Илья Гилилов - Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

• Название: Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
• Автор: Илья Гилилов
• Жанр: Публицистика

---

Вся эта "краткая культурология художественной гениальности" выглядит как злая пародия на наукообразное пустословие. Однако следующие одно за другим странные даже для самого непритязательного слуха утверждения предлагаются их автором вполне серьезно как неоспоримые доказательства, что Шакспер, "вращаясь в гуще народа", был удостоен "нисшествия гениальности" и "харизмы". Аристократы же подобного нисшествия удостоиться не могли, поскольку "не вращались в гуще" и не имели такого общенационального кругозора, как простолюдины и их потомки...

Посмотрим рассуждения Н. Б. об интереснейшем и загадочном человеке Роджере Мэннерсе, 5-м графе Рэтленде, ближайшем друге графа Саутгемптона, которому посвящены шекспировские поэмы, однокашнике Розенкранца и Гильденстерна, организаторе фарса вокруг шута Кориэта, человеке, смерть которого совпадает с прекращением шекспировского творчества. Сначала просто объявляется, что "16-17-летний Ретленд никак не мог быть ни автором поэм и сонетов, ни их почтительных посвящений {Если кто и мог в 1593-1594 гг. посвятить свои поэмы Саутгемптону - так это прежде всего его младший друг Рэтленд.}, ненужных ему, графу Ретленду - лорду сызмальства". На то, что такие доводы давно опровергнуты, в том числе и в "Игре об Уильяме Шекспире", Н. Б. никакого внимания не обращает. Потом мы узнаем, что Рэтленд стал "трагически безумным, а не будь он граф, то был бы признан уголовно-святотатственным"! В другом месте вдруг сообщается, что Рэтленд "за первое десятилетие 1600-х годов был не просто расслаблен, но впал в какое-то странное психическое расстройство, и если бы был экспертирован как вменяемый, то в преступное". Из сохранившихся писем известно, что у Рэтленда болели ноги, в конце жизни (незадолго до смерти) были отмечены спазмы сосудов головного мозга. Больше о болезни Рэтленда мы ничего не знаем. Что касается какого-то психического расстройства, даже "агрессивного и далеко зашедшего" (!), то это чистейшая - и довольно странная - выдумка нашего Н. Б.

Откуда же такая выдумка могла появиться? Оказывается, академик поставил столь серьезный психиатрический диагноз графу Рэтленду, узнав из моей книги, что в своем завещании тот совсем не упомянул жену - Елизавету. Н. Б. сравнивает завещание Рэтленда с завещанием Шакспера (который жену все-таки упомянул) и делает вывод о "безусловном преимуществе Шекспира (то есть Шакспера. - И. Г.) перед Ретлендом". Почему? "Вопрос решается леденящей кровь доныне последней волей Ретленда, успешно остановившей кровь юной вдове". Рэтленд, как понял из его завещания наш академик, будучи психически ненормальным, внушил молодой жене мысль о "необходимости подневольного самоубийства вслед за смертью мужа". Выдумка разукрашивается новыми "останавливающими кровь" подробностями!

На самом деле никаких данных о "подневольности" ухода из жизни Елизаветы Сидни-Рэтленд нет и никогда не было, и об этом Н. Б. мог бы прочитать в "Игре об Уильяме Шекспире". Поэты - участники честеровского сборника определенно считали, что она последовала за мужем добровольно, это же видно из стихотворения Джонсона (стихотворение IV цикла "Лес"). Не могло подтолкнуть ее к трагическому шагу и материальное положение - после смерти мужа она в любом случае не оставалась без средств к существованию. Но Н. Б. продолжает фантазировать: "У жены-барышни... столь несчастного и неопытного существа (какое уж писание драм! {Очевидно, Н. Б. полагает, что писать драмы могут только люди вполне благополучные.}) от ужаса обреченности стали возникать те психические отклонения, отражение которых можно выявить в патологическом завещании мужа" (!) и т. д. и т. п. Граф Рэтленд объявляется женоубийцей, редким преступником, изощренным злодеем ("уж лучше бы объявить его окончательно сошедшим с ума и недееспособным"), причем каждый из этих "приговоров" повторяется по нескольку раз!

Не будем искать в этой сумбурной и странной эскападе какое-то рациональное зерно. Но обратим внимание на вывод, которым заканчивает ее наш воинственный оппонент: "Таков "вероятный кандидат" И. М. Гилилова в Шекспиры - Роджер Мэннерс, Уграф Ретленд...". То есть все эти громогласные заключения об "агрессивной психической ненормальности" и обвинения в женоубийстве нужны академику, чтобы "признать" Рэтленда неподходящим для роли Шекспира из-за плохой "нравственной репутации"!

Конечно, нам не известны все детали отношений четы Рэтлендов, но ясно, что они были непростыми. Очень непростым человеком был сам Роджер, с его склонностью к таинственности, розыгрышам, с его отстраненностью от великосветской суеты; мы не знаем, какая болезнь мучила его и рано свела в могилу, не знаем, почему брак Рэтлендов так и остался платоническим. Да, это была странная чета, ее жизнь и смерть окутаны завесой тайны, созданной ими самими и их верными друзьями - "поэтами Бельвуарской долины". Но ни эта таинственность, ни странность отношений не дают оснований для смехотворных "заключений" об их "психической ненормальности" и т. п. И уж в любом случае эта таинственность не может исключить их вовлеченность в литературное творчество, их причастность к феномену Шекспира, к тому же подтвержденные множеством исторических и литературных фактов. Забавно: наш оппонент верит, что гениальным (и при том - самым образованным) поэтом и драматургом Европы был человек, чья даже элементарная грамотность остается под большим вопросом. А вот Рэтленд, оказывается, быть автором поэм и пьес не мог, так как его "нравственная репутация" кажется нашему оппоненту сомнительной! Еще раз подчеркнем: о подлинной "нравственной репутации" Рэтленда почти ничего достоверного не известно. Но абстрагируемся от данной конкретной личности и даже от "шекспировского вопроса" вообще и зададим вполне оправданный вопрос: исключает ли "нравственная репутация" (характер, поведение, семейные и любовные отношения) таких разных поэтов и писателей, как Байрон, Верлен, Оскар Уайльд, Сергей Есенин (первые пришедшие на ум имена), их причастность к литературному творчеству?

В "Игре" рассказывается об обстоятельствах ухода Рэтлендов из жизни, об их загадочных похоронах, и этот рассказ основан на документально подтвержденных фактах. Там, где факты допускают различные толкования, это специально оговаривается. Однако Н. Б. именует рассказ о смерти и похоронах Рэтлендов "черным готическим романом" и неоднократно выражает свое неприятие и непонимание фактов, многие из которых он при этом нелепо искажает.

Например, в "Игре" специально оговаривается, что высказывавшиеся ранее предположения, будто Рэтленд и его жена были умерщвлены его братом и наследником Фрэнсисом, не имеют под собой основания. Академик же, видимо, понял все это с точностью до наоборот и пишет: "Гилилов не отрицает, что, возможно, брат-преступник умертвил Ретленда и его жену"! Потом Н. Б. приписывает мне еще одну свою нелепую выдумку: будто Елизавету "по тому же распоряжению мужа" отравил его брат Оливер! Поневоле задумаешься, как все это назвать... В приводимом в "Игре" письме Джона Чемберлена говорится, что причиной смерти Елизаветы Сидни-Рэтленд были какие-то таблетки, полученные от сидевшего в тюрьме Уолтера Рэли. Изготовить таблетки мог его сводный брат Гилберт, возможно, Елизавета и получила их когда-то от него. Деталей этой истории мы не знаем, да они и не имеют большого значения. Но Н. Б. отметает возможность какого-то участия Уолтера Рэли, "так как Рэли был среди врагов Эссекса, то есть и Ретлендов". Нет, уважаемый Н. Б., совсем не "то есть"! Рэли был в отличных отношениях с графиней Пембрук (теткой Елизаветы), она пыталась помирить с ним короля, брат Рэли - тот самый Гилберт - жил в ее доме, большим поклонником Рэли был наследный принц Генри, близкий к кругу Пембруков - Рэтлендов. Ничего невероятного в том, что яд был получен от Рэли и его брата, нет (при этом они могли и не знать, для кого и для чего он предназначается).

Не желает Н. Б. понимать и как это Елизавету могли тайно похоронить в соборе св. Павла, в могиле ее отца. Но "тайно" - значит без огласки, такие похороны проводились обычно ночью; разумеется, делалась надлежащая запись в приходской книге (она сгорела в 1666 году). Опять незнание фактов, непонимание достаточно ясного текста в "рецензируемой" книге...

Полное непонимание проявляет Н. Б. и когда пытается опровергнуть (основательно запутав) факты, связанные с необыкновенными похоронами Рэтленда. А они действительно необыкновенные: одна торжественная похоронная церемония - без покойника - чего стоит! Пусть театральные режиссеры, актеры попытаются увидеть, представить себе эту потрясающую сцену... Но нигде в "Игре" не утверждается, что вместо Рэтленда и в Боттесфорде, и в Лондоне якобы захоронили тела каких-то других личностей, или что Елизавету похоронили дважды и тому подобные нелепости. Это - домыслы нашего запутавшегося в трех соснах Н. Б. А вот еще. Нигде в моей книге не сказано (и не могло быть сказано), что король прибыл в Бельвуар 28 июля 1612 года, то есть после похорон Рэтленда, но до смерти его жены. Эту дату выдумал сам Н. Б., после чего он торжествующе вопрошает: "Как же мог король знать о тайне погребения еще живой вдовы?" и развивает эту тему в нескольких абзацах. На самом деле в "Игре" говорится - после рассказа о смерти Елизаветы 1 августа 1612 года, - что "через несколько дней в Бельвуар прибыл сам король с наследным принцем". Что тут непонятного? Если академику действительно так нужна точная дата прибытия монарха, сообщаю: это произошло 17 августа 1612 года, и эта дата полностью соответствует тому, что рассказывается в "Игре об Уильяме Шекспире" об удивительных событиях тех далеких дней... В одном месте своей брошюры, касаясь этих событий, Н. Б. признается, что "толком не разберешь", что тут к чему. Было бы с его стороны честным признать, что и в других непростых событиях и фактах, прямо или косвенно связанных со столь ужасающим его "шекспировским вопросом", он просто не может (а поэтому и не хочет) "толком разобраться". Ведь об этом свидетельствует каждая страница его труда, призванного во что бы то ни стало защитить "авторские права" Уильяма Шакспера.