И. Бестужев-Лада - Социальное прогнозирование

• Название: Социальное прогнозирование
• Автор: И. Бестужев-Лада
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5-93134-152– 8

---

Было бы упрощением, однако, сводить утопизм второй полови­ны XIX и особенно XX в. только к утопическим романам и тракта­там. Писания идеологов фашизма касались «реальной политики», но по существу это были самые настоящие социальные утопии – утопии спасения капитализма политическими средствами, а в ряде отношений даже путем возврата к феодальным и рабовладельчес­ким порядкам. Эти утопии обернулись трагической реальностью для сотен миллионов людей, для всего человечества, ввергнутого во Вторую мировую войну. Об утопии казарменного социализма мы уже упоминали.

Сочинения Кейнса, его последователей – кейнсианцев и неокейнсианцев, других представителей современной экономичес­кой мысли формально не являются утопиями. Но фактически это самые настоящие социальные утопии. Бесчисленные разновиднос­ти азиатского, африканского, американского «социализма», кото­рые множатся год от года, также являются утопиями, оказывающи­ми немалое влияние на общественную жизнь трудящихся развиваю­щихся стран. Марксизм, ленинизм, маоизм, чучхеизм – все это не что иное, как социальная утопия. Тем не менее эта утопия на протя­жении ряда десятилетий являлась вполне реальным кошмаром по­чти для миллиарда людей.

Проблема основательного исторического анализа эволюции современного утопизма во всех его разновидностях не по формальным признакам, а по существу остается одной из наиболее актуальных в истории мировой общественной мысли XX в.

Развитие религиозных и утопических представлений о будущем в древнем мире сопровождалось зарождением представления об истории как процессе, обладающем определенными закономерно­стями. К середине 1‑го тысячелетия до н.э. эти представления приоб­рели характер философско‑исторических концепций будущего. По­степенно сформировались три основных концепции, существую­щие до сих пор: регресс от «золотого века» в древности к гибели культуры, бесконечные циклы подъемов и падения культуры в кру­говороте одних и тех же стадий развития, прогресс от низшего к высшему.

Взгляд на исторические события как на этапы вечной эволюции мира, охватывающей прошлое, настоящее и будущее, обнаружива­ется и в древнеиндийской (школы Чарвака и особенно Санкхья), и в древнекитайской (Мэн‑цзы, Чжуан‑цзы), и в древнегреческой фило­софии (Гесиод, Платон, Аристотель). Философы пытались вскрыть закономерности исторических циклов, найти факторы, которые обус­ловливают их смену. Из концепции «золотого века» выросла теория «естественного состояния» (школы киников и стоиков). Софисты, а затем Демокрит и Эпикур противопоставили ей идею прогресса. И стоики, и эпикурейцы бились над проблемой детерминизма в исто­рическом процессе, причем последние развивали теорию «обще­ственного договора», что само по себе было покушением на гос­подствовавшую тогда идею провиденциализма.

Теория циклов была настолько детально разработана в трудах Полибия (II в. до н.э.), что некоторые историки считают все анало­гичные концепции вплоть до современных (Гумплович, Парето, Шпенглер, Сорокин, Тойнби) лишь развитием его взглядов. Преоб­ладавшей долгое время концепции регресса от «золотого века» (Се­нека, Цицерон, Вергилий, Тибулл, Овидий) была с новой силой про­тивопоставлена идея прогресса (Лукреций). Это было выдающимся достижением античной мысли. Концепции регресса и циклов не слу­чайно оставались долгое время господствующими: первая происте­кала из наблюдений над мучительным процессом разложения родового строя и становления классового общества; вторая обусловливалась медленными темпами исторического развития. Нужен был высокий уровень философского мышления, чтобы за сложными пери­петиями развития общества разглядеть линию прогресса.

Воинствующий клерикализм средневековья надолго подавил все теории исторического развития, кроме концепции регресса. Лишь к концу этого периода отмечается новый проблеск идеи прогресса (технического) у Р. Бэкона и новая, более глубокая разработка тео­рии циклов у Ибн‑Хальдуна, который пытался решить проблему исторического детерминизма, исследуя влияние на развитие обще­ства географических и иных факторов.

В эпохи Возрождения и Просвещения вновь выдвинулись на пер­вый план концепции циклов (Макиавелли, Вико) и прогресса. Вико вплотную приблизился к идее развития не по кругу, а по спирали. Что же касается прогресса, то одни философы пытались связать его с божественным провидением (Боден, Лейбниц, Лессинг), другие искали его корни в материальных факторах (Монтень, Ф. Бэкон, Де­карт, Спиноза). Клерикалы (Боссюэ и др.) тщетно защищали позиции провиденциализма. Энциклопедисты, особенно Вольтер, наносили им удар за ударом. Именно с Вольтера начинается развитие филосо­фии истории в современном смысле. Тюрго, Кондорсе, Годвин объяс­няли прогресс уже не божественным предопределением, а совер­шенствованием разума и влиянием разного рода внешних факто­ров. Сторонники концепции прогресса все шире использовали тео­рии «естественного состояния» и исторического детерминизма, поставив их на службу идеологии Великой французской революции.

Было бы ошибкой, конечно, изображать развитие философии истории во второй половине XVIII – первой половине XIX в. как сплошное торжество идеи прогресса над догмами провиденциализ­ма. Процесс был сложнее. Поборникам прогресса приходилось стал­киваться с сопротивлением феодальной реакции (де Местр, Бональд). Главное же заключалось в том, что в идеалистическом мировоззре­нии ведущих философов преобладали религиозные идеи. Гердер сводил закономерности исторического развития к географическим факторам, допуская решающее влияние Бога на судьбы человече­ства. У Канта идеи прогресса переплетались с идеями телеологии (предопределенности сущего). Фихте пытался совместить прогресс с реакционными социально‑политическими принципами. У Шел­линга тезис о человеке – творце истории соседствовал с тезисом об истории как «откровении абсолютного». Явственно проступала пе­чать эсхатологии в философии истории Гегеля, который рассматри­вал историю как «высшее проявление мирового духа» и, признавая прогресс в прошлом, отказывался признавать его в настоящем и будущем.

Несмотря на эти противоречия, значение философии Канта и Фихте, Шеллинга и Гегеля в развитии представлений о будущем ог­ромно. В известной мере они являлись также утопистами, но как философы истории они внесли наибольший вклад в развитие мето­дологии анализа исторического прогресса как процесса закономер­ного и диалектического.

Лекция 3

СОЦИАЛЬНОЕ ПРОГНОЗИРОВАНИЕ НА РУБЕЖЕ XIX—XX СТОЛЕТИЙ. НАУЧНО‑ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ЖАНР «РАЗМЫШЛЕНИЯ О БУДУЩЕМ»

Столкновение марксизма с анархизмом и позитивизмом вызва­ло во второй половине XIX в. ряд «побочных эффектов».

Один из них – бурное развитие течения общественной мысли (на сей раз всецело в жанре художественной литерату­ры), известного под названием «научная фантастика». До се­редины XIX в. этот литературный жанр находился по суще­ству в зародыше и играл в развитии концепций будущего от­носительно скромную роль. Зато во второй половине XIX в. произошел взлет: стали появляться не просто романы‑фанта­зии о будущем, полусказки‑полуутопии, а научно‑фантастические произведения (Ж. Верна, Фламмариона, Уэллса и др.). Их авторы выступали во всеоружии средств современной им науки, экстрапо­лируя тенденции развития науки, техники, культуры (с помощью чисто художественных приемов) на сравнительно отдаленное буду­щее.

Это знаменовало важный сдвиг в развитии представлений о будущем, поскольку обеспечивало им массовую аудиторию и существенно расширяло диапазон взглядов на конкретные проблемы будущего. Такую роль научная фантастика сохра­нила и поныне (произведения Брэдбери, Кларка, Шекли, Саймака, Мерля, Абэ, Лема, И. Ефремова и др.). С одной стороны, ее технические приемы используются в методиках современного прогнозирования (например, при конструировании некоторых видов прогноз­ных сценариев). С другой стороны, она знакомит с проблематикой прогнозирования широкие круги читателей. Важно подчеркнуть, однако, что научная фантастика не сводится к проблемам будущего, а является органической частью художественной литературы со все­ми ее особенностями.

Второй «побочный эффект» – появление нового жанра науч­ной публицистики в виде «размышлений о будущем» ученых или писателей, хорошо знакомых с проблемами современной им науки, попыток заглянуть в будущее средствами уже не только искусства, но и науки. Некоторые из них были позитивистами, но не удержа­лись от соблазна нарушить одну из заповедей позитивизма – оста­ваться в рамках логических выводов из проведенного анализа, под­дающихся эмпирической проверке тут же наличными средствами. Слишком велик был научный интерес к отдаленному будущему, суж­дения о котором заведомо выходили за рамки позитивистских догм того и даже более позднего времени.