Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых

• Название: О всех созданиях – больших и малых
• Автор: Джеймс Хэрриот
• Жанр: Домашние животные

Записки ветеринарного врача, практикующего в английской провинции. 30-60 годы прошлого века.

С любовью и юмором автор, ветеринарный врач по специальности, рассказывает о домашних животных и их взаимоотношениях с человеком.

В своей книге он делится с читателями воспоминаниями об эпизодах, встречающихся в практике ветеринарного врача. Несмотря на, казалось бы, довольно прозаические сюжеты, отношение врача к четвероногим пациентам и их владельцам – то теплое и лиричное, то саркастическое – передано очень тонко, с большой человечностью и юмором.

Любовь к своей профессии, сопричастность к страданиям больных животных, радость или грусть по поводу их состояния передаются настолько живо, что читатель чувствует себя как бы непосредственным участником происходящих событий.

Кто еще не посоветовал прочесть Хэрриота своим детям или внукам школьного возраста – не забудьте это сделать!

---

– Будьте добры, приподнимите ему ногу, пока я продезинфицирую рану.

Плотный низенький фермер зажал копыто между коленями и с интересом наблюдал, как Фарнон заполнил воронку йодными кристаллами, а потом капнул на них скипидаром. И тут его скрыла завеса фиолетового дыма.

Я заворожено следил, как поднимаются вверх и ширятся густые клубы, в глубине которых кашляет и фыркает фермер.

Дым понемногу рассеивался, и из его пелены возникли два широко раскрытых изумленных глаза.

– Ну, мистер Фарнон, я сперва никак в толк не мог взять, что такое случилось, – проговорил фермер сквозь, кашель. Он поглядел на почерневшую дыру в копыте и добавил благоговейно. – Это же надо, до чего нынче наука дошла!

Затем мы заехали посмотреть теленка, порезавшего ногу. Я обработал рану, зашил ее и наложил повязку, и мы отправились лечить корову с закупоркой соска.

Мистер Шарп ожидал нас, а его круглое лицо сияло все тем же оживлением. Мы вошли вслед за ним в коровник, и Фарнон кивнул на корову:

– Поглядите, что тут можно сделать.

Я присел на корточки, начал ощупывать сосок и примерно на середине обнаружил уплотнение. Этот комок необходимо было разрушить, и я начал ввинчивать в канал тонкую металлическую спираль. Секунду спустя я обнаружил, что сижу в стоке для навозной жижи и пытаюсь отдышаться, а на моей рубашке как раз над солнечным сплетением красуется отпечаток раздвоенного копыта.

Глупое положение! Но сделать я ничего не мог и продолжал сидеть, открывая и закрывая рот, как рыба, вытащенная из воды.

Мистер Шарп прижал ладонь ко рту – его природная деликатность вступила в конфликт с естественным желанней рассмеяться при виде севшего в лужу ветеринара.

– Вы уж извините, молодой человек! Мне бы вас предупредить, что корова эта страсть какая вежливая. Ей бы только кому руку пожать! – Сраженный собственным остроумием, он прижался лбом к боку коровы и затрясся в припадке беззвучного хохота.

Я отдышался и встал на ноги, старательно сохраняя достоинство. Мистер Шарп держал корову за морду, а Фарнон задирал ей хвост, и мне удалось ввести инструмент в фиброзный комок. Я несколько раз дернул и прочистил канал. Однако, хотя принятые меры предосторожности несколько ограничили возможности коровы, ей все-таки удалось насажать мне синяков на руки и на ноги.

Когда операция была завершена, фермер потянул сосок и на пол брызнула белая пенящаяся струя.

– Вот это дело! Теперь она работает на четырех цилиндрах!

4

– Вернемся другой дорогой, – Фарнон наклонился над рулевым колесом и протер рукавом сетку трещин на ветровом стекле. – Через Бренкстоунский перевал и вниз по Силдейлскому склону. Крюк невелик, а мне хочется, чтобы вы все это посмотрели.

Мы свернули на крутое узкое шоссе и забирались все выше над обрывом, уходившим в темноту ущелья, по которому клубился ручей, устремляясь к широкой долине. На вершине мы вышли из машины. Окутанные летними сумерками нагромождения куполов и пиков убегали на запад, теряясь в золоте и багрянце закатного неба. На востоке над нами нависала темная громада горы, безлесная, суровая. Большие кубические камни усеивали ее нижние склоны.

Я посмотрел кругом и тихо присвистнул. Все это совершенно не походило на дружелюбные пологие холмы, среди которых я въезжал в Дарроуби. Фарнон обернулся ко мне:

– Да, это один из самых диких пейзажей в Англии, а зимой тут бывает и совсем жутко. Перевал иногда неделями остается под снегом.

Я глубоко вдохнул чистый воздух. В величавых просторах нигде не было заметно ни малейшего движения, но откуда-то донесся крик кроншнепа, и внизу глухо ревел поток.

Уже совсем стемнело. Мы сели в машину и начали длинный спуск в Силдейлскую долину. Она тонула в смутной тьме, но на склонах, там, где ютились одинокие фермы, мерцали огоньки.

Мы въехали в тихую деревушку, и Фарнон внезапно нажал на тормоз. Мое подвижное сиденье скользнуло вперед как по маслу, и я с треском ударился лбом о ветровое стекло, но Фарнон словно ничего не заметил.

– Тут есть чудесный трактирчик. Зайдемте выпить пива.

Ничего похожего мне еще видеть не доводилось. Это была просто большая квадратная кухня с каменным полом. Один угол занимали огромный очаг и старая закопченная плита. В очаге стоял чайник, шипело и постреливало единственное большое полено, наполняя помещение приятным смолистым запахом.

На скамьях с высокими спинками у стен расположились посетители – человек десять-двенадцать. Перед ними на дубовых столах, потрескавшихся и покоробившихся от возраста, рядами выстроились пинтовые кружки.

Когда мы вошли, наступила тишина, потом кто-то сказал: "А, мистер Фарнон!" – без особой радости, но вежливо, и остальные дружески кивнули или что-то приветственно буркнули. Почти все это были фермеры и работники с красными обветренными лицами, собравшиеся тут приятно отдохнуть без шума и бурного веселья. Молодые парни сидели, расстегнув рубашку на могучей груди. Из угла доносились негромкие голоса и пощелкивание – там шла мирная игра в домино.

Фарнон подвел меня к скамье, заказал две кружки пива и поглядел на меня.

– Ну, место ваше, если оно вас устраивает. Четыре фунта в неделю, стол и квартира. Договорились?

От неожиданности я онемел. Меня берут! И четыре фунта в неделю! Мне вспомнились трагические объявления в "Рикорде"; "Опытный ветеринарный врач согласен работать только за содержание". Ветеринарная ассоциация вынуждена была пустить в ход все свое влияние, чтобы газета прекратила печатать эти вопли отчаяния. Нельзя было допустить, чтобы представители нашей профессии публично предлагали свои услуги даром. Четыре фунта – это же целое богатство!

– Спасибо, – сказал я, изо всех сил стараясь скрыть свое ликование. – Я согласен.

– Отлично, – Фарнон отхлебнул пива. – А теперь я расскажу вам, что и как. Практику я купил год назад у восьмидесятилетнего старца. Он еще работал, учтите. На редкость крепкий старик. Но ездить по вызовам в глухую ночь ему становилось не по силам. И конечно, в других отношениях он тоже недотягивал – цеплялся за старину. Эти древние орудия в операционной принадлежали ему. Ну как бы то ни было, от практики оставались только рожки да ножки, и теперь я пытаюсь ее восстановить. Пока она почти не приносит дохода, но я убежден, что нам надо только продержаться год-другой, и все будет прекрасно. Фермеры рады врачу помоложе, и им нравятся новые способы лечения. К сожалению, старик брал с них за консультацию всего три шиллинга шесть пенсов, и отучить их от этого непросто. Люди тут чудесные, и вам они понравятся, но раскошеливаться они не любят, пока вы им не докажете, что за свои деньги они получают сполна.

И он еще долго в радужных тонах рассказывал о своих планах на будущее.

5

Все предыдущие пять лет вели к одной-единственной минуте, но она никак не наступала. Я пробыл в Дарроуби уже сутки, а еще ни разу не съездил на вызов самостоятельно.

И на второй день я тоже ездил с Фарноном. Как ни странно, но он – такой, казалось бы, небрежный, забывчивый и беззаботный человек – отнюдь не торопился предоставить своему новому помощнику самостоятельность.

На этот раз мы ездили в Лиддердейл, и я познакомился еще с несколькими нашими клиентами – дружелюбными, приветливыми фермерами, которые принимали меня очень хорошо и желали мне всяческих успехов. Однако, работая в присутствии Фарнона, я словно вновь проходил студенческую практику под руководством придирчивого преподавателя. Я всем своим существом ощущал, что по-настоящему моя профессиональная карьера начнется, только когда я, Джеймс Хэрриот, поеду лечить больное животное без чужой помощи и надзора.

Но теперь этот час был уже не за горами. Фарнон снова уехал в Бротон навестить свою матушку. Такая сыновняя преданность меня несколько удивила, к тому же он предупредил, что вернется поздно – старушка, по-видимому, придерживалась не слишком правильного образа жизни. Ну да неважно. Главное – лечебница была оставлена на меня.

Я сидел в кресле с широким потертым чехлом и созерцал сквозь стеклянную дверь длинные тени, которые заходящее солнце отбрасывало на давно не стриженый газон. Меня охватывало предчувствие, что сидеть вот так мне придется довольно часто.

От нечего делать я пытался представить себе, каким будет мой самый первый случай. Уж конечно, после стольких лет ожидания – что-нибудь самое заурядное. Теленок с кашлем, свинья с несварением желудка. Но, пожалуй, так даже лучше: начать с чего-то простенького и сразу вылечить животное… Спокойное течение моих мыслей прервал трезвон телефона в коридоре, разносившийся по пустому дому как-то особенно громко. Я взял трубку.

– Мистер Фарнон? – резко спросил глубокий бас.

– Нет, к сожалению, он уехал. Говорит его помощник.

– Когда он вернется?

– Боюсь, что поздно ночью. Могу ли я вам помочь?