Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

• Название: Невская битва
• Автор: Александр СЕГЕНЬ
• Жанр: Историческая проза

Роман современного писателя-историка А. Сегеня посвящен ратным подвигам новгородского князя Александра Ярославича (1220—1263). Центральное место занимают описания знамени­тых Невской битвы и Ледового побоища, победа в которых при­несла молодому князю славу великого полководца Руси.

---

И вот уже — берег Невы. По широченным мосткам Биргера понесли на шнеку.

— Уйдет, собака! — в отчаянии крикнул дру­жинник Таврило, пробиваясь к сходне. Из руки его вдруг выбили тяжелый пернач, и снова несколько капель с латинского пискупского кропила пали ему на лицо. Страшно рассвирепев, Олексич схватил что попало сбоку седла — чекан! — и швырнул его, по­пав точно в лоб ихнему пискупу! Тот так и рухнул навзничь. Тотчас перед конем Гаврилы, будто по ма­новению чьей-то руки, расступилось, и прямо на ко­не своем отчаянный дружинник махнул на широкую сходню. Славный конь его умел не только по доскам бегать, а и протанцевать мог бы на мостках. — Ум­ница, Прузик! — похвалил его Таврило, выхватывая меч из ножен. И почти успел он вскочить на борт шнеки, но свей тут заревели разом, напряглись и скинули сходню.

Все замелькало, закружилось, превратилось в брыз­ги и воду. Но ловкий Таврило Олексич удержался в сед­ле, не выпал, а вместе с конем, оставаясь в стременах, поднялся, устремился к берегу, где на него глядели с восторгом, как на своевольно вернувшегося из небы­тия смерти. И тотчас, выбравшись на берег, Таврило бросился в бой с огромнейшим рыцарем, по всему виду состоявшим в свите Биргера.

После подвигов Гаврилы сей долговязый свейский витязь с явным удовольствием хотел сразиться с ним, а Олексич во что бы то ни стало нуждался в возмездии за неудавшуюся попытку настичь Биргера, шнека с которым уже отчалила от берега, трепеща золотым знаменем с тремя лазоревыми коронами.

Искры посыпались от скрежещущих скрестив­шихся мечей, когда новгородский дружинник и свей­ский воевода схлестнулись друг с другом в смертель­ной схватке.

—   Ушел, собака! — причитал Гаврило, нанося удар за ударом и отбиваясь от ответных ударов, все еще переживая бегство Биргера.

—   Ап-бо! Ап-бо! Ап-бо! — громко пыхтел, сража­ясь, могучий и храбрый свей. Он уже один оставался на берегу в живых из всех своих воинов, ему ничего не стоило сложить оружие и сдаться в почетный плен, но видно было, что он готов биться до последнего. Ни­ кто не вмешивался, предоставляя возможность Гаври­ле и свею биться один на один.

—   Ушел, собака! Ушел, собака! — продолжал вос­клицать русич при каждом ударе своего меча. Стой­кий и умелый ему достался поединщик, хорошо бы с таким не до смерти побиться, а только до первой сильной крови, а потом сесть и хорошенько напиться в обнимку, наораться лихих песен… Но тут была вой­на, а не игрище. — Ушел, собака! — в очередной раз выкрикнул Олексич и вдруг, сам того не ожидая, в го­ловокружительном броске перерубил противнику гор­ло под самым кадыком.

Тот в пылу боя замахнулся еще раз, хотел было на­нести удар, но вместо этого обмер, хватанул ртом по­следний глоток воздуха и мешком свалился с коня на берег, руда обиженной струей выхлестнулась из его смертельной раны.

— А ты не ушел, собака! — вымолвил Гаврило, хотя этого воина ему никак не хотелось именовать обид­ным прозвищем, но и рыдать над ним он не намеревал­ся. — Это тебе за Ратмира!

Глава девятнадцатая

ГОРЕ БИРГЕРА

Биргер истекал кровью, болью, горем, тоскою, от­чаяньем… Весь мир его рухнул, и с каждым новым выплеском крови из ужасной раны на лице королев­ский зять чувствовал, что это сама душа его мало-по­малу источается из тела.

Еще несколько дней назад он не смел ни в малой степени подвергнуть сомнению грядущую победу над всей северной Гардарикой. Еще вчера он беспечно пи­ровал со своим огромным и, казалось, непобедимым войском. Еще сегодня утром он проснулся раньше всех и одним из первых услышал в отдалении чей-то нечеловеческий по силе свист, и что-то подсказало ему о беде, но он не мог в нее поверить. Еще совсем недав­но все казалось не только поправимым, но и вовсе не таким уж опасным, когда он выехал навстречу русам, чтобы сразиться с летящим на него плохо бронирован­ным русским рыцарем; тот и копье держал как-то не совсем умело, легко можно было его убить…

— Это случайность! Это надо заново… — бредил Биргер, будто и впрямь можно было что-то переиграть заново. Но и поверить во все случившееся отказывал­ся разум. Как он мог промахнуться! Как он, один из лучших копейщиков Швеции, мог позволить этому дикарю нанести ему столь обидный и точный удар! Все рухнуло в тот миг — прошлое, настоящее, будущее, прежние битвы и подвиги, вхождение в королевскую семью, предгаданное звание ярла и весь этот нынеш­ний великий поход, который можно было бы прирав­нять к перегринациям Готфрида Бульонского, Боэ-мунда и Танкреда, Рихарда Львиное Сердце, но вместо этого он, Биргер, подобно Фридриху Барбароссе, уне­сен какой-то дурацкой рекой судьбы, и эта Нева стано­вится его Селефой89 !

Он удивлялся, почему до сих пор не умер. Спина и затылок, ушибленные при падении с лошади, не­стерпимо болели, кровь продолжала течь из раны так, что казалось, она течет из всего его лица. И жгло, не­выносимо жгло, будто весь ад поселился у него в рва­ной дыре под правым глазом.

Еще, когда его только подняли с земли и вновь уса­дили в седло, он ждал, что все встанет на свои места, что его неуспех окажется единственным неуспехом сражения, что доблестные шведские полки отразят внезапный натиск коварных дикарей, и не позднее по­лудня воссияет великая победа. И даже хорошо, что он с такой страшной раной окажется победителем, его бу­дут еще больше любить и почитать.

Но чем больше крови вытекало из полученной ра­ны, тем, казалось, больше и больше обескровливается все его воинство, теряя лучших своих рыцарей. Пал толстяк Маттиас Фальк, пали братья Окербломы, па­ли Сундберг, Биттерстрем, Мертлинк, и гибель неко­торых из них он сам видел оставшимся левым глазом, прижимая к правой кровоточащей половине лица большое полотенце, отданное ему епископом Томасом, по словам которого оно несколько лет назад было при­везено из Иерусалима, где некоторое время пролежало на Гробе Господнем.

Он было приказал отнести его в шатер, где име­лись дорогие снадобья, способные быстро заживлять раны, но в тот же самый миг высокая ставка рухну­ла, потому что какой-то наглый и бесстрашный ди­карь, видите ли, ворвался в нее и подрубил столп, на котором она держалась! Потом ему еще довелось увидеть, как погиб один из его любимейших вои­нов — одноглазый Ларе Хруордквист, который за всю свою жизнь был только однажды ранен, когда и потерял глаз свой.

Что же за люди напали на их стан, и почему, как никогда сильное, шведское войско, укрепленное нор­вежцами и финнами, никак не может расправиться с ними?!

—    Кто это такие? — возмущенно спросил Биргер приведенного к нему Вонючку Яниса. — Что это за войско и почему оно такое не маленькое?

—    Я не знаю, — растерянно разводил руками Янис.

—    Ты виделся с Александром в Хольмгарде?

—    Конечно, ведь я докладывал!

—    А среди этих его нет?

—    Нету.

—    А кто тот негодяй, который попал мне своим мерзостным копьем в лицо?

—    Я не знаю, но это, кажется, не Александр.

—    Тебе кажется или это точно?

—    Он похож на того, с которым я встречался, но не он.

—    Может, кто-то из его братьев?

—    Возможно, это Андрей, хотя я не уверен.

—    Так иди же и убей его, иначе я прикажу самого тебя разорвать на клочки!

Биргеру не только Яниса Вонючку хотелось по­рвать в клочья. Рана и ушибы так болели, что он готов был весь окружающий мир свернуть в трубочку, слов­но дурную грамоту, разодрать и бросить в костер, что­бы вместо этой написать грамоту получше.

Он спрашивал, почему к ним с подмогой не идет Улоф, и ему доносили, что королевский ярл не может пробиться через другое русское войско, отрезавшее се­ло от стана Биргера.

— Сколько же их, этих русов?! — гневно недоуме­вал Биргер, стоная и ужасаясь тому, как много уже из него вытекло крови.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, битва по-прежнему продолжалась, русы до сих пор не были разгромлены. Куда там! Становилось все более очевидным, что здесь, на правом берегу Ижоры, больше нет у шведов сил, способных продолжать битву. Оборона трещала по швам и рушилась. Еще немного, и было бы поздно рассчитывать на спасение.

—    Пора уходить, — почти рыдая, объявил Биргеру брат Торкель. — Увы, но нам надо спасаться, ина­че мы все превратимся или в пленников, или в эйнхериев90 .

—    В Валгалле91 хорошо, но нам туда рановато, — согласился Биргер. — Приказываю всем нашим и нор­вежцам садиться в шнеки и уходить на противополож­ный берег реки.

—    Норвежцы и без твоего приказа туда давно пе­реправились.

—    Мерзавцы!

—    Зато, если бы мы побеждали, они бы драли глотки, будто это лишь благодаря им.

С трудом удалось перебраться на шнеку, да и то в тот самый миг, когда Биргер и Торкель оказались на ее борту, какой-то дерзкий рус прямо на коне верхом въехал на мостик и почти успел вскочить на корабль. К счастью, его скинули в воду вместе с мостками и на­конец отчалили от этого страшного, залитого швед­ской кровью берега. При погружении на шнеку тяже­лую рану получил сам епископ Томас — кто-то из рус­ских метко попал ему в лоб чеканом. Еще хорошо, что не острым концом, а то бы в Або пришлось назначать другого владыку.