Мак Химэн - Трудно быть сержантом

• Название: Трудно быть сержантом
• Автор: Мак Химэн
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1962

Книга представляет собой юмористическую повесть с элементами сатиры. Ее автор — бывший лейтенант американских ВВС.

Книга написана в манере известных всему миру "Похождений бравого солдата Швейка" Я. Гашека. Рассказ ведется от лица простого деревенского парня, призванного в армию, добродушного и непосредственного в своих восприятиях и чувствах…

---

— Ну, с меня хватит! Спрашиваю в последний раз, поедете вы со мной на машине в Калльвилль или я должен приехать сюда еще раз и забрать вас?

Тут уж отец совсем рассвирепел. Он начал осыпать парня ругательствами, но на всякий случай спросил, что тот подразумевает под словом «забрать».

— Именно то, что я сейчас сказал. Если он не поедет со мной, за ним приедут и заберут его! — заявил парень. Казалось, что теперь уж отец обязательно бросится на приезжего. Он отпрянул назад, выпятил грудь и, подняв кулаки, злобно выкрикнул: "Вон отсюда!" — да так громко, что от этих слов парень побелел и попятился назад; глядя на отца широко открытыми глазами. Отец наступал. Тогда парень бросился к машине, вскочил в нее, хлопнул дверцей и стал выезжать со двора.

Отец кинулся вдогонку, схватил камень и швырнул его в машину как раз в тот момент, когда она выезжала на дорогу. Камень вместо машины угодил в выбегавшего из лесу Блю. Отец схватился, было за другой камень, но машина уже скрылась за поворотом, оставив после себя облако пыли.

Когда, наконец, воцарилась тишина и спокойствие, отец, усталый и разбитый после такой перепалки, беспомощно опустился на ступеньку крыльца. Я попытался что-то сказать ему, но он ничего не ответил, а только провел рукой по лицу, встряхнул головой и прислонился к перилам, как бы впав в забытье.

Но так он просидел недолго и скоро снова заговорил, хотя еще окончательно не успокоился. Покачивая головой, он смотрел в землю и вслух рассуждал о том, что нехорошо, когда люди так поступают, и что в то же время грешно сердиться на них.

— Уилл, — обратился он ко мне, — не почитаешь ли ты из библии еще что-нибудь?

— Хорошо, отец. А, почему бы, вам не отдохнуть немножко? — предложил я, но отец не ответил, и мне пришлось взять книгу и читать. Отец молча слушал, кивая в знак согласия.

Мне попалось такое место, где очень часто встречались непонятные слова, но я легко выходил из положения, вставляя вместо них вместо " ты господи", "тебе, господи", "воистину, господи" и т. д., а когда встречались герои с трудными именами, то просто называл их Сэмом или Джо или другими именами, которые приходили мне в голову. Отец ничего не замечал; он по-прежнему покачивал головой, но вид у него был уже лучше. Когда я прочитал: "И он сказал: "В тебе истина, боже…", отец откашлялся и проговорил:

— Да, это правда, Уилл. Это так. Послушав меня еще немного, отец пустился в рассуждения о том, что люди должны делать добро друг другу, не лгать, не сотворять себе кумира и не поклоняться ему и о тому подобных вещах. От этих мыслей он впал в благодушное настроение. Он говорил, как настоящий проповедник, до тех пор, пока не почувствовал голода и не начал чмокать губами и вытирать рот.

— Почему бы вам не отдохнуть немного, пока я приготовлю ужин? — опять предложил я. Я решил, что призыв в армию не такая уж плохая вещь, и я должен пойти служить, как сказал этот парень. Мне хотелось, чтобы отец немного успокоился и предался религиозным размышлениям, что бывало с ним после еды. А уж потом я мог бы, не расстраивая его, сказать о своем желании пойти в армию.

Я пошел и приготовил то, что он особенно любил: овсяную кашу, мясо, поджаренные ломтики хлеба, кофе, и, когда отец вошел, все уже стояло на столе. Отец сел напротив меня и с аппетитом принялся за еду. Ничто другое не вызывало у него такого голода, как вспышки гнева. Я не пытался начать разговор и выжидал удобного момента. Отец ел медленно, уставившись куда-то в пространство. Время от времени он переставал жевать, как будто ему что-то внезапно приходило в голову. Опустошив одну тарелку, отец принялся за другую, а я потихонечку пил кофе. Наконец отец поднялся из-за стола и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, заложив руки за спину и покачивая головой. Казалось, что он разговаривает сам с собой.

Покончив с едой, я начал убирать со стола. До сих пор я еще не проронил ни слова, ожидая, когда отец успокоится, а он по-прежнему расхаживал из угла в угол, только шаги его стали быстрее, а руки он держал уже не за спиной, а перед собой, постукивая кулаком одной руки по ладони другой. Иногда казалось, что он даже ухмыляется. Я решил, что к отцу вернулось хорошее расположение духа.

Скрутив цигарку, я сел и стал ждать удобного момента, чтобы заговорить. Наконец отец повернулся ко мне и опросил:

— Уилл, ты ведь читаешь библию, не так ли? И ходишь в церковь…

— Да, сэр, — ответил я.

— Как ты думаешь. Иисус был хорошим человеком?

— Да, сэр.

— Можно ли прожить жизнь лучше Иисуса?

— Не думаю.

— Значит, следует делать то, что делал Иисус?

— Да, сэр, конечно, — ответил я. — Это прекрасная мысль. Я сейчас думаю…

— А ты знаешь, что он сделал бы на моем месте?

— Нет, сэр, но…

— Ну, так я знаю, — сказал отец. — Если бы кто-нибудь заехал в его владения, не поздоровался, до смерти напугал кур, а потом, разгуливая по двору, сказал бы, что его домашние не умеют читать, я знаю, что бы он сделал. Он послал бы такого парня ко всем чертям, ей-богу!

Он с пафосом произнес эти слова, подняв палец и устремив на меня восхищенный взор. Я давно не видел его в таком приподнятом настроении.

ГЛАВА II

После такого вывода я не решился сказать отцу о своем намерении, и мне ничего другого не оставалось делать, как терпеливо ждать дальнейшего развития событий. Отцу пришел на ум план укрепить наше жилище, чтобы никто больше не смог ворваться к нам, как тот парень, и мы до полуночи проработали над осуществлением этого плана. Я не помню случая, чтобы у отца появлялось сразу столько разных замыслов и планов. Первое, что он решил сделать, это вытащить из сарая всю колючую проволоку, которую мы хранили в мотках, и навесить на забор перед домом.

— Мы протянем проволоку вот здесь, — обрадовался отец, — и тогда тому, кто захочет пробраться к нам, придется туго. Что ты на это скажешь, Уилл?

— Мне кажется, что это неплохая мысль.

— Конечно, — сказал отец. — Ну, живей, пойдем за проволокой. — И он вышел из дома с таким проворством, какого я не замечал у него уже много лет.

Мы провозились с забором не меньше двух часов. Не могу сказать, что работать на дворе мне было интересно. С неба на нас смотрела огромная луна, отец мурлыкал что-то себе под нос, да собаки вертелись под ногами. Но скоро мне все это стало казаться даже забавным. Отец зашел в кладовую и скоро вернулся с бутылкой вина и мотком тонкой проволоки на шее. Мы выпили, и отец запел. Когда он перебрал все известные ему церковные песни и затянул: "О голубка, пройдемся с тобой!", я начал ему подтягивать — получился неплохой дуэт. Правда, мне не приходилось слышать более скверного голоса, чем у отца, и к тому же он брал только две ноты-одну низкую и другую высокую, но пользовался он ими довольно умело.

Отец не успокоился и после того, как мы опутали забор вокруг дома проволокой. Он решил оставшуюся проволоку протянуть по траве между деревьями, чтобы в ней запутались непрошеные гости, если они к нам пожалуют. На это у нас ушел, наверно, еще час. Теперь уже, казалось, придумывать было нечего. Но не тут-то было! Отцу вдруг пришла в голову мысль привязать к деревьям собак, чтобы они подняли лай, если почуют чье — нибудь приближение. С ними нам тоже пришлось повозиться. В этот вечер собаки отказывались признавать в отце своего хозяина и не подходили к нему близко, так как он пел и вообще вел себя довольно странно. Ему удалось поймать только самого молодого пса. Гоняясь за ним, он трижды обежал вокруг дома. Улучив момент, он бросился на свою жертву, как коршун, и чуть не раздавил ее своим телом. Наконец мы переловили всех собак, кроме Блю, который, так и не вернулся. Он сидёл за кустом и время от времени высовывал морду, наблюдая за нами. Он ни за что не хотел подойти к дому, и нам пришлось оставить его в покое.

Когда с собаками было покончено, я решил, что отец выдохся. "Ну, теперь с него хватит, наконец-то мы пойдем спать", — подумал я. Но мои надежды не оправдались. Красное, мокрое от пота лицо отца светилось счастьем. На нем не было и следа усталости. Он опять что-то замышлял.

— Уилл, — начал он, — мне кажется, что мы можем заставить работать и наших кур. — И отец с увлечением изложил свою идею: переловить всех кур и привязать их за ноги к кустам и деревьям наподобие сторожевых собак.

— Неплохая идея, — заметил я, — но ведь на это уйдет уйма времени, а мы уж и так провозились чуть не три часа и…

— Это неважно, — перебил меня отец. — Впереди еще целая ночь. Давай выпьем еще и начнем.

Подкрепившись, мы взялись за кур, которые забрались на насест. Потревоженные, они кудахтали и били нас по лицу крыльями. Попав к нам в руки, курица кричала так, как будто ей сворачивают голову. Часть кур выскочила наружу, и поэтому пришлось ловить их во дворе. Одна огромная курица, прижатая к забору, взлетела отцу на плечо и стала бить его крыльями по лицу и клевать. От неожиданности отец отпрянул к забору и запутался в проволоке, так что мне пришлось потратить не меньше получаса, чтобы освободить его. Мы продолжали свое дело до тех пор, пока все куры не оказались в наших руках. Каждую мы аккуратно привязали за ногу к кусту. Нужно сказать, что хохлатки оправдали возлагаемые на них надежды как нельзя лучше. Когда мы отправились с отцом к колодцу напиться воды, я нарочно бросил камень в кусты. Поднялся такой крик, какой вы вряд ли когда-нибудь слышали. Нет ужасней крика испуганной курицы ночью. Во всяком случае, он действует на человека сильнее лая собаки.