Василий Аксенов - Кесарево свечение

• Название: Кесарево свечение
• Автор: Василий Аксенов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-32757-7

В романе Василия Аксенова «Кесарево свечение» действие – то вполне реалистическое, то донельзя фантастическое – стремительно переносится из нынешней России в Америку, на вымышленные автором Кукушкины острова, в Европу, снова в Россию и Америку. Главные герои – «новый русский» Слава Горелик, его возлюбленная Наташа и пожилой писатель Стас Ваксино, в котором легко угадывается автор.

---

Основные достоинства мистера Горелика: мужская внешность – больше никаких. Основные недостатки мистера Горелика – неумеренное злоупотребление шампанским, лицами женского происхождения, а также на неумеренной скорости эбьюзает[64] дорогие машины.

Эмоциональные вспышки. Не всегда ясная речь. Появления под видом других личностей.

По недавним сведениям, мистер Горелик стал одержим непонятным по силе чувством к гражданке СССР Наталье Ардальоновне Светляковой, также известной как Какаша, 1973 года рождения, проживающей нелегально на территории США и подлежащей розыску.

В целом Америка считает, что и сам мистер Горелик подлежит розыску и аресту для передачи его нашим коллегам в России.

ФЭЙМОС. Эка хватили – парень не виноват, что у него гены так странно закручены. Признайся, Мамм, концовку ты от себя добавил?

МАММ. Босс, все на ваше усмотрение. Многовековое чувство достоинства не позволяет мне сводить счеты с вероломным созданием, чемпионкой ОИ. Пусть ее очередной избранник обладает великолепной мужской внешностью, он, я уверен, не обладает мужской внутренностью. Я мог бы его вызвать на дуэль, как это делали мои предки, но разве я могу драться с евреем?

ФЭЙМОС. А чем евреи не люди? Между прочим, Владимир Соловьев и Лев Николаевич Толстой относились к евреям очень сносно. Я уверен, что с ними можно драться и даже подстреливать. Нет-нет, я тебе ничего не советую, ты должен сам подумать. Ну, в общем, можешь вернуться в свой офис. Ради памяти о твоем отце, с которым мы вместе служили в 82-й авиадесантной, я тебя прощаю. (Забрав «банку данных», уходит.)

Следует сказать, что во время этого диалога две искусственные березы постоянно обнаруживают свое присутствие если не участникам сцены, то зрительному залу. В частности, они комментируют происходящее короткими репликами: «Измена!», «Ревность!», «Мошенник!», «Дуэль!», «Еврей!», «Это была не 82-я, а 83-я, и не авиадесантная, а обычная!». После ухода Фэймоса «березы» застывают, демонстрируя извечную российскую скромную красоту, но только с выпяченными задницами.

Некоторое время на сцене находится один Алекс Мамм, если не считать двух репортеров, которые нацелили свои камеры и микрофоны на окна гостиницы. Мамм прислушивается к ритмичному поскрипыванию и спорадическому повизгиванию, доносящимся из гостиницы. Заметно, что здание начинает потряхивать.

МАММ. Землетрясение, что ли? Земля, что ли, пустилась в пляс? Аллах с ней, пускай трясется. Главное все-таки устоять на ногах. (Уходит.)

Появляется Какаша. Ее трудно узнать. В роскошной шубе она выглядит как красавица из шикарно-спортивных кругов. Из гостиницы в это время доносится вопль чемпионки.

КАКАША. И здесь трахаются! Везде, везде они только и делают что трахаются. Ни одно млекопитающее не трахается так часто, как человек. Детородная функция давно стала второстепенной. Первостепенной стала жажда сласти. Не страсти, а сласти, говорю это как профессионалка секса. Первичный инстинкт превратился в эротическую наркоманию, если только он изначально не был таковым. Даже толстые дядьки и тетки бесконечно трахаются друг с другом. Что касается юных и красивых, к которым я отношу и себя, то они уже давно превратились в сексуальные машины. С пятнадцати лет я знаю, что при первом же взгляде на меня любой мужчина любой расы, любого возраста и любой степени уродливости прежде всего думает: как бы ее трахнуть. А если подсчитать, сколько раз за десять лет я отдавалась этим козлам, можно задохнуться от отвращения. И далеко не всегда по принуждению или для денег. Будь уж откровенна сама с собой, гёрл, ты тоже жаждала сласти, приторной патоки, которую ты хаваешь всеми открытыми частями тела по мере истечения из тебя той же самой сахарной липкой секреции, которую человечество любит больше шоколада. Вся эта сласть, и едальная, и ебальная, одурманила всех на этой планете, почти без исключения – вот она и есть основа первородного греха. Как я хочу прекратить трахаться и завязать со жратвой! Тело мое, в которое я была так влюблена прежде, теперь становится моей обузой.

Пускай избыток шоколада
Течет к сластене-шаху, ну,
Бараний бок уже обглодан —
Теперь он требует шахну.
Позвольте, где же упованье
Любви, надежды нежный смех?
Дрочишь в забытой Богом ванне
И гладишь собственный свой мех.

Ой, что я тут бормочу, бессовестная, богохульная? Ведь если уж дана нам такая забава, значит, неспроста. Ведь были же, наверное, моменты в человеческой истории, когда ангел, падший или парящий, какой-нибудь холозагор или олеожар, одним словом, некий мощный демиург трахал девушку и все о ней знал? Когда я торчу на чем-нибудь, будь это хоть презренный клей «Балт-Флот», я вспоминаю Славку Горелика как вот такого демиурга. Только раз в своей жизни я уловила разницу между сластью и страстью. Та наша единственная ночь, после которой его замели органы, кажется мне, имела какое-то отношение к истории тварей, еще не написанной истории сущего; вот вам и философ из гребного клуба, где он сторожем промышлял себе на анашу. Мне не забыть никогда ни одного из тех моментов, что обрушились на нас, словно пчелиный рой, одномоментно стараясь обжечь и внутри, и снаружи. Путаница моментов, и все остаются в памяти.

Какая же я была дрянь, молокососка! Как я могла выйти замуж сразу за двух американов – Жеку и Коляна? Но почему я, такая дрянь, чем дальше, тем глубже вспоминаю ту ночь со Славкой на Елагином острове? Почему мне все время кажется, что он появится, хотя он пять лет уже не появляется? Дура, вдолбила себе, что если он появится, значит, не совсем еще засосала сласть людская со всей ее параферналией: кондомами, пружинками, пилюлями, подмывками и полосканиями… – что мы вдвоем с ним, только с ним, окажемся в объятиях страсти, не знаю уж какой, земной или небесной, во всяком случае, той, какую жду.

Жду как дура. Ну… какого черта я сюда приперлась, в Березань? Надо было сразу, как только оторвалась от мужей со всей кучей денег, линять в аэропорт, а вместо этого отправилась по модным бутикам и вот теперь в полном прикиде сижу у фонтана, превращаюсь в сосульку и разглагольствую. А ведь в любую минуту могут мужья налететь, начнутся мольбы, намеки на харакири. Нет, ваши сиятельства, цепь больше не защелкнете на гордой шее! С этими двумя лимонами в сумке я уж Славку обязательно найду! Правда, Полкаша? Бесценный мой друг, ты один ко мне пылаешь платонически! Если бы не ты, не смогла бы я оторваться от мужей. Отзовись, мое золото!

ГОЛОС ПОЛКАНА. Ав-ав-ав-авангард!

В этот момент одно из окон гостиницы с шумом распахивается. Из него олимпийской кошкой ловко выпрыгивает Софи. Вслед за ней вылетают ее чемпионские ботинки.

СОФИ. Прощай, луна моя дневная, золотой принц, чао-чао!

В ответ слышится сильный мужской храп.

Софи подбирает свои ботинки и смеется, смеется. Идет босиком по снегу, превосходная и счастливая.

Вдруг видит одинокую фигуру Какаши и застывает на ходу. Две юные женщины долго смотрят друг на дружку, разделенные пятью годами жизни, соединенные чем-то, о чем они только могут догадываться, пойманные в сети триумфов и позоров. Софи с силой рвет «сеть» и уходит. Наташа, подгибаясь, волочась, потом выпрямляясь и гордясь, улетает в сторону горы и исчезает.

РЕПОРТЕРЫ.

Какие кадры, елки-палки!
Она летела, как газель!
В восторге будут даже волки
Российских фирменных газет!

Конец первого акта

Антракт

В АНТРАКТЕ К ВАКСИНО ПОДХОДИТ МОЛОДОЙ ЛИТЕ– РАТУРОВЕД, ЖГУЧИЙ И ЖИРНЫЙ БРЮНЕТ. НА КОГО-ТО ПОХОЖИЙ, МЕЖДУ ПРОЧИМ. ТОЧНЕЕ, СЫН ВАКСИ– НОВСКОГО ПРИЯТЕЛЯ.

ЧТО ЭТО ВЫ ТУТ НАГОРОДИЛИ, СТАС АПОЛЛИНА– РИЕВИЧ? ЗАЧЕМ ВАМ ЭТА ТИПА ДРАМА?

(ОТКУДА ТАКАЯ НАГЛОСТЬ У ЭТИХ ЖИРНЮГ?)

ОТ ВАС НЕ ЭТОГО ЖДУТ.

(ПАПАША В ЭТОМ ВОЗРАСТЕ И ПУКНУТЬ НЕ СМЕЛ, А ЭТОТ СРАЗУ НА ВСЕ ФОЙЕ.)

ВОТ КРИТИК ГОВНОВОЗОВ ТОЛЬКО ЧТО МНЕ СКАЗАЛ: ВАКСИНО ВСЕ ХОРОХОРИТСЯ, ДЕЛАЕТ ВИД, ЧТО НЕ ИСПИСАЛСЯ. ОТ НЕГО СОВСЕМ ДРУГОГО ТИПА ЖДУТ, ЕСЛИ ВООБЩЕ ЖДУТ ЧЕГО-ТО.

(ГДЕ? КОГО? ЧЕГО? КАКОГО ХЕРА?)

НУ, МЕМУАРОВ, ПРИЗНАНИЙ, ТИПА ХУДОЖЕСТВЕН– НОЙ КАПИТУЛЯЦИИ, ЭТО ЦЕНИТСЯ.

(КАК ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ, ДОСЛОВНО – ГОВНОВОЗОВ?)

ДА ВОТ ОН ТАМ, В УГЛУ, СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ У БУФЕТА.

ВАКСИНО СМОТРИТ, КУДА ПОКАЗЫВАЮТ, И НИКОГО ТАМ НЕ ВИДИТ, КРОМЕ ЗДОРОВЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ, КУ-ШАЮЩЕЙ КУСОК КУРЫ.

(ТАМ НЕТ НИКАКОГО КРИТИКА МУЖСКОГО РОДА, ОДНА ТОЛЬКО ФЕМИНА СТОИТ С ЕДОЙ.)

ЧОРСКИНД ВГЛЯДЫВАЕТСЯ ВНИМАТЕЛЬНО В ЛИЦО ВАКСИНО.

Я ВИЖУ, ВЫ СОВСЕМ НЕ В КУРСЕ НАШЕЙ ОБСТА– НОВКИ, СТАС АПОЛЛИНАРИЕВИЧ. НАПРАСНО ОТМАЛ– ЧИВАЕТЕСЬ.

(СЛЫШИТЕ – ЗВОНОК. ПАПАШЕ ПРИВЕТ, МАМАШЕ ПРИВЕТ!)

ОНИ РАСШАРКИВАЮТСЯ: ВСЕ-ТАКИ ПОРЯДОЧНОЕ ВОС– ПИТАНИЕ.

Акт второй

Сцена представляет собой все ту же главную улочку поселка Березань, однако за время антракта в ней произошли разительные изменения: сошли снега, расцвели своей скромной, но неотразимой красой березы, забил фонтан, все окна и двери открылись. Иными словами, классическая триада (единство времени, места и действия) слегка нарушена: за несколько часов, прошедших с утренних событий, Березань оказалась в иной климатической зоне. Гора, впрочем, по-прежнему бела. Там работает подъемник и проскальзывают вниз фигурки лыжников.