Муслим Магомаев - Любовь моя - мелодия

• Название: Любовь моя - мелодия
• Автор: Муслим Магомаев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-264-00001-8

В 60–70 годы, на которые пришелся пик популярности Муслима Магомаева к звездам советской эстрады еще не прилагались (по крайней мере, официально) такие эпитеты, как «секс-символ», «идол», «культовый», и им подобные, которые на каждом шагу с легкостью «прилипают» к сегодняшним кумирам. Но сам певец вряд ли сможет пересчитать письма, полученные им от восторженных поклонников, а количество женщин, хранивших у себя фотографии Магомаева вообще не поддается учету.

Всенародная любовь, известность, великолепный голос, отменные внешние данные и… тайна. Сотни тысяч людей жаждали узнать подробности жизни своего божества, а он оставался для них загадкой. Отсюда — бесконечная череда слухов и сплетен, порой далеко не безобидных…

И вот наконец — книга, которая станет открытием для всех «фанатов» Магомаева. Неожиданная, откровенная, местами пародоксальная и… оставляющая пространство для читательских вопросов и фантазий.

---

Говорят, люди иногда рождаются в «рубашках». Про Винокура можно сказать, что он родился в хорошем настроении. Проводить с ним досуг — наслаждение. Юмор его — искрометный: даже обычную историю, где, казалось бы, нет ничего смешного, он так расцветит деталями, так выведет ее в лицах и словечках, что хохочешь до колик. Шутить устают даже шутники-профессионалы. Потому-то в жизни они, как правило, зануды, опустошены своей профессией. Владимир Винокур — неистощим. Встречаешься с ним за кулисами — и все проблемы уходят прочь. Всегда с улыбкой, всегда в запасе острое словцо, анекдот…

Но Лева и Володя так привыкли ходить вдвоем, так срослись, словно «сиамские близнецы», что мне постоянно хочется их разделить — ведь каждый из них индивидуальность. Когда Лева выходит на сцену и начинает говорить что-то смешное, словно артист-сатирик, мне хочется, чтобы он запел, а когда Володя начинает петь (голос у него очень хороший), мне хочется, чтобы он оставался артистом-сатириком.

Ко мне в гости они всегда приходили вдвоем — видимо, настолько вошли в роль неразлучной парочки, что не хотели из нее выходить даже в кругу друзей. Один раз я им даже сказал: «Я запрещаю вам появляться у меня без жен». Они пришли со своими женами, и было так приятно смотреть на них, уже не двоих, а четверых…

Мне нравится Игорь Крутой — современный композитор, следующий традиции содержательности. Он напоминает мне наших прежних композиторов-песенников, то есть может писать в стиле того времени. Отсюда мелодичность его произведений. Конечно, у него есть и песни, написанные по необходимости, рассчитанные на определенный вкус, — что делать, когда чести много, а денег мало. Но Крутой — композитор серьезный, это чувствуется сразу. Стоит вспомнить его «Мадонну», «Ты меня любишь», другие песни. И оркестровый «наряд» у него не прост. За этим стоит настоящий труд, профессионализм.

Есть у Игоря и талант продюсера, а шоу-бизнес, как известно, «не для нервных». Кстати, не всякий бы взялся реанимировать приказавшую долго жить программу «Песня года». Закрыть-то оказалось легче, чем возродить.

Имя Валерия Леонтьева достаточно просто назвать — и не надо никаких красочных определений! Все и так ясно! Живой классик нашей эстрады. Артист-труженик. Порой слушаешь его, понимаешь, что песня, прямо скажем, не выдающаяся, но видишь, сколько в нее вложено. Так она сделана певцом, так преподнесена, что уже не прислушиваешься к музыке, к словам, а смотришь на него. Понимаешь, что ему уже не двадцать пять лет, но его энергия, самоотдача потрясают. И такой он много лет — работа на износ, «сладкая каторга»…

В Америке, которую «заполонили» (как говорят сами русские американцы) наши эстрадные артисты, у Леонтьева постоянные аншлаги. Сколько бы раз он ни приезжал туда. На других уже не особенно теперь ходят, а на Леонтьева — всегда.

По тому, как он работает над своими песнями, видно, что это умный, содержательный человек. Читать или смотреть его интервью иной раз не менее интересно, чем послушать его концерт. На вечере в концертной студии «Останкино» весной этого года особенно ярко проявилось, насколько это многогранная, значительная личность. И явственно чувствовалось, что зал намного уступал артисту в этом. По крайней мере, создалось такое впечатление, потому что вопросы, которые задавались, были такими стандартными, такими затасканными — вроде «каковы ваши творческие планы» или «поете ли вы под фонограмму», — что становилось досадно. Право-же, Валерий Леонтьев заслуживает большего…

Еще одно имя — уже из нынешних. Звонких. Филипп Киркоров.

Я помню его совсем маленьким мальчиком, которого отец и мать, Бедрос и Виктория Киркоровы, постоянно водили с собой. Теперь этот мальчик стал зрелым мужем и хорошим певцом. Мне нравится в нем, что он очень много и серьезно работает. Помню, я сказал ему об этом, когда мы оказались в одном самолете, возвращаясь в Москву из Казахстана. Они там выступали вместе с Аллой. Кстати, она подтвердила мои наблюдения.

Я не раз потом получал приглашения на его концерты, но как-то это не совпадало с моим свободным временем. Была и еще одна причина: вдруг мне не понравится. А надо будет идти за кулисы, говорить приличествующие моменту комплименты. А не пойти и не поздравить… Вдруг обижу невниманием? Разумеется, я и прежде слышал Филиппа — его записи, выступления по телевидению. Но все еще сомневался — высижу ли я его сольный концерт целиком?

Высидел. Чему был рад и в чем признался артисту. Что подтвердила и моя дочь Марина, которая была на концерте вместе со мной. Два с половиной часа в темпе нон-стоп пролетели как одна пестрая песенная стихийная композиция. Яркое, подчас яростное шоу. Феерия. Ощущение карнавала. Самоотдача — редкая. Пластика — завораживающая.

И вот мой вывод — из нынешних молодых певцов лучшего пока не вижу. И дело тут не только в таланте и не в «раскрутке». Тут труд на износ (как у Леонтьева), тут ответственность — завтра должно быть не хуже, а еще лучше. Эстрада — это поезд «на парах»: остановился — значит, все, откат. Только тогда, когда все по-настоящему, будет оправдано ожидание публики, только тогда будет удовлетворена ее прихоть: наш кумир должен быть выше всех. И не только ростом.

Конечно, мне хотелось бы назвать и других своих коллег по эстрадному цеху, тех, кого ценю, к кому отношусь либо тепло, либо горячо. Но не могу назвать всех — не хватило бы места в книге. Ведь эта книга не об эстраде, а воспоминания о прожитых годах. Поэтому прошу не обижаться…

«ДРУЗЕЙ МОИХ ПРЕКРАСНЫЕ ЧЕРТЫ»

Мне кажется, что сейчас больше говорят, рассуждают о любви и дружбе, чем любят и дружат. Иногда думаю с грустью: это большая редкость — друг, которого можно назвать самым-самым. Для меня друг, настоящий, единственный, — это человек, без общения с которым ты не можешь прожить. Наверное, сказать, что ты испытываешь к человеку дружеские, теплые чувства, будет точнее, чем назвать его другом. Друг — это святое слово, им нельзя разбрасываться. Другое дело — дружба, дружеские отношения. Англичане говорят: «Дружбы нет, есть общие интересы». Лукавая мудрость. Но я не стал бы это оспаривать. Ведь в жизни бывает и так. Я был бы рад оказаться неправым. Хотя есть такой оптический обман чувств: сегодня ты называешь кого-то другом, а завтра…

У меня с детства были друзья. Мне всегда казалось, что дружба сама по себе — это уже запрет на предательство. Да, меня предавали те, с кем я был по-особому откровенен, с кем был добр. И что же? Дружба — иллюзия? Конечно нет. И любовь не иллюзия (хоть ее и называют «святой ложью»). И правда. И доброта. Другое дело, что добрым быть трудно. Часто хочется око за око. Гнев накатывает такой, что застилает глаза. До отчаяния.

Я человек нелицеприятный: никогда не скажу «люблю» тому, кого не люблю. У меня все как на витрине. Хочешь со мной дружить — дружи, но я буду говорить тебе то, что думаю.

Во всяком случае, я хотел бы иметь только прямодушных друзей. Если кто-то, не кривя душой, раскроется передо мной со всеми своими недостатками, я приму его таким, каков он есть. Другое дело, выдержу ли я это? Но и тогда я скажу ему честно: «Давай, старик, мы с тобой будем встречаться пореже».

И все-таки у меня есть друзья, которые, я надеюсь, дороже тех пресловутых ста рублей. По интересам, по родству души, либо еще почему-то, но мы сами себе выбираем тех, с кем дружим, а они выбирают нас.

Чем дальше по волнам памяти, тем отчетливее понимаю, что не все, а главное, не всех, кого хотелось бы, вспомню в этой книге: встреч было столько! Так что повторю еще раз: пусть не обижаются на меня те, кого невольно обойду памятью или о ком вынужден рассказать вскользь, не столь обстоятельно, как они того заслуживают.

Иных, увы, уже нет. И нить воспоминаний потянула меня к Закиру Наримановичу Багирову. Он был у нас министром культуры. Интеллигентный, прекрасный, душевный человек. Сначала, правда, отношения у нас не заладились. Видимо, став министром, он решил все четко расставить по своим местам: я — министр, а ты — певец. Понятно, что до этого ему про меня наговорили мои «доброжелатели»: и характер у Магомаева с сюрпризом, и дверьми он хлопает в кабинетах Министерства культуры… Вот новый министр и встретил меня соответственно: мол, осади свой гонор… Я — руководитель, и решать буду я.

Но характер у меня такой, что командовать мною бессмысленно. Тем не менее стали разговаривать, и постепенно все наладилось: он понял меня, я понял его. И мы вскоре стали друзьями. Личное впечатление победило заочное. А впоследствии Закир Нариманович стал тамадой на всех моих днях рождения. Да еще каким! Остроумным, неожиданным, находчивым.

Только один случай. Обычно в Баку на мои именинные посиделки собиралось в ресторане «Апшерон», расположенном на берегу моря, человек пятьдесят. За несколько дней до этого мы созванивались с Закиром Наримановичем и я говорил ему, кто у меня будет. Если он кого-то не знал из моих гостей, я ему рассказывал: тамада должен знать всех. На этот раз вроде бы должны были собраться наши общие знакомые. Не знал он только мою тетю Гамар Исмайлову, преподавателя консерватории. За-кир Нариманович спросил, что она преподает. Я сказал, что историю русской музыки, а кроме того написала книгу о моем деде. Он взял на заметку еще кое-какие сведения о тете.