Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

• Название: Невская битва
• Автор: Александр СЕГЕНЬ
• Жанр: Историческая проза

Роман современного писателя-историка А. Сегеня посвящен ратным подвигам новгородского князя Александра Ярославича (1220—1263). Центральное место занимают описания знамени­тых Невской битвы и Ледового побоища, победа в которых при­несла молодому князю славу великого полководца Руси.

---

Эх вы, дорогие мои, Ратмир и Савва! Спорить тогда взялись из-за тех спиноз, до вражды и взаимной нена­висти дошли. А ты, Савва, готов был те жидовники Ратмиру в глотку запихнуть, до того обозлился на не­го, что он их предлагал в боевом деле использовать. Да если бы не жидовники, которые теперь стали назы­ваться «чесноками», то из Мостовской битвы и тело бы твое не смогли унести. В миг погони, когда тебя и Кер­бета, израненных, спасали от поругания, пущены бы­ли в ход кованые закорюки. И тем остановили немец­кую жадную ораву. А может, и жизнь тебе спасли?

В Александре шевельнулась робкая надежда на то, что Савва выживет. Ведь не умер он в первые сутки по­сле таких страшных ранений.

— Господи! — взмолился князь, поднимая очи к небу и более не произнося ни слова, ибо Господь и так знал, о чем и о ком молился горестный Александр.

Старина Аер дернул головой и прянул ушами, чуя печаль своего господина наездника, всхрапнул и вдруг легонько подбросил князя в седле, мол, ну что ты там, взбодрись! Не время горе горевать!

Александр понял коня, погладил его между ушами и задушил в себе слезы:

— Даст Бог, Аер, даст Бог…

Они начали спускаться с берега на лед Чудского озера.

Замысел Александра увлечь Андрияша к берегам Омовжи и там дать решительную битву не удался. Хи­трый местер все разгадал, пересек и преградил русско­му войску все пути, не пуская его к реке, на которой некогда князь Александр со своим отцом столь славно одержал победу над немцами, потопив многих подо льдом Омовжи.

Теперь у Александра появился другой замысел — дать бой немцу прямо на льду озера и, в случае успеха, погнать его вниз на Узмень. Там лед не такой креп­кий, и, отступая, супостат непременно провалится. Впрочем, это была еще только мечта. Главное было выиграть само сражение, а уж провалятся проклятые душегубцы или не провалятся…

Все равно всем им в аду гореть непременно! За все мерзости, коими они прославились на Русской земле, за гибель тысяч ни в чем не повинных людей, за слезы материнские, за многое множество сирот, за разоренье целых областей, за все, чему нет прощенья от Бога и от нас.

Как можно прощать, если они набросились на Русь нашу, разоренную Батыем, подобно волкам, хватаю­щим раненого оленя! Узнав о бедствиях народа русско­го, сии неясыти, именующие себя христианами, не с по­мощью к нам поспешили, а с грабежом и разбоем. Когда у одного соседа дом был объят пламенем, другой сосед прибежал не помогать в тушении пожара, а успеть обво­ровать ближнего.

Первыми явились свей с мурманами, сумью и емью. В день князя Владимира, крестившего Русь, Александр разгромил их на Неве и Ижоре, сбросил в воду, прогнал восвояси. Но за ними в то же лето пришли немцы орде­на, и покуда Александр торжествовал в Новгороде, сии псы захватили Изборск, который долго сопротивлялся. И такую лютость учинили немцы, что невольно думалось, а не соперничают ли они в своем зверстве с Ба-тыевой саранчой.

Самое время было идти к ним навстречу и казнить за их сатанинство, но как на грех, в те самые дни вспыхнуло против Александра восстание новгород­ской господы, завидующей величию и славе Невской победы. Братья Ярославичи — Андрей и Александр — потребовали больших прав, расширения земель кня­жеских, пущего подчинения новгородских ополчений их деснице. И каждый день стали кричать на вечах новгородские крикуны, споря до одурения, идти ли воевать с немцем или мириться с ним, давать больше воли Ярославичам или забрать полномочия, которы­ми те пользуются сейчас, славить Александра или дать понять ему, что он всего лишь исполнитель чая­ний Великого Новгорода. А тем временем Андрияш Вельвен разгромил псковское ополчение, приблизил свои полки ко Пскову и взял град в кольцо осады.

В один несчастный день Александр и Андрей яви­лись сами на вече. Стали слушать все, что там говори­лось, и воспылали справедливым гневом. Первым не выдержал Андрей. Как рявкнет:

— Да молкни! Молкни ты, народе бестолковый!

Они умолкли, опешив, а потом как взялись галдеть пуще прежнего. Самыми зачинщиками были Евстрат Жидиславич, Ядрейко Чернаш и Роман Брудько. И уже дружно повторяли одно и то же, что у них свой есть славнейший архистратиг — Домаш Твердисла-вич. Да Шестько, да Кондрат Грозный, да Ратибор и Роман, да Димиша Шептун, да Миша Дюжий. Они, мол, свеев и без Александра могли бы одолеть. Да, соб­ственно, благодаря им и была одержана победа. И что самое обидное — и Домаш, и Кондрат, и Миша, и Ра­тибор с Романом при том присутствовали, и ни один из них не возроптал против веча, никто не вступился за Александра, грозно потупясь, смотрели с таким ви­дом, будто не им решать, будто глас веча — глас Бо-жий. И Александр в сердцах воскликнул:

—   Да что же вы-то молчите! Эй! Воеводы велиозарные! Домаш! Кондрат!

—   А що нам бачити? — засмущался Домаш.

—   Наша воля нам не дана, мы народной воле под­властны, — ретиво мотнул головой Кондрат Грозный.

И дальше покатилось-поехало! И больше других стали верх брать те крикуны, которые настаивали на замирении с немцами, на заключении с ними великой унии и союза для совместной борьбы с грядущим Ба-тыевым нашествием. В полной размолвке с вечем вер­нулись Ярославичи в Городище и там затаились, ожи­дая, что бесы изойдут из дурьих голов новгородских. Но время шло, немцы взяли Псков и грабили уже бо­гатые лужские берега и Водскую пятину, все ближе и ближе подбираясь к самому Новгороду, захватив са­мые недалекие рубежи — Сабельский погост и Тесово. От горящих окрест сел и деревень в безветренные дни сизый дым стоял в Новгороде, ночью дышать было не­чем, голова болела.

Наконец, видя полное невразумление жителей нов­городской вольницы, Александр принял жестокое ре­шение — уходить в Переяславль. Он ждал, что хоть это заставит дураков одуматься, но они, узнав о решении князя, только пуще прежнего глумились над ним. В конце осени первым отбыл со своими людьми Андрей, а в начале зимы и Александр с женой и матерью, со всей своей дружиной и слугами поклонился Господину Ве­ликому Новгороду и отправился по первому снегу.

Душа его болела и горела от обиды, но чем дальше откатывались от вздорного града, тем легче и легче становилось на сердце — домой ехал! Падал целыми днями легкий снежок, все дышало наступлением зи­мы, свежести, какого-то хотя бы временного покоя. Александр то верхом ехал, а то забирался в повозку к жене и ребеночку, ласкал их, весело и успокоитель­но беседовал. В Торжке пересели с колесной повозки на сани и так доехали до Твери уже по свежему белому насту. Хорошо было, и Александр с удивлением открывал для себя, что и в обиде есть некая приятность, особенно когда ты все дальше и дальше уходишь прочь от обидчика — провались ты!

—    Пропадут они без тебя, Леско, пропадут! — го­ворила Саночка.

—    Ох и покажут им немцы, Сашенька! Вот уви­дишь, на Святках прибегут выверты новгородские просить тебя назад вернуться, а ты не соглашайся, — говорила матушка.

—    И нечего нам больше там делать, пускай Домаш с Андрияшем воюет, — говорил Савва, тоже радуясь возвращению в родные суздальские края.

—    Ежели что, князь, только кликни, я всегда на твоей стороне, — говорил Кербет, прощаясь в Твери с Александром. Он тоже бежал от новгородской воль­ницы в родной свой град.

В Твери же внезапно произошла встреча с отцом. Оказалось, он тоже в Переяславль перебрался, а когда Андрей приехал и сообщил, что Александр следом едет, не выдержал Ярослав Всеволодович и поехал встречать жену, детей, невестку и внука. Горестно рассказывал о падении и разорении Киева. В канун Рождества Богородицы, пятого сентября, случилось давно ожидаемое нашествие Батыя на древнюю столи­цу Земли Русской.

— Паки и паки страшное зрелище! — говорил Ярослав. — Тьмы и тьмы воинства, воистину подобно­го тучам саранчи. Яко лавина наводнения. Голоса че­ловечьего не слышаста от скрыла и визга телег вражь­их, от ревения несметных верьблудов и ржания не­сметных стад лошадей. Егда же стреляют из луков, то стрелы тучей вздымаются в небо, затмевая солнце, и дождем падают на город. Мужески держал Киев вое­вода Дмитро. Кабы не его старание и воля, быстрее бы пала полуденная столица наша. Но и он бессилен бысть противу такой орды. За два дня до праздника Введения Богородицы рухнули стены и вороги хлыну­ли в город, неся смерть и разрушение. Дмитро храбро сражался, был изранен и взят в плен Батыем. Даль­нейшее о нем неведомо никому. Несчастный аз! Вы­нужден был бежать от неминуемой гибели сначала во Владимир, а потом — дай, думаю, поживу немного в Переяславле. А тут и Андрюша явился.

В великой печали ехали они дальше от Твери до Переяславля всем семейством. Уходили от горючей беды Земли Русской, которую в полуденных краях терзали несметные орды Батыевой саранчи, а в полу­нощных пределах разоряли закованные в броню хищ­ники с крестами на мантиях.