Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

• Название: Невская битва
• Автор: Александр СЕГЕНЬ
• Жанр: Историческая проза

Роман современного писателя-историка А. Сегеня посвящен ратным подвигам новгородского князя Александра Ярославича (1220—1263). Центральное место занимают описания знамени­тых Невской битвы и Ледового побоища, победа в которых при­несла молодому князю славу великого полководца Руси.

---

Монах замолчал, будто внутренне боролся с чем-то, и Ярославич хотел спросить, какая же вторая весть, но гость снова заговорил:

— Не спеши и не перебивай, а то у меня и так мало времени… Из Мисюрь-страны я вернулся в Русалим и в Великую субботу обрел Огнь Святый от Гроба Господ­ня. И шед с ним вспять, попал в полон и рабство к пога­ным туркам. Они же разбили лампаду мою и загасили Огнь… Но, быв перед продажею в рабство, аз видех сон про игумена Иадора… И старец предрек мне, что Свя­тый Огнь во мне и что я неотвратимо принесу его тебе… И се тебе, Александре-княже, вторая благая весть! Сей­час я зажгу Святый Огнь Господен, а ты смотри же, бе­реги его пуще глаза, только с ним победиши любого во­рога, любую нерусь и нехристь, какая только ни выпа­дет тебе на веку. И никого не бойся, посему многажды много сулит тебе славы твоя судьба. И хотя век твой бу­дет не долог, быть тебе избранным воеводою и спасите­лем Земли Русской… А теперь мне пора… Сильно я спе­шил к тебе, боясь не поспеть к Благовещению, и не по­спел бы… Да вот на полпути от Селигера до Торопца помогли мне… Лихой человек убил меня ради забавы, и только так я успел к тебе, свете мой светлый. Звали же меня Алексием… В честь человека Божия… Прощай, Александр Ярославич, вот тебе мое второе и прощальное благословение. А все сие не рци никому же!..

Сказав это, инок на шаг приблизился к онемевшему от ужаса Александру и осенил его крестным знамени­ем. Тотчас повернулся, быстро прошел через стоящую свечу и исчез, а на свечном вителе повисла крошечная капелька света, того самого, серебристого, который до­селе наполнял почивальню княжича, а теперь пропал вместе с исчезновением инока. Капелька задрожала, будто боясь погаснуть, пустила слезу-искру, на миг и впрямь погасла, но уже в следующее мгновение роди­лась заново, теперь уже сильная и большая, по краям багряная, а внутри ярко-белая. Боком взобралась на­верх вителя и уселась на нем, как вельможный всадник. Брызнула еще двумя искрами, разгорелась, взо­шла и занялась высоко и властно, радостно и торжест­венно, озаряя покои княжича неземным светом.

Александр зачарованно смотрел на ее рождение, бо­ясь даже вдохнуть и выдохнуть. Ужас перед пришель­цем с того света более не сковывал его сердце. Ему хоте­лось лететь птицею, скакать на коне во всю прыть, и от­куда-то явился конь, и Александр уже мчался на нем по долине, пуская стрелу в оленя, и хлынул теплый лет­ний дождь, рокотнул в отдалении тихий и незлобный гром, а олень все мчался, и стрела летела у него над го­ловой, не умея обогнать стремительного зверя…

Ярославич проснулся, стряхнул с себя наваждение сна… Бывает же, что приснится такое! Инок Алексий… Что-то такое помнилось, как некий растерявшийся мо­нах робко благословил его на холме над Клещиным озе­ром… А как чудно он прошел сквозь свечу…

Юный князь встал и поглядел на стол. Он думал, что уже рассвет, а это на вителе свечи, потушенной вчера перед сном, веселилось чудесное пламя.

— Бог ты мой… — испуганно прошептал Алек­сандр. Но в следующий миг испуг сменился восторгом и радостью — в сердце юноши крошечной капелькой родилось и занималось точно такое же восторженное пламя, какое горело свечою, стоящей на столешнице под образами.

Он глубоко вдохнул, дав сердечному пламени боль­ше воздуха, чтобы оно могло заняться еще более. Ему стало весело и так легко, что, казалось, только вскочи и распрокинь руки — непременно полетишь!.. И Алек­сандр вскочил, но не раскинул, а прижал руки к груди и метнулся к образам. И сердечная молитва птицею вырвалась из уст Ярославича. Горячо потекла к ико­нам, к пламени свечи и к огоньку лампады, который как будто взбодрился при виде свечного огня, обретя друга, вырос и тоже стал радостным и торжественным.

Не заметив как, Александр уже стоял на коленях, и две счастливые слезы сладко стекали по его щекам.

Он вдруг испугался, что слишком ярко разгорелось пламя свечи, озаряя образа уже желто-жарким све­том, золотистым, весенним… А оказывается, это рас­свет пришел в оконце, по-господски властно и небреж­но ступив в Александрову горницу.

Чижики и щеглы весело попискивали в своих кле­точках, радуясь наступлению нового дня.

Лучезарный Ярославич вскочил с колен, но молитв он знал много, и они не кончались, живыми птицами излетая из уст его, тесня одна другую, спеша распря­мить крылья и выпорхнуть. Ибо нет смерти, а есть вечная весна Господня!

Но вот уже и последние пташки вылетели из клети Александровой груди, и все остатки слез давно высох­ли, князь глубоко вздохнул и напоследок еще раз про­пел праздничный тропарь «Днесь спасения нашего…» и, целуя руку Богородицы на иконе, еще раз повторил:

— Радуйся, благодатная. Господь с тобою!

Потом он собрал несколько имеющихся в опочи­вальне лампадок, добавил в них масла, расправил ви-тели и осторожно одарил каждую лампадку огнем от свечи, зажженным благовестником Алексием. Он уже нисколько не сомневался в подлинности предрассвет­ного явления.

А когда лампадки ожили, Александр расставил их по всей горнице и стал одеваться — намотал на ноги чулки, сменил сорочицу, подпоясался новым ремеш­ком, выглянул из опочивальни и громко воскликнул:

— Савка! На голубятню!

Глава третья

ПТИЧИЙ ПРАЗДНИК

А я-то уже и не спал. Тотчас вскочил и проворчал: — Кому Савка, а кому — Савва Юрьевич. Но на самом деле-то мне стало очень весело. Я все­гда ворчу на него, чтобы он тоже не очень разбаловался, но, вообще, когда он появляется, тут уж, братцы, такой свет светлый, что знай гляди во все глаза!

На голубятню! С превеликим удовольствием. Быст­ро оделся, шепча «Отче наш» и «Ангеле Божий». Трижды перекрестился на образа Богородицы и Саввы Стратилата и громко спросил:

—    Славич! Кого-нибудь еще возьмем с собою?

—    Бысю буди, — отозвался князь из-за своей двери.

—    Чего меня будить? Я уже встал, — появился тут как тут Сбыславка, уже одетый и веселый, как мы. «Пию-пи, чет-чет», — возясь, восклицали чечетки в клетке, которую он нес. Я взял свою клетку, в кото­рой нетерпеливо чечекали славки и переговаривались синички, стал их перелавливать и пересаживать в Бысину, к его чечеткам. Перепуганные пташки даже за­теяли между собой битву, но не смертоносную.

Тут и Александр наконец вышел из опочивальни со своей клеточкой, там у него возились щеглы и чижи­ки, которых я тоже пересыпал в общий садок.

—    Ну, с праздником, Славич, — сказал я, кланя­ясь князю, — с Благовестью тебя! Как спалось-то?

—    Благовестно, — ответил, а сам так и светится улыбкой. Так мы втроем и отправились на дворцовые верха, где у нас была устроена голубятня с птицами десяти разных пород. Однако же, и подморозило за ночь, солнце теперь боролось с холодом, но в одних сорочицах нам было не жарко. Хладостойкие голуби си­дели нахохлившись, а теплолюбивые, завезенные из Фрязей колумбики, были припрятаны в особой теплой горнице у ловчего Якова.

Ох и хорошо же сверху смотреть на город, особенно в такое утро! Снег так и сверкал, будто озеро от края до края. Недолго ему оставалось, еще немного — и пой­дет сок! А тут еще скоро уж Пасха, а за Пасхой — свадьба. Хорошо!

—    Кем начнем? — спросил Быся.

—    Загадаем, — предложил князь. — Кто щегла вытащит, тому всю жизнь предстоит в аксамитах щеголять. Кто славку достанет, тому славы много до­стать.

—    А кто синицу? — спросил я.

—    Тому дома сидеть, синицу в руке держать, — засмеятся князь.

—    А кто чечетку?

—    Тому только болтать без дела, а дела не делать.

—    Ну а чижика?

—    Тому чижиться, — загадочно ответил Ярославич.

—    Это как же? — переспросил Быся.

—    Аи увидим опосля, — еще загадочнее сказал Александр. — Ну, давай мне садок, я первый буду брать.

Он взял у Быси птичий садок и, не глядя, сунул ту­да руку, схватил из пернатого колготанья одну трепе-туху и вытащил ее. Чуть приоткрыл пальцы узнать, какого она звания. Оказалась славочка. Она возму­щенно молвила: «Чек-чек!» Александр рассмеялся и выпустил птицу, осенив ее вдогонку крестным зна­мением.

—    Кому ж еще славы достать, как не тебе, Славич! — сказал я, чуя, что мне попадется что-нибудь не­путевое. Только бы не синица — кому охота дома си­деть!

—    Теперь ты, Сбыслав, — велел князь.

Быся со вздохом залез в садок и вытащил другую славку. Ох и удачливый новгородец. Кинул ее в небо и присвистнул вслед лихо. Настала моя очередь. Сла­вок там еще оставалось три. Ну дай Бог и мне! Я запу­стил руку в клеточку, в пальцы меня клюнуло сразу несколько клювиков, перья щекотно отмахнули запя­стье. Схватил, будь кто будет, и вытащил трепещущее тельце. Хоть бы славка, только бы не синичка!

—    Чижик! — весело воскликнул князь, когда я разжал два пальца. Так и есть — чижище окаянное!