. Если оценивать эту картину с точки зрения суровых пуританских взглядов средневековой Руси, когда даже царице было запрещено оставаться наедине с собственной родней мужского пола, когда женщина не имела права зарезать курицу и вынуждена была стоять у крыльца своего дома с протянутым ножом, чтобы ей помогли прохожие, то это была явная порнография.

Как Беляна удержалась и еще с порога не запустила в меня одним из кубков, которые держала в своих руках, не знаю. Думаю, она просто опасалась попасть в хозяйку. А может, просто остолбенела от возмущения. Но самое удивительное было то, что когда мамка все-таки пришла в себя, то как ни в чем не бывало просеменила к нам, а подойдя вплотную, резко повернулась к двери, надежно загородив плачущую на груди охальника-фрязина хозяйку.

Правда, терпение ее закончилось довольно-таки скоро. Уже через пару минут она стала деликатно покряхтывать, а спустя еще минуту громко осведомилась:

– И долго мне квас держать?

– Да я уже все,- Агафья Фоминишна хлюпнула напоследок носом и, застенчиво отпрянув от меня, принялась суетливо поправлять на голове красивую жемчужную кику.

– Ништо,- успокаивающе приговаривала Беляна, всучив мне оба кубка и помогая хозяйке привести в порядок сбившийся в сторону традиционный головной убор замужней женщины,- Ништо. Егда беда такая, тут всякой охота на мужичьем плече выреветься. По себе знаю, касатушка,- баба завсегда себе в беде слезой подсобляет. Без плачу у бабы и дело не спорится. То не в зазор, не в попрек. Господь нас такими сотворил, так что уж теперь. А ты, басурманин, и помыслить не моги, будто она к тебе за лаской ринулась.- Беляна строго погрозила мне пальцем.- То ей по слабости нашей бабьей опереться о мужика занадобилось, а тут ты и подвернулся. Понял ли?

– Чего ж не понять? – примирительно заметил я.

Я и правда в мыслях не держал ничего такого. Нет, даже сейчас, слегка подурневшая от горя, с ранней сединой в волосах, все равно она выглядела весьма и весьма аппетитно. В соку, лет тридцать – тридцать пять, не больше, привлекательная, пышная грудь до сих пор не обвисла, да и все остальное тоже в комплиментах не нуждалось – хватало правды без лести. Но она была женой дьяка, а я – гость в его доме, и гадить хозяину, пускай отсутствующему, у меня и в мыслях не возникало. Так что я действительно понял все правильно, именно так, как и говорила Беляна. Надо было прореветься человеку, а на бабском плече не то – нужен мужик.

– И зенки свои бесстыжие не больно-то на нее пяль,- снова стала расходиться Беляна.

– А ну-ка помолчи,- повысил я голос, чувствуя, что еще чуть-чуть, и от моих недавних завоеваний останется один пшик.

Подействовало. Умолкла сразу.

– А ты на-ка вот, квасу испей,- решительно сказал я, протягивая Агафье Фоминишне один из кубков.

Та послушно приняла его из моих рук, сделала несколько глотков, и вдруг глаза ее стали закрываться. Я еле успел подхватить медленно начавшую заваливаться набок женщину. Успевшая сообразить Беляна тут же помогла мне кое-как довести ее до соседней комнаты, где находилась ложница, после чего, уложив женщину на кровать, я на цыпочках двинулся обратно.

– Три ночи не спала, вот и сомлела,- деловито пояснила появившаяся спустя несколько минут Беляна.

– Тогда пусть спит,- кивнул я и опробовал отвоеванные командные права: – На ужин не будить, пусть отдыхает до утра. Все равно один день ничего не даст. Как проснется – покормить, ну а уж потом пришлешь за мной,- И уточнил: – Мать-то Ивана Михайловича где?

– О Третьяке услыхала – еще держалась, а как хозяина не стало, так у нее руки-ноги отнялись,- деловито доложила Беляна,- Ныне на кровати лежит. Язык тоже отнялся – бу-бу-бу да бу-бу-бу, а разобрать никто не может. Чего теперь с нами-то будет, добрый молодец? – заговорщическим шепотом спросила она, молитвенно сложив руки на груди.

«Ага, приспичило,- с легким ехидством подумал я.- Быстро же я в твоих глазах из басурманина в доброго молодца превратился. Прямо как в анекдоте: «Сегодня – Чебурашка-дружочек, рассольчику принеси, а вчера – пошел вон, сковородка с ушами».

Но вслух злорадствовать не стал. Разве что потом, когда-нибудь, если ее поведение опять испортится. Тогда можно и напомнить.

– Будете меня слушаться, как Иван Михайлович велел, ничего худого не приключится. Уберегу,- бодро заверил я и тут же поймал себя на мысли: «То есть как это потом? У тебя что, парень, своих дел нет? И сколько ты собираешься с ними возиться?»

«А сколько надо, столько и буду!» – огрызнулся я, и скрипучий голос здравого смысла умолк.

Следующий день тоже прошел впустую, но вновь не по моей вине. На сей раз слег юный Висковатый. К вечеру у мальчишки поднялась температура, и всю ночь под командой Беляны дворовые холопки суетливо бегали туда-сюда.

Спешно найденные бабки-лекарки лишь охали, толком ничего не говоря. Лишь ближе к полудню их консилиум пришел к единодушному выводу, что мальца сглазили, если только не напустили на него порчу. Диагноз вызвал новые стоны, ахи и вздохи, но бабки заверили, что, хотя случай и сложный, они все-таки берутся подсобить, тем более кое-что ими уже сделано и жар у дитяти они малость сбили. Условие только одно – никаких посторонних рядом с ребятенком быть не должно, иначе они не могут ручаться за благополучный исход.

После этого все дружно покосились на меня, хотя слегка сбитая температура – исключительно моя заслуга. Моя и таблетки аспирина, которую я умудрился растворить в стакане с водой и кое-как напоить Ивашку.

– А святой воды из Благовещенского собора можно? – робко уточнил я.

Одна из лекарок, старая карга по прозвищу Ждана, авторитетно заявила, что поить лучше всего той водой, в которой мыл ноги известный на Москве юродивый Трифон Косой. Я решил, что ослышался. Вторая тут же заспорила с ней, уверяя, что Мефодий Плакальщик гораздо святее, а потому и вода, в которой он мыл ноги, пользительнее.

Я онемел от ужаса. Если некий гражданин Трифон был мне неизвестен, то Мефодия Плакальщика я пару раз видел, когда случайно проезжал мимо храма Покрова, и запомнил его имя исключительно из-за отвратного впечатления, которое он на меня произвел. Чем он болен, я не знаю, но убежден, что болезней в нем, как блох на шелудивой собаке.

Вечно слезящиеся глаза – раз. Я не окулист, поставить диагноз не могу, но понять, что они у него больные – специалистом быть не надо. Вонь от него шла несусветная. Это два. Он то ли ходил под себя, то ли гнил заживо. Я больше склонялся ко второму, поскольку видел его ноги. Глядя на них, тоже не надо быть эскулапом, чтобы сделать вывод – мужик серьезно болен. Чем именно – пес его знает. Может, у него незаживающая язва, может, стригущий лишай, или какой-нибудь ящур, или сап. Какая разница. Главное, что эти великие лекарки собираются омывать кровоточащие безобразные струпья и гнойники, а потом нести воду сюда, да еще поить ею мальчишку. Нет, в иное время и в ином месте я бы только посмеялся над дремучим невежеством, но обсуждалось-то все на полном серьезе.

К тому времени как я обрел дар речи, спор уже закончился, и они единодушно решили обойтись без ругани, а отнести ушат с водой вначале одному, затем другому, а уж потом напоить ею мальчика.

– И будет ему двойная святость,- благостно заключила тощая Ждана.

«А также дизентерия, понос и еще десяток болезней посерьезней»,- мрачно добавил я про себя, а вслух категорически заявил, что моя вода не просто освящена в Благовещенском соборе, но и намолена пред иконой Семи спящих отроков (понятия не имею, есть ли она вообще в храме), из коих один, в честь которого я и назван Константином, оказывает мне особое покровительство.

– Ефесских? – придирчиво уточнила одна из бабок, что ратовала за Мефодия.

Чуть поколебавшись – пес их знает, а может, каких-нибудь сирийских или египетских,- я все-таки кивнул головой.

Вообще-то лучше всего было бы попросту разогнать выживших из ума мымр, но, судя по тому, с каким благоговейным вниманием выслушивала их несусветный бред поглупевшая буквально на глазах Агафья Фоминишна, я понял, что нахрапом тут не взять. Выйдет только хуже, причем намного. Стоит обозвать их шарлатанками, как со двора выгонят меня самого, заявив, что Иван Михайлович повелел слушаться меня только в делах, а лечение больного – вопрос особый и в мою компетенцию никаким боком не влезает.