Валентин Ирхин - Уставы небес, 16 глав о науке и вере

• Название: Уставы небес, 16 глав о науке и вере
• Автор: Валентин Ирхин
• Жанр: Философия

 В книге проведен сравнительный анализ естественнонаучных и традиционных религиозных взглядов на проблемы, волнующие каждого мыслящего человека. Авторы широко привлекают и цитируют важнейшие религиозные, философские и эзотерические первоисточники, большинство из которых практически недоступны массовому читателю.

Благодаря широкому охвату материала и объективному изложению различных точек зрения книга будет интересна всем, кто стремится к углубленному самообразованию и духовному росту.

---

Как мы уже неоднократно отмечали, говорить о важных вещах исключительно серьезным тоном было бы ошибкой. Поэтому - еще пара цитат, демонстрирующих общезначимость данного вопроса:

Перед Иа на земле лежали три палочки, на которые он внимательно смотрел. Две палочки соприкасались концами, а третья палочка лежала поперек них. Пятачок подумал, что это, наверно, какая-нибудь Западня....

- Ты знаешь, что это такое?

- Нет, -сказал Пятачок.

- Это "А"... Кристофер Робин сказал, что это "А" - значит, это и будет "А". Во всяком случае, пока на это кто-нибудь не наступит, - добавил Иа сурово... - А ты знаешь, что означает "А", маленький Пятачок?

- Нет, Иа, не знаю.

- Оно означает Учение, оно означает Образование, Науки и тому подобные вещи, о которых ни Пух, ни ты не имеете понятия. Вот что означает "А"! ... Слушай меня, маленький Пятачок. В этом Лесу топчется масса всякого народа... Они разгуливают тут взад и вперед и говорят "Ха-ха!" Но что они знают про букву "А"? Ничего. Для них это просто три палочки. Но для Образованных, заметь это себе, маленький Пятачок, для Образованных - я не говорю о Пухах и Пятачках - это знаменитая и могучая буква "А" (А.А. Милн, Винни-Пух и все-все-все).

- Ты, конечно, отличишь А от Я? - спросила Черная Королева.

- Отличу, - отвечала Алиса.

- И я тоже, - прошептала Белая Королева. - Будем отличать вместе. Хорошо, милочка? Открою тебе тайну - я умею читать слова из одной буквы! Видишь, какая я умная! Но не отчаивайся! И ты со временем этому научишься! (Л. Кэрролл, Алиса в Зазеркалье)

Еще раз напомним, что умение находить смысл ("читать") не только в каждой букве, но и "иоте и черте" (Мф. 5:17-18, см.гл.6) реально необходимо при работе со священными текстами.

Пример в духе черного юмора дает рассказ А.Аверченко из сборника "10 ножей в спину революции" о состоянии грамотности в советской России, где якобы запрещена любая литература, и люди, чтобы удовлетворить потребность в чтении, ходят за город смотреть на виселицы, напоминающие буквы Г и У.

В большинстве культур буквы (греческие, латинские, т.е. римские, славянские...) использовались и для обозначения чисел. Однако использование арабских (в действительности индийских) цифр и десятичной записи резко упростило арифметические вычисления. Аналогичным образом, использование таблиц логарифмов "удлинило жизнь" астрономов.

Оттого-то словно пена
Опадают наши рифмы
И величие степенно
Отступает в логарифмы.
(Б.Слуцкий, Физики и лирики)

С другой стороны, возврат букв в науку произошел после широкого внедрения алгебры (а это как раз арабское изобретение!). Алгебраическая символика позволила во много раз сократить громоздкие словесные доказательства и рассуждения, использовавшиеся средневековыми математиками. Огромное значение для естественных наук имело широкое использование языка формул. Многие обозначения для физических величин и фундаментальных констант (энергия Е, скорость света с) уже прочно утвердились и воспринимаются как единственно возможные. Разумеется, с точки зрения чистой логики или математики (но не психологии!) такое убеждение абсурдно. Интересно, что один из наиболее "прагматически" настроенных великих физиков нашего времени, Э. Ферми, считал введение удачных (с психологической точки зрения?) обозначений делом первостепенной важности в теоретической физике. Две разные символики математического анализа (обозначения производных и интегралов от функций) были предложены Ньютоном и Лейбницем. Более удобной оказалась вторая из них (с помощью символа дифференциала - буквы d); символика Ньютона была слишком тесно связана с наглядным физическим пониманием производной как скорости изменения чего-то. Впрочем, некоторые крупные математики считают, что удобство лейбницевских обозначений достигнуто ценой их чрезмерной абстрактности:

На основании изучения Паскаля и своих собственных рассуждений Лейбниц довольно быстро развил формальный анализ в том виде, как мы его сейчас знаем. То есть в виде, специально приспособленном для обучения ему людей, которые его совсем не понимают... Формальные правила оперирования с бесконечно малыми, смысл которых неясен, Лейбниц довольно быстро установил... Для схоласта Лейбница такой алгебраический ход мыслей очень типичен (В. И. Арнольд, Гюйгенс и Барроу, Ньютон и Гук, М., Наука, 1989, с.36, 37).

Вообще говоря, для "западной" (в частности, библейской) традиции характерно отношение к "магии чисел" как к более слабой по сравнений с "магией слова":

А видевшие то были сильно испуганы и смущены и говорили о Нем: каждое слово, которое Он произносит, доброе или злое, есть деяние и становится чудом (Евангелие детства 5:3).

Такое различие связано с первичной (онтологической) ролью слова в Библии (Быт.1, Ин 1:1). Она включает и этические аспекты.

Спросили рабби Баруха:

- Почему написано: "Благословен Тот, Кто сказал, и появился мир", а не "Благословен Тот, Кто сотворил мир"?

Ответил он:

- Мы славим Господа, сотворившего мир наш словом, а не мыслью, как создал Он иные миры. Ибо цадиков (праведников) судит Господь за дурную мысль, что носят они в сердце; но как могло бы существовать множество жителей сего мира, если б пожелал Господь судить их не за слова и дела, а за дурную мысль в их сердце? (М. Бубер, Хасидские предания)

"Магия слова" обсуждается не только в религиозных традициях, но и в "паранауках" и оккультных подходах различного уровня.

Словом преобразуется жизнь, и словом же жизнь усвояется духу...

Слово - конденсатор воли, конденсатор внимания, конденсатор всей душевной жизни... Термин как слово слов, как слово спрессованное, как сгущенный самый существенный сок слова есть такой конденсатор душевной жизни преимущественно...

Все, что известно нам о слове, позволяет утверждать высокую степень заряженности его оккультными энергиями нашего существа, в слове запасаемыми и отлагающимися вместе с каждым случаем его употребления. В прослойках семемы слова хранятся неисчерпаемые залежи энергий, отлагавшихся тут веками и истекавшими из миллионов уст (П. Флоренский, Магичность слова, в кн.: У водоразделов мысли, с.252, 264, 270).

В современной литературе, пожалуй, наиболее ярко представления о могуществе слова и власти имени выражены в тетралогии Урсулы Ле Гуин о Земноморье. Основа волшебства в созданном ее фантазией мире - это знание истинных имен предметов на истинном языке (это - родной язык драконов; они могут даже лгать на нем; для человека же это невозможно в принципе).

Знать имена - моя профессия, мое искусство, мое ремесло. Понимаешь ли, чтобы соткать магическое заклятие, сначала необходимо узнать подлинное имя предмета. У меня на родине люди всю жизнь скрывают свои подлинные имена ото всех, кроме немногих близких, кому доверяют без оглядки. Ибо в подлинном имени заключена огромная сила и огромная опасность. Некогда, в начале времен, когда Сегой поднял острова Земноморья из океанских глубин, все вокруг имело подлинные имена. И теперь вся магия, все волшебство зависят от знания именно этого - подлинных имен, слов истинной Речи, возникшей вместе с нашим миром... Настоящий волшебник всю свою жизнь тратит именно на выяснение подлинных имен людей и вещей (Гробницы Атуана).

Следующий отрывок иллюстрирует отличие мистики слова и мистики образов.

Когда Ульрих смотрел на какой-нибудь цветок - что отнюдь не было старой привычкой нетерпеливого некогда человека, - он теперь не видел конца созерцанию, да и начала его, в общем-то, тоже. Если он случайно знал название цветка, это было спасением в мире бесконечности... Если же он названия не знал, он призывал садовника, ибо тогда этот старик называл какое-нибудь незнакомое слово, и все снова приходило в порядок, и древнее волшебство, состоящее в том, что обладание верным именем защищает от необузданной дикости вещей, являло свою силу, как десятки тысяч лет назад... Такой человек, как он, если он не обманывал себя, что было недопустимо хотя бы ради Агаты, вряд ли мог верить в стыдливое свидание с природой, свидание, шепот, быстрые взгляды, благочестие и немая музыка которого - это скорее привилегия особой простоты, воображающей, стоит лишь ей положить голову в траву, что ее щекочет в шею сам Бог, хотя в будни она ничего не имеет против того, чтобы природой занималась зеленная торговля. Ульрих испытывал отвращение к этой расхожей, дешевой мистике, которая в основе своей постоянной экзальтированности донельзя беспутна, и предпочитал бессильные попытки обозначить словами какую-нибудь до осязаемости отчетливую краску или описать одну из тех форм, что сами так бездумно и убедительно за себя говорили. Ибо в таком состоянии слово не режет, и плод остается на ветке, хотя уже кажется, что он у тебя во рту; это, пожалуй, первая тайна светлой, как день, мистики (Р. Музиль, Человек без свойств).