Муслим Магомаев - Любовь моя - мелодия

• Название: Любовь моя - мелодия
• Автор: Муслим Магомаев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-264-00001-8

В 60–70 годы, на которые пришелся пик популярности Муслима Магомаева к звездам советской эстрады еще не прилагались (по крайней мере, официально) такие эпитеты, как «секс-символ», «идол», «культовый», и им подобные, которые на каждом шагу с легкостью «прилипают» к сегодняшним кумирам. Но сам певец вряд ли сможет пересчитать письма, полученные им от восторженных поклонников, а количество женщин, хранивших у себя фотографии Магомаева вообще не поддается учету.

Всенародная любовь, известность, великолепный голос, отменные внешние данные и… тайна. Сотни тысяч людей жаждали узнать подробности жизни своего божества, а он оставался для них загадкой. Отсюда — бесконечная череда слухов и сплетен, порой далеко не безобидных…

И вот наконец — книга, которая станет открытием для всех «фанатов» Магомаева. Неожиданная, откровенная, местами пародоксальная и… оставляющая пространство для читательских вопросов и фантазий.

---

Я вышел покурить. Ко мне подошел Козловский, попытался изобразить на лице обиду. Говорил нараспев, но, как всегда, когда не на сцене, тихо:

— Как вы меня подвели, молодой человек…

Я не успел вежливо отреагировать на неожиданное, странное заявление великого артиста — мгновенно все вспомнил и смутился. Нет, это не было странностью маэстро. Годом раньше он предложил мне сделать с ним запись сейчас уже не помню точно какой оперы. Сказал он тогда об этом не очень определенно, а просто: «Не хотите ли?..»

Обещал прислать клавир. Я просмотрел клавир, а потом стал ждать: может, кто-то позвонит и скажет о записи. Но звонков не было, а звонить самому, напоминать мне было неудобно. Я решил, что Козловский забыл.

Нет, Иван Семенович не забыл — такие люди ценят слово: обещал, значит, делай. Некогда, нет охоты или не подходит роль — откажись сразу. Мне стыдно вспоминать об этом.

Но он оказался выше обиды. Я запомнил его великодушный жест:

— Прощаю… А все-таки мы еще запишем!

К сожалению, не успели этого сделать, потому что вскоре не стало главного героя…

Посидели мы для вежливости часок-другой и откланялись. На следующий день Тамара говорит:

— Позвони, надо бы проведать стариков, как они после вчерашнего, нагрузка все-таки.

Звоню:

— Как вы там, Марк Осипович?

А он своим бронзовым басом:

— А, Муслим!.. У нас все хорошо… А вы, молодежь, вчера странно вели себя: ничего не ели, не пили, ушли рано. А мы, старики, кутили до утра. Винца выпили. Хорошо!

В самые последние свои годы Марк Осипович каждый день выходил с женой на прогулку. Проходили они и мимо нашего дома. Если мы слышали, как пробивается сквозь стекла зычный голосище, бросались с Тамарой к окну: Рейзен с женой на променаде. Идет, идет — вдруг остановится и что-то начинает супруге доказывать. Да так живо, так настойчиво, во весь свой набатный глас.

Всякий раз, провожая взглядом эту трогательную парочку, словно из другого, минувшего и какого-то степенного, обстоятельного века, мы думали: «Вот чудо и совершенство природы, стихийное явление! Сто лет в обед, а ведь на своих ногах. И всю ночь гуляет под вино. И волнуется, как мальчишка. И есть о чем и в девяносто лет поговорить с женой, что-то горячо обсуждать…»

Последнюю свою пластинку Рейзен записал в возрасте, о котором говорить-то… Просто дыхание заходится!

Из-за своей невнимательности я нередко попадал и попадаю впросак. На меня порой обижаются: я могу не узнать человека, поздороваться механически, потому что в это время у меня в голове что-то свое. То есть я пребываю в отстраненном состоянии. Конечно, это плохая черта, но я такой…

В связи с этим вспоминается одна история. Банкет по случаю второго приезда театра «Ла Скала» в Москву (это было в 1974 году). На него пригласили и нас с Володей Атлантовым. Стоим со своими тарелочками в сторонке, разговариваем, обмениваемся репликами со знакомыми. Подходит к нам пожилой мужчина, седой, небольшого роста. И начинает говорить мне такие комплименты… Я вежливо улыбаюсь, благодарю…

Он откланялся и ушел. А Володя спросил укоризненно:

— Что же ты не сказал и ему комплимента в ответ? Тебе что, Лемешев не нравится?

— Как — Лемешев?! Не может быть! Я же его запомнил молодым по фильму «Музыкальная история» и считаю до сих пор лучшим русским тенором.

— Лемешев… Самый что ни на есть Сергей Яковлевич…

Я бочком-бочком стал протискиваться сквозь нарядную толпу. Нашел Лемешева и смущаясь начал:

— Сергей Яковлевич, извините, я так растерялся, когда вы подошли к нам… Такой великий артист!.. — Тут уж я выдал ему все комплименты, которых он заслужи вал…

С тех пор у нас установились теплые отношения. Иногда мы с Тамарой с ним встречались, чаще перезванивались. И не могли не почувствовать теплоту и доброту этого милого, тонкого, благожелательного человека…

Тамара Синявская-Ольга в свое время пела с Лемешевым-Ленским в его прощальном «Евгении Онегине». Старалась петь тихо, чутко-чутко. Потом Лемешев, все понимая, благодарил ее:

— Вы меня, Тамарочка, не заглушали. Спасибо.

Когда мы с Тамарой поженились, но жить нам было еще негде, мы звонили Сергею Яковлевичу из гостиницы «Россия». Однажды, закончив разговор, я передал трубку Тамаре. Лемешев спросил удивленно:

— А почему это вы, друзья, звоните из одного места?

Тамара объяснила. Лемешев искренне порадовался за нас, поздравил.

Теплые отношения были у нас и с Аркадием Исааковичем Райкиным. Он даже хотел приехать к нам домой, чтобы посмотреть редкие еще тогда у нас видеозаписи любимого им комика Бенни Хилла. Как-то под Новый год мы решили сделать Райкину небольшой подарок. Я позвонил Аркадию Исааковичу и сказал: «Сейчас к вам подъедет мой водитель. Обратите на него внимание. Может быть, вам пригодится это наблюдение для какого-нибудь вашего персонажа».

В то время водителем у меня работал Азиз, азербайджанец. Был он весьма колоритный тип и по-русски говорил с очень смешным акцентом.

Азиз уехал. Вдруг вижу, что он очень быстро вернулся. Звоню Райкину:

— Аркадий Исаакович, а почему водитель вернулся так быстро? Почему вы его не задержали?

— Он, как только меня увидал, сказал, что ему надо срочно уезжать. Я предложил остаться, чаю попить, а он свое: «Нет, нет, я должен ехать».

Вошел Азиз:

— Я все сделал.

— Почему же ты отказался от приглашения Райкина попить с ним чаю?

— А-а, я его знаю! Поговорит со мной, а потом будет меня изображать…

Азиз был парень хитрый, все понял. Так что нам не удалось его провести…

У меня была возможность познакомиться с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, но… Как-то позвонила мне Тереза Бабаджанян и сказала: «Тебя разыскивает Шостакович, который хочет что-то предложить тебе. Позвони ему». Я человек не пугливый, а тут вдруг побоялся даже позвонить, не то что встретиться: посчитал, что не дорос до творческого общения с гением. Авторитет Дмитрия Дмитриевича меня подавлял. А Шостакович, видимо, что-то разглядел во мне и захотел, чтобы я исполнил какое-то из его произведений. Возможно, это была вокальная басовая партия в той симфонии, которую он тогда писал, возможно, что-то другое. Его выбор меня в качестве исполнителя вовсе не зависел от моей тогдашней популярности — для него, великого музыканта, она не могла быть определяющей… Как бы то ни было, но творческого сотрудничества с Шостаковичем у меня не вышло. О чем сейчас очень сожалею…

Так же сожалею я о том, что в свое время побоялся познакомиться со Святославом Теофиловичем Рихтером. Дочь замечательного артиста, великолепного чтеца Дмитрия Николаевича Журавлева, Маша, несколько раз говорила мне: «Святослав Теофилович очень хотел бы с тобой встретиться». Маша знала это от отца, дружившего с Рихтером и тепло относившегося ко мне.

Но, как и в случае с Шостаковичем, я не решился на эту встречу: кто Рихтер и кто я, совсем еще молодой, хотя и популярный певец. А великий музыкант, может, хотел со мной помузицировать, приобщить меня еще больше к классике, к более строгому репертуару — к Шуману, Шуберту… Точно утверждать не берусь… Зато остается фактом то, что я тогда струсил. Рихтер для меня был и остался эталоном музыканта, потому я и боялся — а вдруг покажусь ему совсем иным, не таким, каким он хотел меня видеть?

Недавно, посмотрев по телевидению удивительный фильм «Рихтер непокоренный», я открыл для себя совершенно неизвестного большинству из нас Рихтера: оказалось, что он был очень доступный человек. Я смотрел фильм и корил себя: «И чего это я тогда, когда меня звали, не пошел к нему? Хоть бы посмотрел на этого необыкновенного человека вблизи, пожал бы руку этому гению. Было бы что вспомнить на склоне лет…»

До сих пор горжусь знакомством с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским. В жизни он был очень простым, скромным человеком — в нем не было ничего от гения, каковым он являлся в действительности. С ним было приятно видеться, посидеть за столом, поговорить. Но если бы мне, после того как он сыграл «Гамлета», сказали, что со мной хочет встретиться Смоктуновский, я бы тоже не решился познакомиться с ним. И все-таки наше знакомство состоялось — случайно и значительно позже. Это произошло в Киеве, где я был с концертами и где в то время гастролировал Малый театр. Иннокентий Михайлович играл в спектакле «Царь Федор Иоаннович». Мы жили в одной гостинице, познакомились, и Смоктуновский пригласил меня заходить к нему в Москве… Потом он был на нашей с Тамарой свадьбе.

Некогда они окружали нас, эти хорошие, достойные, великие люди. Они жили рядом с нами, их можно было видеть, слышать в концертах или в спектаклях, встретиться с ними в артистических или за кулисами. И тогда, при жизни, слава их была велика и эпитет «гениальный», в котором никто не сомневался, применялся к этим гигантам по праву… Есть о ком вспомнить… И спасибо судьбе за это…