Газета День Литературы - Газета День Литературы # 97 (2004 9)

• Название: Газета День Литературы # 97 (2004 9)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Твардовский был проводником для русских писателей в советскую литературу. Он выводил из литературного подполья или от него же уберегал, не веря, что литература может иметь будущее без читателя. Но, главное, он верил, что если простить революции её прошлое, то в России всё ещё можно поправить. Для Твардовского главной была возможность публиковать честную литературу о жизни, чтобы помочь исправить ошибки. Возможность всегда нужно получить. Это путь уступок и соглашений. Чтобы уступила власть — уступить власти. В понимании Твардовского, это не сговор, а как бы общественный договор художников с властью. Искусство отказывается от мятежа… Государство — от подавления тотального человеческой воли… Но жертвуя свободой ради правды, а правдой ради какой-то свободной жизни, русские писатели оказались в подполье духовном. Как ни парадоксально, это духовное русское подполье было одним из самых необходимых условий для существования советской реальности. Оно лишало русскую духовность бытия при том, что в борьбе советского с русским, русского с советским, она уже заявляла себя как "прошлое".

Полностью публикуется в журнале “Октябрь”

Руслана ЛЯШЕВА "ДА, СКИФЫ МЫ!.." Полемические заметки о современном евразийстве

Не дождавшись ясности насчет национальной русской идеи, поиски которой у общественности как-то не заладились, я стала собирать свою торбочку. Послушала, почитала, пораскинула мозгами и тряхнула добычей: славянофильство и евразийство. Не густо. Но и не хило. Славянофильство нынче никто не оспаривает, а вот евразийство... Тут же кто-то потянул из рук:

ОТДАЙ ТОРБОЧКУ!

Началось еще зимой, и всю весну я носилась, как нищий с торбой, с парочкой драгоценных идей, прикидывая: симпатизанты славянофильство и евразийство друг другу или оппоненты? Выход подсказала конференция в Литературном институте "А.С.Хомяков — мыслитель, поэт, публицист" — должно быть, с легкой руки ее организатора Бориса Тарасова. Забурилась я в тексты Хомякова и, к несказанной радости, обнаружила в историософском труде "Семирамида" (Хомяков А.С. Сочинения в двух томах, том 1. М, 1994) истоки евразийства. Утаить эпохальное открытие было бы преступлением против человечества. Не отходя от кассы, то есть от "Семирамиды", я написала доклад и выступила на конференции. Ах, какие разгорались споры в нашей восьмой секции: нет-нет, не из-за моего скромного сообщения — вокруг личности Хомякова. Мужики чуть не подрались, страсти заполыхали похлеще, чем баталии между западниками и славянофилами XIX века, о коих, конечно, помнили стены Дома Герцена, гостеприимно распахнувшего двери перед участниками конференции.

Прошу у читателей прощения за длинную цитату, да еще из собственного доклада.

"Романтизм после Ренессанса хлынул как новая волна секуляризации культуры; это был всплеск интереса к дохристианской, языческой древности народов. Плотину прорвало, свежие идеи хлынули в философию, историософию, эстетику, поэзию и музыку. Шеллинг обосновал философию тождества и равноценности природы и духа. Такой же апофеоз природной стихии выразился в "Семирамиде" Алексея Хомякова. Он описал всемирную историю от первоначального свободного расселения племен по пустынной земле до их смешения в результате дальнейших завоеваний и миграций на третьем этапе: "...Наступление времени беспрестанных брожений и новых органических явлений в жизни народов". В соответствии с теорией тождества Шеллинга автор "Семирамиды" параллельно с физическим — природным — процессом прослеживает духовную — религиозную — жизнь народов. Все религии древности Хомяков разделяет на кушитский тип с преобладанием природной стихии (необходимость) и иранский, в котором царит духовность (свобода).

Русский мыслитель, словно играя, с легкостью обобщает огромный исторический материал, высказываяч попутно прогнозы на будущее. Один прогноз, например, реализовался в учении В.И.Вернадского и был словно ему конкретно предназначен: "никто еще, кажется, не попал на весьма простую мысль приложить к истории человечества ход геологический. Вглядитесь в наслоение племен, в их разрывы, в их вкрапления друг в друге, скопление или органическое сращение, и, вероятно, вы разрешите неожиданно большую часть исторических загадок". Учение Вернадского о ноосфере построено именно по такому — геологическому — принципу.

Другой прогноз Хомякова предсказывает евразийство: "...Важность географии для истории еще не оценена вполне... знание современного мира есть лучшая основа для знания минувшего". Отдельные места "Семирамиды" написаны будто рукой Льва гумилёва. Такое, например: "Так в самобытной Элладе еще выдаются черты составных ее стихий и в то же время сливаются в новый общий и оригинальный строй... Жизненная сила свободна в своих проявлениях". Лев Гумилёв назовет всплеск "жизненной силы" пассионарным толчком. Евразийство, таким образом, — законнорожденное дитя славянофильства". И т.д., и т.п.

Но недолго музыка играла. Открываю журнал "Вопросы философии" (2004, №6) и глазам своим не верю: В.А.Сендеров в статье "Неоевразийство: реальности, опасности, перспективы" костерит на чем свет стоит облюбованную мной концепцию, евразийство, и всех, почитай, нынешних евразийцев. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Что касается самих евразийцев — Александра Дугина сотоварищи — то, надо полагать, они с оппонентом по-мужски поговорят на страницах какого-нибудь издания. Я же, не дожидаясь сей торжественной процедуры, сама закричала, отойдя от оторопи: "Отдай торбочку!" Нет, не отдает. Крепко держит. Нужны аргументы, догадалась я.

УЮТНЫЙ ПОДВАЛЬЧИК ЕВРАЗИЙЦЕВ

За аргументами я отправилась в уютный подвальчик, то есть книжный магазин "неоевразийцев", что во дворе дома № 6 на Тверской. первую ходку туда я сделала еще перед литинститутовской конференцией, поэтому в поисках не затруднилась. Кроме продавца-тинейджера, я застала там мужчину средних лет, который в ответ на мою просьбу насчет ранних евразийцев подвел к стеллажу, заставленному книгами эмигрантов. У меня прямо фары вспыхнули от зависти и восторга. "Трубецкого?"— переспросил гид и протянул книгу, о которой я даже не мечтала, помыслить не могла, что счастье так возможно: Николай Трубецкой, "Наследие Чингисхана" (М.: Аграф, 2000). Уже на улице, открыв книгу, призадумалась: вроде, лицо гида знакомо? Ну да, осенило: это же Александр Дугин (не обозналась ли?) Вот символический контекст эпизода: Дугин вложил мне в руки книгу Трубецкого, как бы напутствуя: читай, мол, думай! Чем я и занялась.

Итак, В.А.Сендеров, утверждая что "евразийские уклоны и скосы" уводят нас от реальности, начал, для научной солидности, с генеалогии евразийства, наотрез отказываясь записать в его предшественники славянофилов, а также К.Леонтьева и Ф.Достоевского, и соглашаясь лишь на В.И.Ламанского, Н.Я.Данилевского и Н.Н.Страхова (вот Капитолина Кокшенева вознегодует-то!). "Писавшего о "стране святых чудес, Европе" Алексея Хомякова трудно считать предшественником князя Трубецкого, изначальным положением которого было: "романо-германский мир со своей культурой — наш злейший враг", — бросил В.А.Сендеров, сам того не ведая, булыжник в мой огород.

Стоп-стоп, зато нетрудно считать Хомякова предшественником Льва Гумилева — они, как показано в отрывке из моего доклада, не аукаются, словно в лесу, а переговариваются, подобно близко идущим собеседникам. В чем Сендеров прав, так это насчет К.Леонтьева: у того, действительно, к Востоку был эстетский интерес: "персидская роскошь, пестрота многоголосых базаров", как отмечает автор статьи,— в общем, "цветущая сложность". А Достоевского критик евразийства мог бы и вовсе не беспокоить: Федору Михайловичу с его могучим талантом и славянофильства хватило для самовыражения. Но зачем эти копания, эта генеалогия? А затем, проговаривается Сендеров на Данилевском, что "агрессивные изоляционистские воззрения" автора "России и Европы" близки, мол, Трубецкому. Вот где собачка зарыта! Вот чем пугает евразийство Сендерова — мнимым изоляционизмом от Европы. Однако вовсе не склонность к изоляционизму заставила прфессора Венского университета Николая Трубецкого, говоря современным языком, отвлечься от лингвистики ради геополитики. Он, напротив, искал будущих союзников для России, которые, как прозорливо предвидел, понадобятся, когда большевизм канет в Лету. А это две большие разницы, как говорят в Одессе.

НЕ "ЧИНГИСХАМСТВО", А НОВАТОРСТВО

Дальше у В.Сендерова читаем: "Бомбой Гриневицкого Империя была убита, в последние два царствования возобладали другие, уже не имперские идеалы: Русского царства, русскости вообще. И против персонифицировавшего эти идеалы Александра III мы не найдем уже и сотой доли вчерашнего остервенения и накала. Лакмусом поворота сознания, как всегда, оказалась литература. Еще вчера славянофилы, почвенники писали о "стране святых чудес, Европе"... В каком дурном сне можно было вообразить тогда сгустки бешеной "скифской" злобы — выплеснувшейся теперь в творчестве утонченного, европейски-рафинированного Блока? А рядом были Брюсов, Белый, "крестьянские поэты"... Трудно себе и представить более крутой поворот. Вал духовной азиатчины обрушился на Россию".