Ксения Мяло - Россия и последние войны ХХ века

• Название: Россия и последние войны ХХ века
• Автор: Ксения Мяло
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-7838-0994-2

Один из самых лживых мифов, оставленных в наследие стране официозной пропагандой последнего десятилетия XX века, - это миф о бескровном и мирном характере ликвидации СССР. Миф этот, удобный для некоторых политиков той эпохи, не выдерживает элементарной проверки фактами. Тем не менее, есть опасность его закрепления в общественном сознании как самоочевидной истины. А это значит, что поругана и забыта будет кровь сотен тысяч людей, своими страданиями оплативших распад Союза. Желание противостоять такому забвению и стало для автора, которому довелось побывать не в одной `горячей точке`, едва ли не главным побудительным мотивом к написанию этой книги. Кроме того, автор стремился запечатлеть хронику событий, в совокупности слагавших процесс ухода из истории второй сверхдержавы мира.

---

Забегая несколько вперед, сразу же скажу, что к началу 1998 года доходы от незаконной переработки нефти составляли около 3 млн долларов ежемесячно. «На такие деньги, — справедливо замечает один из исследователей вопроса, — вполне можно содержать хорошо вооруженную армию». Добавим, и обеспечивать себе покровителей на высоких властных этажах, сквозь пальцы смотревших на то, как боевики восстанавливают свои разрушенные ценой солдатской крови арсеналы.

Наконец, можно говорить и о «восстановительном» лобби, то есть о тех бизнес-кругах России, которые были заинтересованы в скорейшем заключении мирных соглашений для того, чтобы начать прокачивать деньги, предназначенные на восстановление — как уже заранее знали многие, временное — разрушенного. Уже в мае 1995 года военные кое-где писали на боевых машинах саркастический лозунг: «Нас в бой толкает «Менатеп»!» Горькая ирония его заключалась в том, что, оказывается, еще до начала войны «Менатеп» был объявлен головным банком по финансированию восстановления народного хозяйства Чеченской республики. «Выходит, — комментировал сообщивший эту информацию корреспондент «Труда», — уже в ту пору, когда боевая российская техника еще дремала в положенных ей местах, московские стратеги уже доподлинно знали, что война будет, Чечню придется восстанавливать» [1199].

При этом средства, ассигнуемые из госбюджета, прокручиваясь в Чечне, сюрреалистским образом смешивались с иностранными ассигнованиями [1200], выделяемыми на борьбу против России. Огромные поступления, по информации А. Куликова и российских спецслужб, шли от чеченской диаспоры — разумеется, на те же цели. А фоном для всего была занявшая больше года загадочная игра в «мирные переговоры», в ходе которых армия пядь за пядью утрачивала завоеванное.

В августе 1996 года, с потерей Грозного, процесс, запущенный мораторием, достиг своей цели, а все плоды боевой работы были пущены на ветер. А ведь непосредственно после моратория армия, несмотря на то, что он дал возможность боевикам перегруппироваться и довооружиться, сумела приступить к широкомасштабному оттеснению боевиков в горы. Именно так определил поставленную перед ней задачу исполняющий обязанности командующего Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне генерал-полковник М. Егоров — не широкомасштабное наступление, не окружение и уничтожение противника, а плановое и постепенное вытеснение. Поскольку эта же тактика была применена и во второй чеченской кампании, возымев своим следствием тот же результат — растворение боевиков в массе гражданского населения и обратное просачивание в уже очищенные от них районы, то и ее можно отнести на счет многочисленных странностей странной войны.

Путь к триумфу боевиков в августе 1996 года был окончательно открыт походом Шамиля Басаева на Буденновск; месяц же, протекший со дня прекращения действия моратория до дня этой еще небывалой в истории по своим масштабам и жестокости террористической акции, стал периодом достаточно успешных действий армии и накопления ею огромного опыта войны в горах — при отсутствии специальных горнострелковых частей и даже, по заявлению генерала Г. Шпака, полигонов для их подготовки. А ведь воевать приходилось в особо усложненных обстоятельствах, когда боевики, по заявлению командующего группировкой войск МО РФ в Чечне генерал-лейтенанта Г. Трошева, «сознательно превращали населенные пункты в свои укрепленные районы», для чего в домах оборудовались огневые точки, а в села стягивалась тяжелая боевая техника. Только по состоянию на 19 мая в ходе боевых действий федеральные войска уничтожили 74 танка дудаевцев, свыше 110 БТР и БМП, 19 РСЗО «Град», 15 зенитных установок, 146 орудий и почти 500 автомашин. Было захвачено большое количество различного стрелкового оружия и боеприпасов [1201].

Боевые действия велись одновременно на нескольких направлениях: веденском, шатойском и агиштынском, в районе Орехово, Сержень-Юрта и Шали, юго-западнее Бамута и западнее Ножай-Юрта. Широко применялись обходы и удары в тыл боевиков, блокирование дорог, ведущих к горным селениям. Тяжелые потери несли обе стороны, хотя, с учетом опыта уже двух кампаний, к цифрам потерь боевиков, называемым российским МО, приходится относиться весьма осторожно: сейчас достаточно очевидно, что российское командование не имеет и не имело точных сведений о численности боевиков вообще, иначе называемые цифры не расходились бы на порядки. В какой-то мере такую размытость численности можно считать органичной там, где действует не регулярная армия и где, стало быть, нет списочного состава воюющих; и одно это, не говоря уже о весьма вероятных сознательных подтасовках, дает известное представление о сложности условий, в которых приходилось действовать частям объединенной группировки.

Что касается потерь российской стороны, то хотя они тоже — и не без оснований — ставятся под сомнение [1202], здесь, тем не менее, есть все же такие объективные ориентиры, как списочный состав и статистика госпиталей. И, по официальным данным, потери с российской стороны в иные дни достигали почти нескольких десятков человек; число раненых доходило до ста и более, причем примерно треть из них имела пулевые ранения, что указывало на по-прежнему большую роль снайперов. Тем не менее, несмотря на тяжесть боев, специфику условий, отсутствие специальной горной подготовки, войска действовали весьма успешно и 3 июня овладели стратегически важным пунктом Ведено, где на протяжении нескольких последних месяцев располагались различные структуры военного командования чеченских НВФ: комендатуры, особый отдел, Главный штаб, а также находился дом командующего Южным фронтом Шамиля Басаева.

После падения Ведено чеченская группировка оказалась разрезанной на две — Шатойскую и Ножай-Юртовскую. На этих направления и развернулись последние ожесточенные бои первой чеченской войны. Вечером 11 июня командование федеральными войсками высадило северо-восточнее Шатоя тактический воздушный десант, который перекрыл возможные пути подхода боевиков. К вечеру 13 июня Шатой был полностью блокирован выдвинувшимися к нему подразделениями 324-го и 245-го мотострелковых полков. Боевики, как пишут эксперты, «оставили населенный пункт», и хотя само это «оставление» представляется довольно загадочным [1203], Шатой пал, и с его падением, как сообщали официальные инстанции, «завершилась последняя фаза горной войны в Чечне». По словам А. Квашнина, «в горах остались разрозненные группы наемников» эту фразу мы будем затем регулярно слышать и в ходе второй чеченской войны, и она будет так же мало отражать реальное состояние дел, как и тогда, когда, с поднятием 14 июня российского флага на Шатоем, война как таковая казалась оконченной.

А между тем уже в ночь на 17 июня состоялась попытка проникновения в Грозный 800 боевиков. Она может считаться предвестником того, что произойдет в марте, а затем в августе 1996-го, и закономерно уже тогда могла вызывать вопросы. Например: каким это образом запертые в горах «разрозненные группировки» сумели продвигаться на Грозный двумя колоннами [1204]? Почему они были достаточно хорошо вооружены для того, чтобы завязать на окраинах города жестокий бой с подразделениями федеральных сил, которые понесли потери убитыми и ранеными? Наконец — и это, вероятно, самое главное — почему они были «рассеяны», а не уничтожены? «Термин «рассеяны», — отмечают эксперты, — означает, что контроль дальнейшего продвижения этих группировок не осуществляется и не исключены их выходы за административную границу Чечни и проведение новых террористических актов» [1205].

Ближайшее будущее подтвердило абсолютную правоту этих слов; и такое «рассеяние» было тем более удивительно и вызывало тем больше вопросов, что состоялось оно уже после того, как 14 июня 1995 года, именно в день поднятия российского флага над Шатоем, состоялась террористическая акция в Буденновске.

Случайность ли, что именно 14 июня 1995 года в Сочи состоялась встреча В. Черномырдина с руководителями Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Дагестана, Ингушетии, Карачаево-Черкессии, ЧР, Адыгеи и Калмыкии, на которой, в ряду прочих, обсуждалась и проблема восстановления народного хозяйства Чечни? И что именно российским премьером в период, когда шла аннигиляция всех результатов работы Российской армии, был подписан ряд важных соглашений по сырью и продаже вооружений? Пожалуй, многовато «случайностей», особенно если учесть, что именно В. Черномырдину принадлежит сомнительная заслуга неслыханной капитуляции России перед лицом вызова терроризма. Капитуляции, открывшей дорогу к «Хасавюрту» и последовавшему за ним периоду еще более интенсивного вращивания Чечни в южную дугу нестабильности.

Остается добавить, что террористическая акция Басаева совпала с совещанием «семерки» в Галифаксе [1206], на которое и отбыл Ельцин, не посчитавший для себя зазорным оставить страну в то время, когда целый районный город, отстоящий на 150 км от границы Чечни со Ставропольским краем, оказался заложником в руках террористов.