Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

• Название: Риск.Молодинская битва.
• Автор: Геннадий Ананьев
• Жанр: Историческая проза

Новый исторический роман современного писателя Г. Ана­ньева посвящен событиям, происходившим на Руси в середине XVI века.

Центральное занимает описание знаменитой Молодинской битвы, когда в 1572 г . русская армия под руководством князя Михаила Воротынского разгромила вдвое превосходившее крымско-турецкое войско.

---

Так спешно и так тихо воеводы казанские подготови­ли вылазку, что диву давались россияне. Татарам было чего ради и спешить, и налетать так стремительно, ибо высокий тур с множеством пушек и со стрельцами угро­жал им страшной угрозой. Им важно было во что бы то ни стало захватить тур, разметать его, втоптать в ров пушки, а если Аллах соблаговолит, то часть их уволочь в крепость. Казанцы в малое время окружили тур, влезли на него и бьются уже со стрельцами и пушкарями, кото­рых у орудий — кот наплакал. Новые и новые волны на­катываются на растерявшийся полк, чтобы он не смог прийти в себя. Необходимо было ему дать хоть немного времени, и князь Михаил Воротынский, еще не успев­ший снять доспехи перед трапезой, вскочил на коня и на­метом понесся со своей малой дружиной наперерез ка­занским конникам, чтобы задержать их и дать полку со­браться с силами.

Поспешили за Воротынским воевода Петр Морозов, князь Юрий Кашин и иные все воеводы, кто интереса ра­ди, верно ли поступили, построив высокий тур, прибыли сюда посмотреть на действие орудий. По сравнению с та­тарской конницей их была горстка, но дерзость князей-воевод внесла перелом в сечу — увидев главного воеводу с рассеченной щекой, ратники его полка кинулись к не­му на выручку, образовав плотное ядро, которое множи­лось быстро, и вот уже начало хоть и медленно, но упря­мо протискиваться к туру. Придавали твердую направ­ленность этому движению Морозов, Кашин и Воротын­ский, доспехи которых были уже изрядно посечены, а у князя Воротынского зияла косая рана через все лицо. Но разве воеводам было до ран, когда видели они, что казан­цы, одержав верх над защитниками тура, сбрасывают с него пушки, скатывают ядра, рассыпают порох и ломают вороты.

Во что бы то ни стало тур нужно отбить. И это — глав­ное. А раны заживут.

Увы, сполз с коня Морозов (его подхватили стремян­ные и вынесли из сечи), изрядно поранен Кашин (его то­же вынесли), неведомо, какие силы держат в седле глав­ного воеводу, продолжавшего к тому же рубить саблей направо и налево, хотя удары его все более и более слабе­ют — оттеснить казанцев от тура никак не удается, и чем закончится бой, пока не ясно, хотя верится князю Миха­илу Воротынскому, что царь видит, что происходит у Ар-ских ворот и обязательно пришлет подмогу.

Верно, Иван Васильевич видел все и хорошо понимал, какое пагубное следствие может иметь этот проигрыш, хотя и малый: казанцы вдохновятся, русские ратники вновь впадут в уныние. Жаль и пушек, особенно тяже­лых, с такими лишениями доставленных сюда. Недолго раздумывая, царь послал помощь. Она уже спешила. Дружины муромские, у кого особенно лютая ненависть к казанцам за их постоянные кровавые набеги на их землю многострадальную. У многих дружинников в полоне род­ные и любимые, у многих не единожды сжигали усадьбы и грабили трудом нажитое добро. Муромцы ударили дружно, казанцы не выдержали, побежали к Крымским и Аталыковым воротам, да так спешно, что их конники в панике топтали свою же пехоту.

Русские конники и пешцы кинулись было сечь убега­ющих, но князь Воротынский протрубил сбор. Не стоило подвергать еще одной опасности полк: увлекутся ратни­ки погоней и попадут под губительный огонь пушек и рушниц со стен. И без того много русских полегло. Нуж­ны ли еще жертвы?

Всю ночь и добрую половину следующего дня приводи­ли в порядок тур, поднимали сброшенные пушки, и вот — громыхнул тур многоствольем, руша за казанской стеной дома и мечети, наводя ужас на жителей. Радостью ото­звался в сердцах ратников тот пушечный залп, крики вос­торга прокатились по всем полкам, окружавшим город.

В те дни случилось еще два радостных события. Одно — такое же видимое всем, у всех на слуху: Арск пал, татар­ские отряды, выделенные городом для возмущения луговой черемисы, полностью разбиты, сами черемисы, похо­же, вздохнули свободней, не принуждаемые теперь никем противостоять русским. Когда же у них скот и зерно не стали отбирать, а заплатили за припасы серебром, череми­сы и вовсе успокоились. Опасность от земли Луговой для русского воинства отведена, все, кто из знатных, поддер­живал татар, посечены или пленены. Более семисот плен­ников привели в стан.

Иван Васильевич поначалу хотел часть пленников казнить, а часть отпустить с миром, но потом передумал. Повелел до срока держать их под стражей. Ждал царь, как ответят ногайские ханы на просьбу правителей ка­занских о помощи. Еще больше засад разослал по доро­гам, когда рать воротилась от Арска.

И вот наконец послы казанские перехвачены. Отпис­ка ногайцев прочитана. Для всей рати это событие оста­лось почти неизвестным, а для царя и воевод — радость неописуемая: ногаи не захотели ссоры с Россией, не по­слали к Казани тумены,.даже добровольцев не пустили. Что ж, руки развязаны. Еще раз предложить казанцам государя, если не внемлют разумному слову — пусть на себя пеняют.

Юный царь поступал как муж многоопытный не толь­ко в деле ратном, но и в дипломатии. Не велев чинить по­слам казанским худа, отпустил их в город с ногайской от­пиской. Пусть узнают ответ. Возможно, задумаются.

Верно, в ханском дворце не только думу думали, полу­чив неутешительную весть, но и схлестнулись в споре. Едыгар настаивал на том, чтобы покориться царю Ивану, князь же Чепкун Отучев, сеид Кул-Шериф и их сторон­ники (а их было много) стояли за оборону столицы ханст­ва. Упорствовали неимоверно. А когда им донесли, что многие казанцы намерены покинуть город, иные уже бе­гут, Чепкун повелел стражникам никого за ворота не вы­пускать, а к неслухам применять силу, сечь саблями без­жалостно. Как отступников от веры.

Чуть более трехсот мурз, огланов с семьями и просто­людинов успели выскользнуть из города. С повинной пришли они к царю Ивану Васильевичу и поведали о том споре, какой идет в ханском дворце.

И тогда Иван Васильевич, для того чтобы поддержать дух сторонников сдачи города, велел вывести знатных пленников из черемисы, привязать их к столбам, а самых злых противников посадить на колы, чтобы видели со стен, что ждет непокорных, а мурзе Камаю и нескольким огла-нам, выскользнувшим из Казани, молвить царское слово, дабы образумить упрямцев. Для мурзы даже написали по-татарски обращение царя к казанцам, где он клялся нико­го пальцем не тронуть, если они прекратят сопротивление, а если не желает кто подданства российского, вольны идти, куда пожелают. С имуществом и богатством своим. Без всякого препятствия со стороны воинства русского, воин­ства христианского. Если же и дальше станут упорствовать в безумстве своем, не спасут их ни высокие стены, ни отча­янная храбрость, ни бог их магометанский. Мурза, однако, сказал не только это. Он и всегда был истинным сторонни­ком России, а теперь и вовсе не представлял иного пути, кроме признания ее могущества. Именно это он и добавил. Под стенания мучившихся на кольях и проклинающих та­тар, которые подвигли их выступать против русского царя, а теперь не хотят протянуть руку помощи, под одобрение привязанной к столбам черемисской знати.

Несмотря на свое ужасное положение, им было любо слышать из уст татарского мурзы признание, что земли волжские — не исконно татарские, а завоеванные огнем и саблей сарайца Булата-Темира всего каких-то двести лет назад. Не обосновались бы здесь золотоордынцы, рас­творились бы они среди каринских булгар, угро-фин­ских народов, хозяев земли здешней, если бы не Улу-Му-хаммед. Воцарившись в Казани, он силой подчинил себе и Луговую, и Нагорную земли, а после того, изменив клятве жить в мире с великим князем московским, со­вершал набег за набегом на русские города и села.

— Разве Всевышний лишил нас памяти и мы забыли, как покарал он Улу-Мухаммеда за алчность и кровожад­ность его, — увещевал стоявших на стене казанцев мурза

Камай. — Заживо сгнил клятвоотступник. Назидание Всемилостивейшего не стало для нас уроком мудрости: новые ханы, садясь на трон, клялись на Коране послам русского царя, что станут добрыми соседями, но проходи­ли год или два — и снова огланы брали верх, тумены ка­занские неслись на земли русские. Рукой Аллаха отступ­ники смирялись, но все повторялось. Для нас не было ни­чего святого: даже купцов русских мы грабили и убивали, святотатствуя безудержно. И Аллах воздает нам по досто­инству нашему. Вспомните, правоверные, слова Суюн-Бе-ким, когда СафаТирей пировал, вернувшись из Балахны, которую разграбил и сжег: «Не радуйся, хан, ибо недолго продлятся у нас эта радость и веселье, но после твоей смерти обернутся они для оставшихся плачем и несконча­емой скорбью, поедят тела их псы безродные, отрадней тогда будет неродившимся и умершим, не будет уже по­сле тебя царя в Казани, ибо искоренится вера наша в этом городе, и станет Казанью владеть русский правитель. Единственное спасение от этого — протянуть руку друж­бы русскому царю…» Не послушал свою старшую жену, которая говорила устами Всемилостивейшего, разгневал­ся на нее, и вот — русская рать, в пять раз больше нашей, под стенами города. Русь не та, что была в годы правле­ния Булата-Темира и даже в ханство Улу-Мухаммеда. Не­ужели мы не можем этого понять?