Евгений Брандис - В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени

• Название: В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени
• Автор: Евгений Брандис
• Издательство: Издательство: ЛЕНИЗДАТ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Сборник содержит новые произведения фантастики — романы и повести, психологические рассказы и сатирические памфлеты, современные литературные сказка и пародийно-шутливые новеллы. Наиболее крупные произведения сборника — повесть Аркадия и Бориса Стругацких «Жук в муравейнике», роман Георгия Бальдыша «Я убил смерть», повесть Геннадия Николаева «Белый камень Эрдени». Авторы используют фантастический замысел и условный сюжет для раскрытия нравственных проблем, которые ставит перед нами сегодняшняя реальная жизнь.

---

— Беренс распылен, — доложил Флит показания приборов. — Государство погибло. Остается пустить себе в лоб отраженный в зеркале собственный смертоносный взгляд. Боже мой, какой конец!

— До конца еще далеко! — энергично возразил Бреде. — Вызовите автоматы Охраны. То, что не удалось плохо вооруженному Беренсу, может, удастся нам.

— Правильно! — закричал Флит, лихорадочно отдавая команды приборам. — И я лично расправлюсь с этим мерзавцем, можете быть покойны! От полковника Флита еще никто не уходил живым.

Выйдя из канцелярии, генерал и полковник увидели Эриксена, восседавшего на руках солдат. До них донеслись ликующие крики толпы.

— Как условились! — зашептал Флит. — На дистанции прицельного попадания я с одного взгляда распыляю этого…

Флит исчез, не успев вскрикнуть. Рядом с Бреде кружился смерч золотисто-оранжевой плазмы. Смрадная пыль сыпалась на генерала. Автоматы безопасности отнесли Бреде подальше от места гибели полковника. Генерал ошеломленно глядел на то, во что превратился его недоброжелательный, но верный помощник,

— Так, так! — сказал Бреде. — Гамма-каратели снова действуют. Ну что ж, тем лучше!

Он подошел к толпе. Эриксен сделал знак, чтобы его опустили на грунт. Солдаты стояли вокруг Эриксена двумя стенами, чтоб защитить, если генерал попытается сотворить вред их чудотворцу. Но Бреде преклонил перед Эриксеном колени и провозгласил:

— Да здравствует Властитель-20! Рапортую, Ваше Бессмертие: еще ни разу наше государство не было так тотально синхронизировано, как это сумели сделать вы, Ваша Удивительность! Слава Властителю-20!

Бледный Эриксен смотрел на Бреде круглыми глазами.

Солдаты безмолвствовали. Бреде, не поднимаясь, закричал:

— На колени, болваны! Слава новому Властителю-201 Один за другим солдаты опускались на колени. Последним склонился Проктор. Временно заколебавшийся государственный механизм снова функционировал.

— Разрешите, Ваше Бессмертие, возвести вас на Пульт-Престол, — сказал Бреде, вставая с колен. — Я познакомлю вас с тайнами управления нашей несокрушимой Верхней Диктатуры.

Эриксен безвольно сделал шаг вперед. Он услышал шепот Проктора, но не остановился.

— Я думал, ты чудотворец, а ты — Властитель, — горько сказал Проктор вслед Эриксену.

Лишь на ступеньках Государственной Канцелярии Эриксен обернулся. Солдаты молчаливо расходились. Проктора в их толпе Эриксен не разглядел. Проктора больше не существовало.

После осмотра аппаратуры централизации общественной жизни Эриксен прислонился к Пульту-Престолу. Вокруг ПП теснились высшие чины Верхней Диктатуры, явившиеся на поклон к новому владыке.

— Итак, — по-вашему, переворот сошел отлично? — спросил Эриксен Бреде.

— Превосходно, Ваша Удивительность! Погибло несколько дураков и нахалов, но государство вышло из кризиса крепче, чем было до него. И то, что оно само отыскало вас и сделало центром Тотальной Синхронизации, делает государству честь. Отныне уроженец Бриллиантового тупика…

— Тупик, где я родился, называется Вшивым, генерал.

— Полчаса назад он переименован в Бриллиантовый. В данный момент в нем устанавливают вашу статую. Итак, я осмелюсь утверждать…

— Я хочу попросить одного разъяснения, — сказал Эриксен. — Вы, конечно, понимаете, что меня, как новичка в управлении, больше всего интересует, достаточно ли прочен тот государственный организм, нервным центром которого я… так сказать… избран… Откуда ждать опасностей? Вы меня понимаете, Бреде?

Генерал отвечал с военной четкостью;

— Только четыре причины могут разрушить Тотальную Синхронизацию — удар извне, восстание подданных, бонапартистский переворот и технологический распад системы.

— Я хочу подробней услышать о действии этих разрушительных причин. Мне кажется, их многовато, чтобы быть спокойным.

— Удар извне. Его может нанести либо Земля, либо Нижняя Олигархия. Земляне кичатся тем, что общество их живет лишь для счастья своих сограждан и что во внутренние дела других планет они не вмешиваются. Что до Нижней Олигархии, то военный потенциал ее ниже нашего. Думаю, о восстании подданных в нашем обществе тоже говорить не приходится. Что же касается… гм… вашего особого случая, то ожидать повторения… Нужно, так сказать, обладать вашей гениальностью, и даже высшей, чем ваша, ибо вы уже…

— Справедливо. Теперь причина технологическая.

— Она наименее вероятна. Наша государственная система развалится, если автоматы управления начнут уничтожать друг друга взаимно. Пока мозг Верховного Синхронизатора концентрирует управление в себе, опасности этой нет. Ну, а приказывать саморазвал, то естьвызвать мгновенный чудовищный взрыв, никакой Властитель не станет, ибо это равносильно самоубийству.

— Что ж, и это логично, — проговорил Эриксен. — Я думаю, Проктор был бы доволен.

— Проктор? Что вы хотите этим сказать. Ваша Удивительность?…

— Я хочу сказать, что Властитель-20 начинает свою Эру Синхронизации.

И прежде чем ошеломленные сановники успели вмешаться, Эриксен вскочил на Пульт-Престол, широко простер над ним руки. О том, что произошло вслед за этим, никто из них не сумел поведать миру, ибо их уже не было. Самому же Эриксену какую-то миллионную долю секунды казалось, что он в сияющих одеждах и в славе возносится в заоблачные высоты. А еще через доли секунды миллиарды атомов его тела сияющим плазменным облачком разносились по освобожденной планете.

Геннадий Николаев Белый камень Эрдени

ПОВЕСТЬ

Глава первая, рассказанная Виталием Кругликовым, начальником акустической лаборатории

Я никогда не вру — это один из моих главных принципов. Жить с принципами, по-моему, куда легче. Чем больше принципов, тем лучше: один принцип вытесняет другой, и в результате вы никогда не попадете в безвыходное положение. У меня принципов много, жизнь постоянно обновляет и совершенствует их. Изобретение принципов — мое хобби.

Я люблю свою работу, люблю ковыряться в звуковой аппаратуре, извлекать из нее различные комбинации звуков. Люблю свою семью: жену Ирину и сына Александра. Люблю вкусно поесть, побольше и пожирнее — этакие большие, громоздкие блюда, вроде бифштекса с яйцом и жареным картофелем или мясное филе под соусом с грибами, а на ужин — горку блинов с топленым маслом или тарелочки три-четыре оладьев со сметаной и смородиновым вареньем. Люблю почитать на сон грядущий какой-нибудь детективчик или просто полежать, глядя в телевизор или размышляя о космосе. Мой вес при росте сто пятьдесят восемь сантиметров сто двадцать пять килограммов, — представляете, какой я? В поперечнике я почти такой же, как и в высоту, и это, по мнению жены, самый главный мой недостаток. От себя добавлю: и единственный, потому что других просто-напросто нет.

Итак, начну с начала. Мы встречали Новый год. Собрались у нас, в нашей просторной квартире. Пришло человек десять: мои товарищи по работе, звуковики, и подруги Ирины, врачихи со своими мужьями. Все было, как всегда, хорошо: сытно и вкусно, э-э, то есть весело и интересно. Я почти не пил (принцип: береги нейроны!), нажимал в основном на холодец, индейку, пирог с черемухой, блинчики с мясом (великое изобретение человечества!). А в промежутках проигрывал гостям магнитофонные записи, их у меня великое множество: от Лещенко и Шаляпина до поп-музыки и песен Высоцкого.

У каждого свой «пунктик», как говорит жена; у меня — принципы и магнитофон, у жены — турпоходы. На этих двух основах возник наш коллективный «пунктик» — записывать на пленку все, что происходит с нами в походах: мое сопение и ворчание, ибо больше всего в жизни я не люблю турпоходы, и блаженненький от счастья голос жены, ее бодряческие выкрики, команды, ахи-охи, треск костра и пение птиц. И вот одна из этих пленок подвернулась под руку. Я сразу понял, что это такое, и хотел снять, но Ирина рысью кинулась к магнитофону и включила воспроизведение. «Вот, — закричала она, — послушайте! Поет сама природа!» Конечно, ничего особенного там не было: стук дятла, посвистывание птиц, разговоры с бурятами, бурятские песни, похожие на раздумья вслух, ржание лошади. На второй дорожке та же самая канитель: тягучие рассказы охотника, ночная тишина и — в течение пятнадцати минут — странный мелодичный звук, напоминавший гудение проводов, но более многозвучный и объемный. Попал он к нам на пленку случайно — ночью, засыпая, мы забыли выключить магнитофон. Еще там, в долине, за Икатским хребтом, где мы тогда стояли, эта запись вызвала у меня жуткое ощущение: будто я сижу в клетке, а кто-то, невидимый, дразнит меня, стараясь, чтобы я зарычал и заметался от ярости. Еще тогда я хотел стереть ее ко всем чертям, но Ирина горячо воспротивилась, сказав, что этот звук что-то пробуждает в ней — то ли мысли, то ли чувства. Во мне же, кроме зубовной ломоты да этой странной злости, он ничего не вызывал.