Евгений Брандис - В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени

• Название: В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени
• Автор: Евгений Брандис
• Издательство: Издательство: ЛЕНИЗДАТ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Сборник содержит новые произведения фантастики — романы и повести, психологические рассказы и сатирические памфлеты, современные литературные сказка и пародийно-шутливые новеллы. Наиболее крупные произведения сборника — повесть Аркадия и Бориса Стругацких «Жук в муравейнике», роман Георгия Бальдыша «Я убил смерть», повесть Геннадия Николаева «Белый камень Эрдени». Авторы используют фантастический замысел и условный сюжет для раскрытия нравственных проблем, которые ставит перед нами сегодняшняя реальная жизнь.

---

— О-о-о! Стоит расстраиваться! — усмехнулся ты, когда я поделилась с тобой открытием. — А что с тобой будет, если я скажу, что вся еда, которую мы поглощаем с таким удовольствием, — искусственная.

— Не может быть!

— Вот тебе и «не может». Представляешь: все вкусно, все натурально — и все искусственно. Для «этих» пара пустяков сварганить оленью вырезку и кочан капусты, кукурузные палочки и куриные яйца — только пожелай. Вот тебе и решение проблемы с питанием человечества.

— А ты понял, как «они» это делают?

— Если бы! Мне не хватает какой-то главной исходной: мысли ли, знания ли, представления ли о мире, измерения — ну, я не знаю чего!

— И хочется узнать?

— Спрашиваешь! Но то, что ты сказала, тоже интересно. На первый взгляд, это означает то, что Юра сформулировал: игрушки в большой коробке. А я бы представил себе пробирки с живыми клетками в герметизированной камере: все для поддержания жизни и пока ничего, что вредно воздействует на эту жизнь.

— Пока?

Я не заметила, как беседа прикоснулась к беспокойному, раздражающему. Но так или иначе это случилось.

И снова я ощутила твою нервозность. Да, мы были один на один с кем-то, кто не хотел открывать себя, но высокую степень развития скрыть трудно, вот она и сказывалась в мелочах: питание, микроклимат. И мелочи эти вырастали для нас в панацею от многих человеческих бед. Загрязнение атмосферы, голод, угрожающий еще многим людям.

А ведь этого можно было бы избежать, знай мы «их» секреты, «их» систему. Но так уж получилось, что понять что-нибудь мог сейчас только ты. На меня надежда плоха, а Юра слишком мал. Впервые за всю мою сознательную жизнь я сожалела о том, что такая обыкновенная. Там, на Земле, у меня было свое место в общественной, в личной жизни. У тебя были соратники, друзья-ученые, была среда, помогающая тебе, подталкивающая тебя. А я, — там с меня было достаточно просто любить.

Какая же злость разбирала меня: эмоциональная дура, без минимального запаса нужных тебе знаний! Ну, хорошо. Ну, не мы исследуем, а нас… Но на нашем, пусть и низком по отношению к «этим», уровне мы же можем хотя бы попытаться изучить то, что приоткрывается. И все это на тебя одного! Да еще обучение меня. Да еще Юрка: ты для него и школьный учитель, и товарищ по играм, и отец… И опять я. Ах, Матвеич, Матвеич!.. Ну почему бы ему не быть нормальным человеком, без патологических отклонений? Впрочем, не в нем соль. Интимную сторону человеческой жизни ты всегда считал чем-то священным, не допускающим ни посторонних ушей — ты даже анекдотов на эту тему не выносил! — ни тем более глаз. Скромный ты мой человек! Ты любил меня. Возможно, ты с каждым днем все больше меня желал. Но умер бы раньше, чем позволил своему желанию вырваться наружу. Я даже думаю, что ты гасил в себе сексуальное воображение, предполагая, как и я, впрочем, что «им» доступно и наше воображение.

Мы не сомневались в истинности происходящего. Смешно было бы думать, что кто-то из твоих талантливых друзей «отмочил» с нами эту шутку. Жестокая была бы шуточка, да и не по силам людям. Но кем бы ни были наши похитители, а на нас их незримое присутствие действовало не лучшим образом.

Ты стал таким нетерпимым. Ты придирался к мелочам.

Ни с того ни с сего грубил. Я, естественно, расстраивалась.

— Женя! Посиди со мной. Последнее время мы так редко видимся.

— По-моему, чаще мы еще никогда не виделись.

— Да, по земным меркам…

— Оля! Давай договоримся: отношения не выяснять.

— А я и не хочу выяснять их, просто хочу знать, куда делась раскованность и в каком положении находится наша любовь? Мне лично кажется: в бедственном.

— Вопросы, которые с выяснением отношений имеют самое дальнее родство…

— Смейся, смейся! — Все-таки мне полегчало от твоей улыбки. — Женя! Я не могу избавиться от ощущения, что кто-то невидимый прицепился к моему сердцу и тянет его вниз, тянет. Стряхнешь этого мерзавца на секунду улыбкой ли, словом ли, и снова он тут как тут. Женя! — Я замолчала, не зная, продолжить-ли, а ты молча ждал, и я решилась: — Женя, мне кажется: уходит наша любовь.

— Тебе так кажется? Ты ошибаешься.

— Нет, не ошибаюсь. Иначе откуда давление?

— Давление?

— Да. Во мне растет сопротивление, именно давлению на душу мою, на любовь.

— Ну что ты хочешь, Оля. Груз наблюдения, сознавая его, нести нелегко.

— Я ненавижу «их»! Ненавижу!

— Это личное твое дело, Оля! Но прошу тебя, как бы ни складывались твои отношения с «ними», не переноси свои негативные чувства на нас. Ты часто выходишь из-под внутреннего контроля.

— Скажи еще: бери пример с меня. Уж ты-то выдержан.

— Да. Выдержке тебе не мешало бы поучиться.

Ты был холоден. И это называется любовью?! «Ты ошибаешься!» Может, и ошибаюсь. Может, это не холодность, а обычная твоя скрытность. Ты же ужасно скрытный, не то что я. Но если и я, чувствуя все время недреманное око «этих», стараюсь сдерживать себя, свою эмоциональность и, в сущности, если не стала другой, то не была и прежней, — что говорить о тебе!

— Женя! Не нравится мне эта любовь!

— Оленька! Ну будь разумной! Ну не докапывайся! Наверное, надо послушаться твоего совета.

— А я устаю быстро.

— Поменьше копайся в себе. И за Юркой перестань шпионить.

— Я и не шпионю.

— Ой ли?!

— Но его отнимают у меня!

Так и подмывало рассказать, но ты заполнил образовавшуюся было паузу категорическим:

— И все равно не ходи за ним — этим ты его не удержишь.

И на этот раз ты, конечно, прав. Но я не могла справиться с собой. Жизнь моя, одновременно с трудом и занятостью, превратилась в бесконечную пытку самокопания, почти маниакального шпионства за Юркой и за тобой, тщательно скрываемой подозрительности. Чем дальше, тем больше я убеждалась: вы «им» нужны, я «им»-ни к чему. Не знаю, что помогло мне сохранить самообладание, но я его сохранила.

А дни шли. Как-то вечером, сидя по привычке с ногами в кресле, я читала книгу. Это был сборник высказывании знаменитых ученых мира о запретных опытах. Одни говорили, что наука — это наука, что никаких запретов быть не может, что должно изучаться все сущее. Другие…

Я нашла твое имя в оглавлении. Но почему-то, прежде чем открыть нужную страницу, посмотрела на тебя. И успела, как перехватчик ракету, зацепить твой убегающий взгляд. Лучше бы я не успела этого сделать. В твоих глазах был страх И одновременно они как будто обещали мне предсказать будущее без утайки и заранее предупреждали, что ничего хорошего ждать не приходится. Я захлопнула книгу. Ты уже сидел ко мне спиной и делал вид, что ничего не случилось.

— Женя!

— А? Что? — Ты изобразил, плохо изобразил, должна заметить, поглощенного работой человека, которого от работы почему-то отрывают.

— Так, ерунда. Я вот сижу и думаю. Женя. Там, на Земле, я была для тебя отдушиной, а мечтала стать твоим дыханием. Только здесь я поняла, что мечтала о непосильном… Мы не ровня. Женя.

— Оля!

— Да, да! Не спорь! — Мне так хотелось, чтобы ты спорил, но ты промолчал. Потом уже, после долгого раздумья, ты сказал:

— По-моему, ты не о том думаешь.

— Вот как! Но согласись, — мне не хотелось согласия, — тебе было бы легче, если бы вместо меня была другая женщина. Образованная, умная, не такая близкая…

— Оля! Молчи! — Ты подошел, сел на подлокотник кресла, прижался губами к моей руке и, как мне показалось, заплакал.

— Ты плачешь?

— Нет. — Ты поднял лицо. Слез не было. — Но знаешь, я мог бы сейчас заплакать.

— Сколько времени нам осталось на размышления?

— По моим подсчетам, что-то около суток…

— Так мало?! И что ты решил?

— Решил?… Ты понимаешь, я открываю в себе по новому качеству ежедневно. Вот нерешительность…

— Она была в тебе всегда.

— В том, что касается дела, я редко колебался.

— Сейчас речь идет не только о деле.

— Может, ты и права. Видишь ли, кое-какой материал я уже собрал. Так, мелочи, но дома мне было бы над чем поработать.

На меня повеяло надеждой от твоих слов. Как было бы хорошо, если бы ты решил вернуться! Ты продолжал:

— Но, с другой стороны, я уверен, что решение всех проблем возможно только у «этих». Впереди нечто грандиозное, такое даже представить трудно, пока не увидишь. К тому же, кто знает, вдруг мы вернемся со временем на Землю. Наверняка не на ту, которую оставляем, но, может быть, как раз кстати, чтобы помочь человечеству выбраться из тупика разрухи и разорения.

— Э-э! Да ты надеешься спасти человечество…

— Я занимаюсь этим всю Жизнь. Я разрабатываю средства защиты для всего живого на Земле. Но разве могут сравниться возможности, которыми я располагаю дома, с теми, которые я смогу, очевидно, получить там. Во всяком случае рискнуть тремя людьми ради такого — не грех. Этот путь кажется мне не хуже других.