Николай Зенькович - Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

• Название: Высший генералитет в годы потрясений Мировая история
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-224-04950-4

Николай Зенькович, автор более 20 книг захватывающих исторических расследований, изданных в серии «Досье», создал уникальное произведение — драматическую хронику «ХХ век. Высший генералитет в годы потрясений».

Расколов в начале века русскую армию на две — Белую и Красную, генералы в итоге погубили русскую государственность и самих себя. В конце века армия, на этот раз Советская, снова раскололась, и снова печальным результатом стала потеря государства. В обоих случаях любимым оружием генералитета были доносы и предательство, лжесвидетельства и клевета.

---

Маршал Шапошников сочувственно смотрел на сконфуженного Павлова, которого Тимошенко по приказу Сталина велел с полдороги вернуть в штаб.

— Дмитрий Григорьевич, вы уж не расстраивайтесь, — миролюбиво произнес Борис Михайлович. — Давайте предупредим командующих армиями и командиров корпусов: они должны не в дивизии и полки рваться, хотя такое рвение весьма похвально, а управлять войсками. То есть знать, где дивизии и полки, что делают, какие результаты.

Выяснилось, что сделать это не так просто: ни проводной, ни радиосвязи со штабами армий и корпусов не было, и все усилия ее наладить результатов не дали. Вот почему Павлов поспешно засобирался — вслед за Болдиным — на запад, поближе к армиям, уже ведшим бои. Командующий надеялся, что своим личным участием он хоть как-то повлияет на ход сражений, предпримет что-то важное и безотлагательное. Наконец, разберется, что же случилось.

Кулик, хорошо знавший Павлова по Испании и последующей совместной работе в наркомате обороны, где они оба руководили важнейшими управлениями (Кулик — артиллерийским, Павлов — бронетанковым), поставил вопрос ребром:

— Докладывай, что предпринято командованием фронта.

В отличие от деликатного Шапошникова, Кулик терпеть не мог дипломатничания.

Павлов начал вводить гостей в обстановку. Директива Генштаба поступила в штаб округа в 01 час 20 минут. Какое-то время ушло на изучение документа и выработку необходимых указаний, распоряжений. Потом директиву начали передавать в нижестоящие штабы. Войскам на ее выполнение оставалось менее часа. А время, необходимое для подъема дивизии по тревоге, для сбора, марша и занятия указанных оборонительных позиций, колеблется от 4 до 20 часов.

— Стало быть, директива опоздала? — мрачно уточнил Кулик.

Павлов взглянул на него, потом перевел глаза на Шапошникова и ничего не ответил. Кулик удивился: Павлов отличался крутым нравом и обычно в запальчивых разговорах не щадил генштабистов.

— Все делалось в соответствии с директивой, — продолжал командующий. — Самое опасное направление в зоне округа — Белостокское. Одновременно с посылаемой шифровкой за полчаса до начала нападения немцев я вызвал к телеграфному аппарату командующего 10-й армией генерала Голубева, прикрывающего это направление, и предупредил: в эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. Наша задача — пленить банды. Государственную границу переходить запрещается.

Ни Шапошников, ни Кулик, ни сам Павлов в ту минуту не подозревали, что командовать фронтом 44-летнему генералу армии осталось всего неделю. Вся верхушка командования пойдет под суд. На допросе Павлова спросят, почему он не приказал вывести гарнизоны из военных городков, ведь в ночь накануне войны нарком и начальник Генштаба предупреждали его по ВЧ, что директива подписана и необходимо действовать.

— Прямых указаний о боевом развертывании войск они по телефону не давали, — скажет следователю Павлов. — А согласно инструкции такие действия осуществляются только после поступления официального приказа правительства или наркома обороны… Но я скажу больше: директива Генштаба, полученная в ночь на 22 июня, не вводила в полной мере в действие наш план обороны государственной границы, а только требовала от войск прикрытия занять огневые точки укрепрайонов, а от авиации — рассредоточиться по полевым аэродромам и замаскироваться. Представляете, что было бы, если бы я вывел гарнизоны из военных городков, а Гитлер не напал… Мне бы снесли голову.

— Скажите, Дмитрий Григорьевич, а если бы нарком по телефону прямо приказал вам действовать по боевой тревоге… Действовали бы?

— А если бы потом немцы не напали? И не поступила бы директива, которую в последний момент раздумали бы передавать в округа? Кто из нас ходил бы в провокаторах?

Эти чистосердечные признания были потом тоже поставлены ему в вину. Мол, за свою голову боялся. А как же сотни тысяч голов бойцов и командиров, погибших из-за генеральской нераспорядительности?

Однако возвратимся к разговору Павлова с приехавшими из Москвы маршалами. Дмитрий Григорьевич мог бы в свое оправдание немало рассказать о том, с какой строгостью Москва внушала ему о необходимости держаться осмотрительно: немецкая военщина не преминет воспользоваться любым предлогом для развязывания войны против СССР. Если Москва предупреждает столь строго, рассуждал Павлов, значит, ей виднее. Генштаб и наркомат обороны хорошо знают военно-политическую ситуацию. Поэтому он и сам постоянно твердил командирам, работникам штаба и политуправления: наша задача — не поддаваться на провокации.

Павлов хмуро смотрел на Кулика, который наседал особенно рьяно. Почему войска, поднятые по тревоге, не заняли указанные им районы обороны, не развернулись в боевые порядки? Да потому, что, начав выдвижение, встречали на своем пути танковые колонны немцев и вынуждены были вступать в бой с ходу. Почему так много войск не успели своевременно уйти с учебных полигонов, оставить места работ и были захвачены врасплох? Почему отсутствует связь? Почему отступила 3-я армия из района Гродно и 4-я — из района Бреста, что резко осложнило ситуацию для 10-й, прикрывающей Белостокское направление? Давало ли командование фронта согласие на отход этих армий?

Вопросов было много — порой обидных, язвительных, во многом несправедливых. Павлов сдерживался изо всех сил, подавляя закипающий внутри гнев. Не он ли, маршал и замнаркома Кулик, сказал как-то в телефонном разговоре: «Не забывай, что округом командовать — не клинком махать». Оба когда-то начинали кавалеристами. «Вроде не забываю, — насторожился Павлов. — А вы о чем, товарищ маршал?» — «А о том, что слишком истеричные разведсводки из твоего округа поступают». — «Мы фиксируем факты, товарищ маршал», — нашелся Павлов. — «Всегда поначалу фиксируют, а потом кто-нибудь возьмет да и пульнет по немецкому самолету… Смотри, казак, не сносить тебе головы, если дашь повод для военного конфликта». А теперь наседает: почему не все гарнизоны выведены из военных городков? Этак надо было уже с десяток раз их покидать…

Атмосфера накалялась, но ее вовремя разрядил Шапошников:

— Григорий Иванович, давайте лучше попробуем разгадать замыслы противника. Как в сложившихся условиях связать ему руки, сковать и перемолоть его силы? Сейчас не до выяснения взаимоотношений.

Военачальники засели за карты и документы. Кулику такой род деятельности был в тягость, то ли дело живая организаторская работа в войсках. Узнав о готовящемся контрударе на Белостокском направлении, где находился заместитель Павлова генерал-лейтенант Болдин, маршал решил лично побывать там.

Как только он уехал в 10-ю армию, из Москвы в штаб Западного фронта прилетел еще один маршал — Ворошилов. Присутствие трех маршалов приободрило Павлова, но облегчения он не почувствовал: не мог же он переложить на них ответственность за развитие ситуации в полосе своего фронта. Весь груз тяжелейшей обстановки лежал на его плечах.

Увы, ни он, ни прибывшие из Москвы маршалы не могли постигнуть истинного положения дел. События стремительно усложнялись, сплавляясь в единый угрожающий поток. Стрелы — красные, желтые, синие — словно молнии, пронзали оперативную карту фронта в разных направлениях, и военачальники холодели от догадок, что они снова не успеют упредить противника, создать невыгодную для него ситуацию. Полной неожиданностью стала тактика немецкого командования, которую разгадали не сразу. Гитлеровский генералитет сделал ставку на решительное продвижение своих танковых клиньев в глубину советской территории, не заботясь о том, что в тылу у них оставались целые корпуса и даже армии. Стремительный натиск врага позволил ему в первые два дня боевых действий захватить практически все наши склады с горючим, боеприпасами, различным военным имуществом. Скоро нечем стало заправлять танки, уцелевшие самолеты и автомашины. Они застыли на дорогах и полевых аэродромах немым укором своим командирам, не сумевшим разгадать оперативные замыслы врага.

И Павлов, и Ворошилов, и даже образованный генштабист Шапошников жестоко просчитались, предполагая, что противник будет действовать по классической схеме: замкнув в кольцо группировку войск, он остановится, чтобы окончательно уничтожить ее, и только после этого продолжит наступление. Так было во всех предыдущих войнах. Слишком опасно было оставлять у себя в тылу неразбитые части противника. Но эта война была войной моторов, и вопреки всем правилам боевого искусства немцы рвались в глубь советской территории, совершая танковыми клиньями все новые и новые охваты.

В Москве с нарастающим беспокойством следили за катастрофическим развитием событий на Минском направлении. Беспорядочный отход павловских частей нередко превращался в паническое бегство. Ни Сталин, ни Ставка не имели достоверной информации с Западного фронта. Поступали лишь отрывочные сведения авиаразведки и офицеров Генштаба, посланных в войска. Но и их было достаточно, чтобы Ватутину, оставшемуся за начальника Генштаба Жукова, который по распоряжению Сталина вылетел в Киев, прийти к неутешительному заключению: Западный фронт прорван, войска первого эшелона не смогли остановить противника у границы и обеспечить развертывание подходивших войск, 3-я и 10-я армии окружены, недалеко от Минска — немецкие танки.