Сидони-Габриель Колетт - Жижи

• Название: Жижи
• Автор: Сидони-Габриель Колетт
• Издательство: АСТ, Орлов и сын
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88196-318-0

В предлагаемой читателю книге блестящей французской писательницы, классика XX века Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) включены романы и повести, впервые изданные во Франции с 1930 по 1945 годы, знаменитые эссе о дозволенном и недозволенном в любви «Чистое и порочное», а также очерк ее жизни и творчества в последние 25 лет жизни. На русском языке большинство произведений публикуется впервые.

---

Всю неделю после попытки самоубийства госпожи Экзельманс Лашай-младший вёл себя довольно непоследовательно. Он дал ночной бал в своём особняке, куда были приглашены все звёзды Национальной музыкальной академии, потом устроил ужин в ресторане «Пре-Кателан», который по этому случаю открылся на две недели раньше срока. Футит и Шокола выступили там с интермедией. Рита дель Эридо гарцевала на лошади между столиками в юбке-штанах, украшенных белыми кружевными оборками, чёрные волосы выбивались из-под белоснежной шляпки, страусовые перья касались безупречно красивого лица – весь Париж был введен в заблуждение и поверил, что она, не слезая с седла, взойдёт на сахарный трон Гастона Лашая. Но сутки спустя Париж понял свою ошибку. «Жиль Блаз» за неверные прогнозы чуть было не лишился субсидии, которую выплачивал ему Лашай. Специализированный еженедельник «Пари ан амур» пошёл по другому, но также ложному пути, напечатав статью под заголовком: «Молодая сказочно богатая американка не скрывает своей слабости к французскому сахару».

Однако когда госпожа Альварес читала газеты, её пышная грудь сотрясалась от смеха. Она располагала куда более надёжной информацией – лично от Гастона Лашая. который дважды за десять дней нашёл время отведать настоя ромашки и откинуться на спинку продавленного кресла со всей усталостью промышленника и со всем недовольством одинокого мужчины. Он даже принёс Жижи смешную нотную папку из русской кожи с ярко-красной защёлкой и двадцать коробок лакричных леденцов.

Госпожа Альварес получила печёночный паштет и шесть бутылок шампанского – щедрые, но не совсем бескорыстные дары: Гастон Лашай напросился на ужин.

Во время ужина Жильберта, захмелев, рассказывала сплетни, принесённые с курсов, а потом выиграла у Гастона в пикет его золотой автоматический карандаш. Гастона этот проигрыш ничуть не расстроил, напротив, он даже оживился и, смеясь, называл девочку своим лучшим другом. А госпожа Альварес переводила свои испанские глаза, меланхоличные и пытливые, с раскрасневшихся щёк и белых зубов Жижи на Лашая, который дёргал девочку за волосы и кричал: «Плутовка! Да ты же засунула четвёртого короля себе в рукав!»

Тем временем вернулась Андре из «Опера-Комик». Она взглянула на встрёпанную головку Жижи, которая скатилась на плечо Лашая, на слёзы смеха в её прекрасных синих глазах… Андре не нашлась что сказать, но согласилась выпить бокал шампанского, а потом ещё один бокал и ещё один. Но поскольку после третьего бокала она выразила желание спеть для Гастона арию колокольчиков из «Лакме», мать отвела её в постель.

На следующий день эту семейную вечеринку не вспоминал никто, кроме Жижи, которая то и дело восклицала: «В жизни так не веселилась, как вчера! А карандаш-то, он ведь из настоящего золота!» Её восторги были встречены странным молчанием или же: «Перестань, Жижи, всё это несерьёзно», – сказанным с рассеянным видом.

А потом Гастон Лашай исчез и две недели не подавал никаких признаков жизни; семье Альварес пришлось довольствоваться сообщениями газет.

– Ты видела, Андре? В светских новостях сообщают, что господин Гастон Лашай отбыл в Монте-Карло. «Мы не дерзаем проникнуть за завесу тайны, скрывающую отъезд Гастона Лашая, однако ясно, что его причиной являются сердечные дела». Чего они только не пишут!

– Бабушка, ты знаешь, на уроке танцев Лидия Поре говорила, что Лиана уехала тем же поездом, только в другом купе. Бабушка, ты думаешь, это правда?

Госпожа Альварес пожала плечами.

– Даже если это и правда, как об этом узнали эти Поре? С каких пор они общаются с господином Лашаем?

– Они и не общаются, но Лидия Поре слышала разговор в гримёрной её тёти в «Комеди-Франсез».

Госпожа Альварес переглянулась с дочерью.

– Ах, в гримёрной? Тогда всё ясно, – отрезала госпожа Альварес.

Несмотря на нелёгкий хлеб Андре, госпожа Альварес с большим презрением относилась к ремеслу артиста. Когда госпожа Эмильена д'Алансон дебютировала в роли дрессировщицы, когда госпожа де Пужи, робевшая на сцене, как невинная девушка, показалась в чёрном тюлевом, усеянном блёстками костюме Коломбины, госпожа Альварес сейчас же пригвоздила их к позорному столбу: «Вот до чего докатились!»

– Бабушка, скажи, – приставала Жижи, – ты знакома с князем Радзивиллом?

– Да что с тобой сегодня? Какая муха тебя укусила? И вообще, о каком князе Радзивилле ты говоришь? Их много.

– Я не знаю о каком. Я только читала, что один из них женится. Там был список свадебных подарков: три письменных прибора из малахита и всякое другое. Что такое малахит?

– Э-э, что об этом говорить. Раз он женится, он нам уже неинтересен.

– Значит, если женится дядюшка Гастон, он тоже станет нам неинтересен?

– Это зависит от того, на ком он женится. Если на своей любовнице, то это будет очень даже интересно. Например, когда князь Шенягин женился на Валентине д'Эгревилль, с которой прожил до того пятнадцать лет, все поняли, что именно такая жизнь его и устраивает: бесконечные скандалы, тарелки, летящие в стену, примирения на виду у всех в ресторане Дюран. А ещё все поняли, что эта женщина знает себе цену. Но, вообще-то, всё это слишком сложно для тебя, бедная моя Жижи.

– А ты думаешь, дядюшка уехал вместе с Лианой, потому что собирается на ней жениться?

Госпожа Альварес прижалась лбом к стеклу, словно для того, чтобы посоветоваться с весенним солнышком, под лучами которого одна сторона улицы нежилась в тепле.

– Нет, я так не думаю, – ответила она наконец, – или я совсем перестала что-либо понимать. Хорошо бы поговорить с Алисией. Знаешь что, Жижи, проводи меня до её дома, я останусь ненадолго, а ты вернёшься домой. Подышишь воздухом на набережной, теперь это принято. Что касается меня, то я дышала воздухом только два раза в году: в Кабурге и в Монте-Карло. И чувствую себя совсем неплохо.

В тот день госпожа Альварес вернулась так поздно, что на обед семья ела лишь вчерашний суп, холодное мясо и пирожные, присланные тётей Алисией. На все расспросы Жильберты о том, что говорит тётя, она отвечала лаконично, с непроницаемым выражением лица:

– Тётя Алисия говорит, что научит тебя есть дроздов.

– Ура! – вскричала Жильберта. – А как насчёт летнего платья, которое она мне обещала?

– Она помнит о платье и сказала, что ты останешься довольна.

– Понятно, – разочарованно протянула Жильберта.

– Она просила тебя прийти к ней в четверг к двенадцати часам на завтрак.

– С тобой, бабушка?

Госпожа Альварес взглянула на длинную девочку, сидящую перед ней: синие, как вечер, глаза, высокие розовые скулы, крепкие зубы, покусывающие свежие потрескавшиеся губы, непокорная копна пепельных волос.

– Нет, – сказала наконец она. – Без меня. Жильберта вскочила и обняла её за шею.

– Как-то ты странно сказала это, бабушка. А ты не отправишь меня к тёте Алисии насовсем? Я не хочу, бабушка, я лучше останусь с тобой.

Госпожа Альварес откашлялась и улыбнулась.

– Бог мой, какая же ты глупенькая! Отправить тебя насовсем к тёте Алисии! Ох, бедная моя Жижи, ты уж не обижайся на меня, но что-то ты никак не взрослеешь.

Шнуром от звонка у тёти Алисии служил жемчужный басон, сделанный в форме виноградной ветки: зелёные листья и фиолетовые гроздья. Дверь, неоднократно покрытая лаком, блестела, как влажный тёмный леденец. Кивнув лакею – тётя Алисия не признавала женской прислуги, – Жильберта переступала порог и с наслаждением погружалась в атмосферу убаюкивающей роскоши. Пол в гостиной был застлан сукном, поверх которого лежали персидские ковры, и Жильберте казалось, что у неё вырастают крылья. Поскольку о маленькой гостиной своей сестры в стиле Людовика XV госпожа Альварес отзывалась не слишком лестно: «скука смертная», Жильберта вслед за ней повторяла: «Гостиная тёти Алисии очень красивая, но ужасно скучная», – и всё своё восхищение перенесла на столовую, обставленную мебелью времён Директории из светлого лимонного дерева, без всяких инкрустаций, все украшения которой составляли прожилки на дереве, прозрачном, как воск. «Когда-нибудь я куплю себе точно такую же», – наивно восклицала Жильберта.

– Как же, как же, в Антуанском предместье, – смеялась тётя Алисия, маленькие зубы её задорно поблёскивали.

Тёте Алисии было семьдесят лет, и вкусы у неё были своеобразные. В спальне серебристо-серого цвета стояли красные китайские вазы, в ванной комнате, узкой и белой, было тепло, как в оранжерее. Природа наделила тётушку богатырским здоровьем, но ей нравилось считать себя хрупкой и болезненной. Когда мужчины, знавшие её в молодости, предавались воспоминаниям о красавице Алисии де Сент-Эффлам, они выражали свои восторги лишь вздохами да восклицаниями: «Это что-то неописуемое… слова тут бессильны!» У некоторых близких её знакомых сохранились её фотографии, но на молодых они не производили большого впечатления: «Так вы говорите, она была удивительно хороша? По фотографии этого не скажешь…» Глядя на эти фотографии, её бывшие поклонники впадали в задумчивость, узнавая запястье, гибкое, как лебединая шея, маленькое ушко, нежный профиль, где как бы устремлялись друг к другу, составляя прелестное сочетание, пухлая, чуть приподнятая верхняя губка и длинные, прямые как стрелы ресницы.